Сад божественных песней, прозябший из зерен священного писания
В ближайших номерах нашего журнала мы предполагаем опубликовать небольшой очерк о жизни и творчестве украинского мыслителя Григория Саввича Сковороды (1722–1794 гг.), этого, по словам С.С. Аверинцева, «необычного поэта, мудреца и прозорливца с чертами высокого юродства»См. С.С. Аверинцев. Два странника. «Родина», 1, 1989, с. 66, а пока предлагаем читателю его стихи.
«Сад божественных песней, прозябших из зерен Священного писания» состоит из тридцати стихотворений. «Это — лирика Сковороды, торжественная величавая и правдивая, — пишет В. Эрн. — Не входя в эстетический разбор «песней» Сковороды, скажу только, что это настоящие песни, а не просто стихи. Они предназначались для пения, иногда в несколько голосов, сопровождаемого игрой самого Сковороды на разных инструментах — флейте, сопилке, бандуре, скрипке, флейттраверсе, гуслях, — и конечно, в таком виде сильно выигрывали. По словам Ковалинского (ближайшего друга и биографа Сковороды — ред.), они исполнены были «гармонии простой, но важной, проникающей душу»В. Эрн. «Григорий Саввич Сковорода». Москва, Путь, 1912, с. 76..
«Поэзия Сковороды — поэзия песенная: за ее интонациями — напевы лирников и бандуристов родной Украйны и европейская музыкальная культура эпохи барокко. Тогда музыка умела плакать и ликовать с такой цельностью и силой, с таким мудрым и простодушным соединением стихийности и церемонности, как никогда ни ранее, ни позже. От духа этой музыки — и резкость эмоционального порыва, мощного, как явление сил природы:
«Ах ты, тоска проклята! о докучлива печаль!
Грызешь меня измлада, как моль платье, как ржа сталь».
От него — и бодрость народного танца, в которой выражает себя внутренняя свобода мудреца; от него — и рассудительность, менее всего сухая, служащая зеркалом целомудренной упорядоченности душевного строя. Кто не расслышит в поэтическом слове Сковороды мелоса — ничего не поймет в нем»См. С.С. Аверинцев. Два странника. «Родина», 1, 1989, с. 66..
Замечательно, что русский философ Владимир Соловьев состоял по материнской линии в родстве с украинским мыслителем. «Это отдаленное кровное родство — словно внешний символ куда более тесного духовного родства»См. С.С. Аверинцев. Два странника. «Родина», 1, 1989, с. 66., — говорит С. С. Аверинцев, отмечая сходство не только в их мысли и судьбе, но и в их стихах, которые он называет «угловатыми».
Мы приглашаем нашего читателя совершить внутреннее усилие и продраться сквозь эту «угловатость», и тогда они «скажут нам нечто, чего мы не услышим больше ни от кого. Вправду скажут, если мы будем вслушиваться как надо, с доверием и верностью, если мы посмеемся с ними их освобождающим смехом и разделим с ними их серьезность, которая поистине не от мира сего. И тогда одна строка может дать ориентир для целой жизни»См. С.С. Аверинцев. Два странника. «Родина», 1, 1989, с. 66..
Григорий Саввич СКОВОРОДА (1722–1794)
САД БОЖЕСТВЕННЫХ ПЕСНЕЙ, ПРОЗЯБШИЙ ИЗ ЗЕРЕН СВЯЩЕННОГО ПИСАНИЯПо изд.: Григорий Сковорода. Сад божественных песней. Киев. «Днiпро». 1988 г.
ПЕСНЬ 2-Я
Из сего зерна: По земле ходяще, обращение имамы на небесех.
Оставь, о дух мой, вскоре все земляныи места!
Взойди, дух мой, на горы, где правда живет свята,
Где покой, тишина от вечных царствует лет,
Где блещит та страна, в коей неприступный свет.
Оставь земны печали и суетность мирских дел!
Будь чист хоть на час малый, дабы ты выспрь возлетел,
Где Иаковль Господь, где невечерня заря,
Где весь ангельский род лице Его выну зрят.
Се силоамски воды! омый скверну от очес,
Омый все членов роды, дабы возлететь до небес,
Ибо сердцем нечист не может Бога узреть
И нельзя до сих мест земленному долететь.
Душа наша телесным не может довольна быть:
Она только небесным горит скуку насытить.
Как поток к морю скор, так сталь к магниту прядет,
Пламень дрожит до гор, так дух наш к Богу взор рвет.
Кинь весь мир сей прескверный. Он-то вточь есть темный ад.
Пусть лежит невежь враг черный; ты в горний возвысись град.
И, по земле ходя, вселися на небесах,
Как учит Павел тя в своих чистых словесах.
Спеши же во вечну радость крыльми умными отсель,
Ты там обновиш радость, как быстропарный орел.
О треблаженна стать, всего паче словесе!
Кто в свой ум может взять, разве сшедый с небесе?
Конец
ПЕСНЬ 7-Я
Воскресению Христову.
Из сего зерна: Единонадесять ученицы идоша в Галилею на гору, аможе повеле им Иисус. Пасха!
Кто ли мене разлучит от любви Твоей?
Может ли мне наскучить дивный пламень сей?
Пусть весь мир отбежит!
Я буду в Тебе жить, о Иисусе!
Веди меня с Тобою в горний путь на крест;
Рад я жить над горою, брошу долню персть.
Смерть Твоя — мне живот,
Желчь Твоя — сластей род, о Иисусе!
Язвы Твои суровы — то моя печать,
Венец мне Твой терновый — славы благодать,
Твой сей поносный крест —
Се мне хвала и честь, о Иисусе!
Зерно пшенично в нивах естли согниет,
Внешность естли нежива, нов плод внутрь цветет.
За один старый клас
В грядущий летний час сторичный дает плод.
Сраспни мое Ты тело, спригвозди на крест;
Пусть буду звне не целой, дабы внутрь воскрес.
Пусть внешний мой изсхнет,
Да новый внутрь цветет; се смерть животна.
О новый мой Адаме! О краснейший Сын!
О всегосветный сраме! О буйства Афин!
Под буйством Твоим свет,
Под смертью — жизнь без лет. Коль темный закров!
Конец
ПЕСНЬ 9-Я
Святому Духу. Из сего: Дух Твой благий наставит мя на землю праву. Снизшед, языки слия. Разгласная возшуме.
Голова всяка свой имеет смысл;
Сердцу всякому своя любовь,
И не однака всем живущим мысль:
Тот овец любит, а тот козлов.
Так и мне вольность одна есть нравна
И безпечальный препростый путь.
Се — моя мера в житии главна;
Весь окончится мой циркуль тут.
Ты, с
вятый Боже и веков Творец,
Утверди сие, что Сам создал.
При Тебе может все в благий конец
Так попасти, как в магниту сталь.
Аще ж не право зрит мое око,
Ты мене, Отче, настави здесь;
Ты людских видиш, сидяй высоко,
Разных толь мнений безщетну смесь.
Тот на восточный, сей в вечерний край
Плывет по щастье со всех ветрил,
Иной в полночной стране видит рай,
Иный на полдень путь свой открыл.
Один говорит: вот кто-то косит!
А другий спорит: се ктось стрижет,
А сей: у воза пять кол, голосит.
Скажи: кий бес нам в прах мысль сечет?
Конец
ПЕСНЬ 10-Я
Из сего зерна: Блажен муж, иже в премудрости умрет и иже в разуме своем поучается святыне (Сирах).
Всякому городу нрав и права;
Всяка имеет свой ум голова;
Всякому сердцу своя есть любовь,
Всякому горлу свой есть вкус каков,
А мне одна только в свете дума,
А мне одно только не йдет с ума.
Петр для чинов углы панскии трет,
Федька-купец при аршине все лжет.
Тот строит дом свой на новый манер,
Тот все в процентах, пожалуй, поверь!
А мне одна только в свете дума,
А мне одно только не йдет с ума.
Тот непрестанно стяжает грунта,
Сей иностранны заводит скота.
Те формируют на ловлю собак,
Сих шумит дом от гостей, как кабак, —
А мне одна только в свете дума,
А мне одно только не йдет с ума.
Строит на свой тон юриста права,
С диспут студенту трещит голова.
Тех безпокоит Венерин амур,
Всякому голову мучит свой дур, —
А мне одна только в свете дума:
Как бы умерти мне не без ума.
Смерте страшна, замашная косо!
Ты не щадишь и царских волосов,
Ты не глядишь, где мужик, а где царь, —
Все жереш так, как солому пожар.
Кто ж на ея плюнет острую сталь?
Тот, чия совесть, как чистый хрусталь…
Конец
ПЕСНЬ 15-Я
Великой Субботе. Из сего зерна: Почи Бог в день седьмый. Еще внийдут в покой мой.
Лежиш во гробе, празднуеш субботу
По трудах тяжких, по кровавому поту.
Князь никоих дел в тебе не имеет,
Князь сего мира, что всеми владеет.
О неслыханны се следы!
О новый роде победы!
О сыне Давидов!
Сыне Давидов, Лазаря воззвавый
Из мудростей земных до небесной славы,
Убий телесну и во мне работу!
Даждь мне с Тобою праздновать субботу,
Даждь мне ходить в Твои следы,
Даждь новый сей род победы,
О сыне Давидов!
Конец
ПЕСНЬ 16-Я
В сию силу: Дугу мою полагаю во облаце.
Пройшли облака. Радостна дуга сияет.
Пройшла вся тоска. Свет наш блистает.
Веселие сердечное есть чистый свет ведраВедро значит небесную светлость и чистоту воздуха; войшло в славянский язык из еллинского; у них светлость воздуха глаголется: … — Прим. автора,
Если миновал мрак и шум мирскаго ветра.
О прелестный мир! Ты мне — океан, пучина.
Ты — мрак, облако, вихр, тоска, кручина.
Се радуга прекрасная мне ведро блистает,
Сердечная голубочка мне мир вещает.
Прощай, о печаль! Прощай, прощай зла утроба!
Я на ноги встал, воскрес от гроба.
О отрасле Давидовска! Ты брег мне и кифа,
Ты радуга, жизнь, ведро мне, свет, мир, олива.
Конец
ПЕСНЬ 28-Я
О тайном внутрь и вечном веселии боголюбивых сердец. Из сих зерен: Веселие сердца — живот человеку, и радование мужа — долгоденствие; Иже аще погубит душу свою мене ради, той спасет ю. Что пользы человеку, аще приобрящет мыр весь, отщетится же души своей?
Возлети на небеса, хоть в версальскии лесаВерсалия (Versailles) именуется французского царя едем, сиречь рай, или сладостный сад, неизреченных светских утех исполнен. — Прим. автора,
Вздень одежду золотую,
Вздень и шапку хоть царскую;
Когда ты невесёл, то всё ты нищ и гол.
Проживи хоть 300 лет, проживи хоть целый свет,
Что тебе то помогает,
Естли сердце внутрь рыдает?
Когда ты невесёл, то всё ты мертв и гол.
Завоюй земный весь шар, будь народам многим царь,
Что тебе то помогает,
Аще внутрь душа рыдает?
Когда ты невесёл, то всё ты подл и гол.
Брось, пожалуй, думать мне, сколько жителей в луне!
Брось Коперниковски сферыКоперник есть новейший астроном. Ныне его систему, сиречь план, или типик, небесных кругов весь мир принял. Родился над Вислою, в польском городе Торуне. Сист[ему] свою издал в [1543 г.]. Сфера есть слово еллинское, славенски: круг, клуб, мяч, глобус, гира, шар, круг луны, круг солнца» — Прим. автора.
Глянь в сердечные пещеры!
В душе твоей глагол, вот будеш с ним весёл!
Бог есть лутчий астроном, Он наилутчий економ.
Мать блаженная натураБлаженная натура есть имя Господа Вседержителя. — Прим. Автора
Не творит ничто же здура.
Нужнейшее тебе найдеш то сам в себе.
Глянь, пожалуй, внутрь тебе: сыщешь друга внутрь себе,
Сыщеш там вторую волю,
Сыщеш в злой блаженну долю:
В тюрьме твоей там свет, в грязи твоей там цвет.
Правду Августин певал: ада нет и не бывал5 Ад есть слово еллинское, значит темницу, место преисподнее, лишенное света, веселия и дражайшия злата — свободы. Адский узник есть зерцалом пленников мучительныя своея воли, и сия лютая фуриа непрерывно вечно их мучит. — Прим. автора,
Воля — ад твоя проклята,
Воля наша — пещь нам ада.
Зарежь ту волю, друг, то ада нет, ни мук.
Воля! О несытый ад! Все тебе ядь, всем ты яд.
День, нощ челюстьми зеваеш,
Всех без взгляда поглощаеш;
Убий ту душу, брат, как упраздниш весь ад.
Боже! О живый глагол! Кто есть без Тебе весёл?
Ты един всем жизнь и радость,
Ты един всем рай и сладость!
Убий злу волю в нас, да Твой владеет глас!
Даждь пренужный дар нам сей; славим Тя, Царя царей.
Тя поет и вся вселенна,
В сем законе сотворенна,
Что нужность не трудна, что трудность не нужна.
Конец
Pro memoria, или припоминание.
Самое сущее Августиново слово есть сие: «Tolle voluntatem propriam et tolletur infernus — «Истреби волю собственную — и истребится ад».
Как в зерне маврийский дуб, так в горчичном его слове сокрылася вся высота богословския пирамиды и аки бездна жерлом своим пожерла весь Иордан богомудрия. Человеческая воля и Божия суть два врата — адова и небесная. Обретший среде моря своея воли Божию волю — обрете кифу, сиречь гавань оную: «На сем камне утвержу всю церковь Мою». «Таится сие им, яко небеса» и проч. «И земля (се оная обетованная! Зри, человече) посреди воды…» Аще кто преобразил волю во волю Божию, воспевая сие: «Ищезе сердце мое» и протч. Сему Сам Бог есть сердцем. Воля, сердце, любовь, Бог, Дух, Рай, гавань, блаженство, вечность есть тожде. Сей не обуревается, имея сердце оное: «Его же волею вся управляются». Августиново слово дышет сим: «Раздерите сердца ваши». «Возьмите иго Мое на себе». »Умертвите уды ваша». «Не яже хощете… сия творите». «Несть наша противу крови и плоти». «Враги человеку домашнии его». «На аспида и василиска наступиши». «Той сотрет твою главу…» и проч.
