Харизматический аспект священства епископа
Предлагаемая вниманию читателя статья одного из самых известных и ярких греческих богословов 60–80 гг. Никоса Ниссиотиса, безвременно погибшего в 1986 г., посвящена столь актуальной сегодня проблеме переосмысления места и смысла епископского служения в христианской Церкви. Написанная в контексте межконфессионального диалога, эта статья суммирует достижения в этой области православного богословия последних десятилетий. Нельзя не обратить внимания на то, что ставший уже привычным и естественным (увы, пока еще далеко не для всех) евхаристический и функциональный (в противовес универсальному и онтологическому) подход к экклезиологическим проблемам церковного и, в частности, епископского служения тут существенно дополнен общинным и личностным, экзистенциальным подходом, что не может не радовать.
Отрадно и то, что здесь преодолевается ставший традиционным уже для самой евхаристической экклезиологии взгляд на епископскую (и пресвитерскую) харизму как на единственную харизму управления в Церкви (см., например, протопр. Н. Афанасьев. «Служение лаиков в области церковного управления» в книге «Церковь Духа Святого», а также протопр. А. Шмеман. «По поводу богословия соборов» в книге «Церковь, мир, миссия», М., 1996, с. 139–152). Никос Ниссиотис убедительно показывает, что харизма «эпископе» включает в себя не только собственно церковных епископов и пресвитеров, но также христианских пророков и учителей. Это вывод, который, если он будет усвоен современной церковью, не может не оказать всестороннего влияния на церковную жизнь, и в частности, на проблему состава Вселенских и поместных соборов.
Однако нельзя с сожалением не отметить, что в этой статье не вполне выявлено значение апостольского служения в его взаимоотношении с епископским, а также принципа поместности Церкви. Нельзя не отметить и того, что само понятие общины остается здесь по-прежнему неопределенным и даже расплывчатым. Ведь вряд ли мы всерьез можем называть современную епархию — общиной без потери того самого личностного измерения, на котором так настаивает автор предлагаемой статьи. Но это значит, что смешение евхаристической и универсальной экклезиологии, о котором писал еще о. Н. Афанасьев (см. Statio orbis. «Православная община» № 49, с. 41–53), не только остается по-прежнему непреодоленным, но даже усугубляется, ввиду включения в него еще и собственно общинного измерения экклезиологии.
Тем не менее, поскольку данная проблема все настойчивее и настойчивее требует своего разрешения, мы рады возможности познакомить нашего заинтересованного читателя с работой Никоса НиссиотисаПечатается по: Nikos Nissiotis. L‘аspect charismatique du sacerdoce épiscopal // Contacts № 183, 3eme Trimestre 1998, с. 215–246..
В межконфессиональных спорах обычно легко приходят к согласию в том, что священство и функции епископа должны рассматриваться в рамках священства и служения священников или пастырей, внутри Церкви, составной частью которой является сам епископ. В то же время, межконфессиональные противоречия обостряются именно в вопросе отношения к епископату. Наша экклезиология все еще основывается на юридическом и институциональном принципе, где, следуя пирамидальной схеме, епископ располагается на вершине и в практической жизни церкви превращается в единственного в своем роде администратора, оторванного от остальных верных и возглавляющего структуру церкви. Вот почему, несмотря на то, что епископ, по нашему мнению, не должен рассматриваться как нечто отдельное, существует особый интерес рассматривать его именно в таком качестве. Однако так мы рискуем исказить изучаемый предмет с самого начала, изолируя епископа от церковного контекста, без которого невозможно и не должно приступать к этой дискуссии.
Поэтому, если исходя из ситуации и контекста разделенных традиций, мы обязаны сконцентрировать наше внимание именно на этом предмете, что с экклезиологической точки зрения неправомерно, нам надо постоянно возвращаться к церковным и общинным началам, чтобы лучше понять священство и функции епископства как составной части всей совокупности церковной жизни. Таким образом, мое сообщение предполагает такую экклезиологию, которая ставит акцент на жизни Церкви как основной категории всякой экклезиологии. Это значит, что эта жизнь проявляется через таинства, через написанное и проповедуемое слово, через миссию и евангелизацию, организуемую и проводимую в жизнь конкретными людьми, избранными народом Божьим, чтобы служить этому народу в силе Духа Святого, обещанного Христом Своей Церкви. Таким образом, фундаментальное понятие этой экклезиологии основывается на первичном церковном акте — собирании Духом Святым народа Божьего в согласии и едином духе в данном месте; это действие составляет необходимую предпосылку харизматической жизни церковной общины. Первенство в этой экклезиологии принадлежит общинной и литургической жизни, которая выражается в миссии и евангелизации и которая постоянно превосходит внешнюю сторону церковной институции, хотя и не отрицая ее как составную часть общины, созданной дарами Святого Духа.
Отсюда становится очевидно, что священство и функции епископа также должны пониматься как составная часть этой высшей реальности харизматической жизни Церкви, всегда подчиненная ей. Епископ — служитель этой высшей реальности, он подчинен ей вместе со всеми верными своей епархии и для них. Без этой реальности его священство и функции не могут ни существовать, ни иметь смысла. Слова св. Киприана: «Церковь в епископе, и епископ в Церкви» означают не только то, что церковь в своей эмпирической реальности проявляется через епископаНиколай Афанасьев. «L`infaillibilite de l`Eglise du point de vue d`un theologien orthodoxe» («Непогрешимость Церкви с точки зрения православного богословия») (с. 186). Отрывок из «L`infaillibilite de l`Eglise», Journees Њcumeniques de Chevetogne, 1961, c. 183–201 (Editions de Chevetogne)., но также и то, что епископ не может существовать без церковной общины и без полного подчинения его деятельности в этой общине и для нее. Епископа, таким образом, нельзя представить себе ни над церковью, ни вне, ни рядом, ни напротив ее, но только в ее центре, в окружении других харизматиков (т.е., здесь и далее — людей, несущих какое-либо харизматическое служение — ред.) и вместе с ними. Он соединяет их в своем лице: функция единения — это первостепенная пастырская функция.
Другой исходный принцип моего сообщения заключается в том, что эта экклезиология, основывающаяся на общинной и литургической жизни, термином «харизматический» не предполагает сущностного противопоставления институционального и харизматического аспектов. И еще: в своем докладе я не ставлю цели упразднить всякую иерархию, сведя ее к простому различию харизм (т.е., здесь и далее — даров — ред.), дабы защитить их абсолютное равенство и отрицать, таким образом, власть епископа, присущую ему по самому понятию его харизмы. Цель этого сообщения в том, чтобы показать, что харизматический аспект епископства, основывающийся на таинственной и миссионерской жизни Церкви, будучи первым и главным таинством, выраженным ее харизматической общиной, превосходит всякое противопоставление институции и харизмы и не создает проблемы власти как чего-то статичного и негибкого, как это делало юридическое богословие, основываясь на онтологическом понимании природы священства епископа.
Наконец, я согласен с мнением профессора Ф. Лейнхардта, который в своей замечательной работе о понятии эпископе (блюстительства) в Новом завете пишет: «Между коринфскими беспорядками и склерозом церковной администрации надо искать ее путь (путь власти Церкви). Этот путь будет всегда трудным, всегда рискованным. Он постарается установить то необходимое равновесие, к которому призывал апостол Павел своих коринфских адресатов, в котором приходят к согласию требования свободы Святого Духа и требования необходимого порядка в устроении Церкви»Franz-J. Leenhardt. «Les fonctions constitutives de l`Eglise et l`Episcope selon le Nouveau Testament», Revue d`Histoire et Philosophie religieuse, № 2, 1967, Presses Universitaires de France, Paris, c. 11–149..
1. Реальность епископата в жизни Церкви
Нельзя претендовать на то, чтобы окончательно ответить на все вопросы, касающиеся истоков и первоначальных форм существования епископата во всех поместных церквах в период первых трех-четырех десятилетий жизни ранней церкви. Эта трудность, этот недостаток точных исторических сведений не создает серьезных проблем у богословов Восточной церкви, если речь идет о наличии епископа в центре евхаристической и литургической общины, начиная с самого начала ее жизни, организованной в знающие свои определенные границы церковные общины.
Разумеется, существовало множество форм и названий этого лица, которое находилось в центре общины, что было обусловлено, главным образом, еженедельным служением Евхаристии. В православной традиции не стараются вычитать в Библии отчетливой информации о том, какое название употреблялось во всех церквах для обозначения этого лица с самого начала организованной жизни Церкви, так как Библия не старается описывать истоки и механизмы, подтверждающие правильность церковной институции. Новый завет обращается к этой институции лишь косвенным образом и в тех случаях, когда это необходимо, чтобы показать, как разворачивалась жизнь Церкви и каким образом харизмы Святого Духа распространялись среди верных всех поместных общин. Так, можно отметить, что Библия нам дает некоторые сведения об этом; ее наиболее древние списки показывают, что епископство (как термин епископос, его обозначающий) — это титул, присвоенный старшему пресвитеру, совершающему Евхаристию, но в ней не сказано ни того, что это название было также распространено во всех церквах Запада и Востока, ни того, что в других местах оно было другим. Благодаря многочисленным публикациям профессора Г. Конидариса из Афин, мы можем, представив здесь некоторые его положения, резюмировать их следующим образом.
А. С самого начала существовал акт поставления [или ординации, посвящения в сан] через возложение рук (хиротонию). Согласно книге Деяний (14: 23), пресвитеры поставлялись после общинного акта призывания Святого Духа, совершаемого одним из апостолов или, в его отсутствие, членом общины, который пользовался этой привилегией, данной апостолами.
Б. Очень рано те, кто были поставлены таким более или менее сходным во всех общинах образом, стали называться пресвитерами и епископами во множественном числе, так как, по-видимому, они возглавляли собрания христианской общины в конкретном месте, особенно собрания евхаристические, керигматические и катехизические, откуда они направляли на служение харизматиков, пророков и миссионеров. Несмотря на отсутствие единых формы и названия, можно заключить, что среди них был некто, кто, в некоторых случаях, отличался от других определенным артиклем — … (2 Ин 1: 1; 1 Ин 5: 1), как со-пресвитер. Также мы встречаем его тогда, когда описание события требует упоминания лица, отличного от других (случай, конечно, редкий, так как Новый завет не имеет никакого намерения описывать структуру институции Церкви); имя этого человека дано без упоминания его функции пресвитера или епископа. В Иерусалиме Иаков (речь идет не об апостоле Иакове), а после 42 года — и его преемник Симон, именуется председателем. Именно он, Иаков, председательствовал на соборе в качестве председателя поместной церковной общины.
В. Вот почему церковная литература (письма и различные документы) конца первого—начала второго века, касаясь этого лица, упоминает только его имя, следуя первоначальной традиции ранней церкви, о которой Новый завет говорит лишь по случаю. Употребляются выражения «Поликарп и те, кто с ним» (oi sun auto presbuteroi) или (что гораздо более значимо для нашей темы и нашего тезиса о харизматическом и общинном аспекте епископства) имя председателя упоминается вместе с жителями той местности, в которой он осуществляет свою харизму блюстительства (понятие качественное и еще не географическое), как, например, «Игнатий антиохийцев», или «Поликарп Смирнян».
Похоже, что ранние христиане, особенно на Западе, не решались употреблять титул «епископ» в единственном числе, т.к. этот титул, согласно некоторым библейским текстам (1 Пет 2: 25; 5: 4; Евр 13: 13)См. Г. Конидарис. «Новые исследования в области проблем, касающихся источников по изучению структуры первохристианства», том III (на греч.), Научный журнал Богословского факультета в Афинах, 1957, с. 211–223; а также в Proces 5 de l`Academie d`Athenes, том 32, 1957, с. 17–52., был сохранен единственно за личностью Христа.
Можно заключить, что первые поместные общины, прежде чем стали употреблять титул «епископ» в его сегодняшнем значении, узнавали друг друга как ту же самую и единую апостольскую Церковь по имени первого пресвитера, которого в некоторых случаях, тоже очень рано, называли также «епископом» (Тимофей в Ефесе, Тит на Крите, Варнава на Кипре). Более всего в этом отношении нам интересна достоверная церковная практика, а именно тот факт, что ни одна община не могла долго оставаться вне этого взаимного признания в данном месте, под управлением пресвитера, председателя, особого члена общины, признанного всеми общинами местности, поставленного апостолами или, в их отсутствие, пресвитерами, как их «первого» управляющего евхаристическим собранием и другими литургическими действиями. Верно то, что титул «епископ» для обозначения этого пресвитера, мало-помалу распространился по всей Малой Азии до самого Запада. Но это лицо так или иначе уже существовало повсюду и пользовалось харизматической и пастырской властью, признаваемой всеми вернымиГ. Конидарис обращается, чтобы оправдать эту власть, к фразе из «Пастыря» Ермы (Видения II, 4): «pљmyV Kl»mhj e„j t¦j ›xw pТleij ™keiJ g¦r ™pitљtraptai» («Климент пошлет во внешние города, ибо ему это предоставлено»)..
Более того, на основании такого выражения как «Поликарп с пресвитерами», мы можем заключить, что встречаемся с особым классом пастырей, в котором общинная монархия (единоначалие), или монархическая община, или, скорее, евхаристическое общение типологически напоминают первую Тайную вечерю и круг Иисуса с апостолами, которые осознаются как литургически и пастырски присутствующие (в них).
Теперь мы можем перейти ко второму ряду систематических выводов, основанных на исторических данных, касающихся нескольких пунктов, ставших точками принципиального разногласия в богословской полемике, развернувшейся после Реформы.
А. В первом веке на вселенском уровне не существовало коллегии «председателей», понимаемой как замкнутый круг лиц, составленный единственно из них.
Б. Ни один из апостолов, как кажется, не исполнял функции proestиj‘а, в смысле епископа отдельной церкви, совершая крещение и председательствуя на евхаристических собраниях в этой местности, как это делали Тимофей в Эфесе, Тит на Крите, Игнатий в Антиохии, Иаков в Иерусалиме, Климент в Риме и т.д.
В. Между Христом, Петром и одиннадцатью апостолами нет ни малейшего признака индивидуальной преемственности, которая качественно выделяла бы какие-то определенные местности; ни того, чтобы была видна необходимость христологического обоснования священства proestиj—председателей. Иногда апостол поставлял, конечно же, пресвитеров, или председателей, но лишь по случаю. Апостольская преемственность этих епископов покоилась на избрании их апостольской общиной, дабы пасти эти общины, которые Христос приобрел Себе Кровью Своею (Деян 20: 28), откуда следует, что понятие это — евхаристическое, связанное с их функцией. Но они действовали в собраниях евхаристических общин, которые они возглавляли, личностно, т.е. совершая действия, закрепленные только за ними, которые ни один другой член общины не был вправе совершать.
Г. Эти епископы пребывали среди остальных харизматиков без качественного разделения или выделения из них. Они, конечно же, пользовались особым уважением в силу того, что они одни из всех были поставлены (наречены). Они имели власть исполнять функцию, высшую по отношению к другим, но качественно они разделяли ту же благодать Святого Духа, «распределенную» среди многих членов их общины.
Д. Итак, в центре евхаристического собрания находился человек, обладавший харизмой и пастырской властью совершать богослужения и, таким образом, в качестве председателя осуществлять пастырское блюстительство. Он был окружен и всегда сопровождаем пресвитерами и другими харизматиками, на которых были также возложены руки, как внешний знак благодати Святого Духа, Который был им дан через лиц, имеющих тот же статус, и под председательством первого среди них, который особым образом представлял Христа и апостолов, осуществляя особые, присущие только ему функции. Рукоположение после призывания Святого Духа осуществлялось общиной и в общине силой Крови Христовой, пролитой на Кресте.
Если смотреть на вещи таким образом, то происхождение и природу епископата следует искать в этой эпиклезе, имеющей одновременно христологическое и пневматологическое значение. Христологическое основание епископата и апостольское преемство должны быть осмыслены на основании действия и общения Святого Духа. Это необходимо, чтобы вновь и последовательно осмыслить всецело общинную и личностную природу епископства и чтобы избежать как всякого индивидуализма и статического историзма, так и слишком легкого отождествления уникального священства Христа со священством епископа, а также богословия, основанного на философских и юридических принципах.
2. Основание и функции епископства через харизматическую общину, в ней и для нее
В споре о происхождении епископата, в вопросе о том, кому следует отдавать приоритет: Христу и исторической цепочке Христос-апостолы-епископы или христианской общине, я предложил бы не принимать пока определенного и окончательного решения.
Действительно, прежде всего все зависит от Христа и все должно соотноситься с Ним, Который имеет первенство во всем
(Кол 1: 18). Профессор Иоанн Зизиулас в своей замечательной статье о епископате напоминает нам, что все церковные служения, а не только те, которые касаются епископа, в Новом завете названы как служения Самого Христа. Он — апостол (Евр 3: 1), пророк (Мф 23: 8; Ин 13: 13), священник (Евр 2: 17, 5: 6, 8: 4, 10, 21), епископ (1 Пет 2: 25; 5: 4; Евр 13: 13), дьякон (Рим 15: 8; Лк 22: 27) и т.д. Таким образом, основывать епископат прямо и единственно на Христе еще более спорно, чем искать в Нем источник обладания «саном» и «властью», закрепленными только за епископамиСм. J. Zizioulas. «Ordination et Сommunion», Istina, 1971, № 1, с. 5–12..
Это обусловлено желанием обосновать преемственность Церкви и ее структуры на Христе самым прямым и непосредственным образом, так, чтобы юридически оправдать господствующее положение епископа и защитить ключевую идею преемственности Церкви. Сейчас подобная проблема возникает у тех, кто защищает епископат как esse (бытие, существо) Церкви с четким убеждением, что необходимо выработать такую сакраментологию епископского священства, чтобы обосновать центральную роль служения епископа в церковной общине и, таким образом, сохранить епископскую власть. В реальности делающие это добиваются только того, что она вызывает еще большее отчуждение. Однако следуя практике церкви и историческому факту существования епископата, можно и иначе обратиться к христологической основе и той роли, которую она играет в преемственности Церкви. Этот способ состоит в том, чтобы на богословском уровне вернуться к пониманию харизматической общины как conditio sine qua non (необходимому условию — ред.) для всего, что происходит в Теле Христовом.
Христианская община (кинония), в отличие от других сообществ, образуется не в результате каких-то принципов, исходящих из общей идеологии или программы действий. Если есть что-нибудь, что принадлежит к esse (бытию) Церкви, так это такая общинаСм. J. Zizioulas. «Ordination et Сommunion», Istina, 1971, № 1, с. 7.. И действительно, сущность христианской веры реализуется через спасение во Христе, цель которого есть собирание всех народов (вне зависимости от их различий) в общении любви с Богом в единую общину. Вот почему единство Церкви предшествует всем другим ее свойствам и является основополагающим для ее существования. Пятидесятница не имеет другого смысла, кроме утверждения в истории этого эсхатологического события собирания в одном месте и в единодушном согласии всех народов. Вот почему конец,…, истории для христианской веры есть не что иное, как собрание всех под властью Единого Бога во Христе (1 Кор 15: 27–28). Пятидесятница реализует во времени и персонифицирует спасение Христово, призывая уверовавших стать членами Христа, т.е. личностями, одаренными различными дарами Святого Духа, благодаря которым они соединяются в лоне новой общины. Святой Дух выявляет в истории и сообщает благодать, он ее персонифицирует, прилагая ее как конкретную жизнь, конкретное служение, закрепленное, конечно, за каждым членом в отдельности, но, ввиду их взаимной со-принадлежности, взаимно. Так священство Христа осуществляется действием Святого Духа в силу Креста и Воскресения в рамках харизматической общины и через нее, а не напрямую через онтологическую тождественность или историческую линию передачи Христовой власти.
Вот почему для лучшего понимания чина и функций епископства надо заново рассмотреть природу даров благодати Святого Духа.
Дар благодати, «харизма», конкретизирует и персонифицирует благодать. Через этот дар Дух созидает динамическую общину, в которой каждый член играет конкретную и активную роль. Благодаря этой активности и по той причине, что Дух разделяет Свои дары каждому по его вере и возможностям, община строится на взаимозависимости своих членов. Это уже не анонимы, но члены, чувствующие ответственность друг за друга. Также христианская община не должна становиться безымянной коллективной массой. Она всегда должна быть узнаваема как результат действия Святого Духа через людей, избранных, чтобы посредством своих харизм строить общинуСм. мою статью «Le fondement ecclesiologique du Plerome de l`Eglise. L`Unite du Laicat et du Clerge dans Tradition Orthodoxe» (Verbum caro, XVIII, 71, Aussi 1964). «Le sacerdodace charismatique, le Laicat et l`autorite pastorale» (Verbum caro, XIV, 55, 1960).. Дар благодати, с одной стороны, связан с благодатью как общим даром, данным Христом (Его Воплощением, Крестом и Воскресением) и, с другой стороны, с реальностью живой веры верующих Его свидетельствам. Это означает их активное участие в этой единственной и общинной вере вместе с другими верующими, чтобы создавать и последовательно преображать и обновлять эту общину. Что было совершено Христом раз и навсегда, то становится теперь исторической реальностью через конкретных людей, в конкретных обстоятельствах и через конкретные служения внутри новой общины. Христос это совершает, и Дух действует. Христос открывает возможность, а Дух ее реализует. Христос приглашает всех, а Дух их актуализирует: Божья благодать, данная через Христа, становится харизмой через действие Духа. Это представление о трансценденции, которое не может быть понято как некий сверхъестественный принцип, как это, например, имеет место в идеалистической философии. Трансценденция означает здесь личностное преображение. Новый человек, который созидает себя, призван стать трансцендентным через участие в благодати. Он есть то, что он есть, плюс конкретная харизма Духа, которую он получает через общину, в общине и для нее, в силе того же Духа.
Эти харизмы — не естественные дары, не какие бы то ни было таланты. Конечно, Дух задействует таланты, используя их для созидания общения (…). В этом случае естественные дары начинают служить этой высшей цели: заставить функционировать новую общину. Цель же заключается в том, чтобы все члены, объединенные как одно и единое Тело одним и единым Духом (несмотря на различие, а порой и противоположность их функций), могли бы достойно принимать благодать, данную во Иисусе Христе, чтобы жить в Нем новой жизнью и действовать в мире по-иному, согласно Его заповедям, проповедуя Евангелие в едином миссионерском действии. Итак, харизмы — это, с одной стороны, то, что составляет внутреннее и динамическое единство общины верных и, с другой стороны, это связь между этой общиной и остальным миром, с людьми, которые еще не входят в нее, но которые призваны стать членами этой общины и, тем самым, членами Тела Христова.
Эти харизмы никогда не могут быть абстрактными или анонимными, или эзотерическими, направленными внутрь общины для созидания отрезанной и отделенной от мира Церкви или привилегированного класса внутри церковной общины.
Вот почему конкретный и подробный перечень харизматических служений (1 Кор 12), который мы находим в Библии, не следует воспринимать как magna carta; речь идет о перечне, который описывает то, что происходило в конкретной общине в определенное время и в определенном месте.
С другой стороны, во вступлении к этому перечню (1 Кор 12: 4–6) мы видим, что есть существенное различение, которое применимо к самым разным случаям: «дары различны», «и служения различны», «и действия различны». Это не означает, что здесь наличествует онтологическая иерархия даров. Нет такого дара, который был бы качественно и онтологически выше, чем другой. Его функция может быть выше, поскольку она нужнее с функциональной точки зрения, но внутри христианской общины нет такого служения (харизмы), которое могло бы осуществляться отдельно от других и претендовать на особую тождественность со Христом, качественно «иную» или «лучшую», чем остальные. Потому что, во-первых, есть один лишь Дух для всех харизм, один лишь Господь для всякого действия и один лишь Бог, Который производит все во всех (1 Кор 12: 5–6). Во-вторых, все эти дары были даны для общего блага (prХs tХ sumfљron) (12: 7) и таким образом, что даже наименее уважаемый наиболее необходим для созидания общины, так, что все совершается внутри общины благопристойно и чинно
(…) (1 Кор 14: 40).
Становится ясна конечная цель этих даров: это конкретная реализация общения между Богом и людьми через благодать, данную во Христе и приведенную в действие Духом в новой общине как Теле Христовом. Без сошествия Духа ничто не совершается. Благодать Креста остается без причастия. Она — только возможность. Ничто не совершается через священный порядок прямых и непосредственных отношений со Христом, независимо от общины. Все дано во Христе и через Него, но в настоящем Господь есть Дух (2 Кор 3: 17). Источник, средство и конечная цель Божьей благодати — Божья Любовь. Это относится к фундаментальному онтологическому порядку. Дух актуализирует и призывает к экзистенциальному и личностному участию в этой сущности Бога. Своим тринитарным общением Любовь реализует общение между Богом и людьми в церковной общинеСм. также более подробно в моем исследовании «Pneumatologie orthodoxe», Le Saint-Esprit, Geneve, 1963..
Если епископат ищет оправдание своего esse, свою природу и сущность непосредственно во Христе через независимую линию (Христос-апостолы-епископы), тогда он все это теряет. Он больше не общинный, и значит, не харизматический, но институциональный. Он не принадлежит больше к порядку божественной любви (агапи), но к юридическому порядку канонического права, и это огорчает. Епископат рассматривают только в историко-онтологической перспективе, отделяя его от харизматического аспекта, которому, однако, принадлежит его непосредственная сущность и который составляет его функцию par excellence вместе со всеми другими харизмами. Иоанн Зизиулас пишет об этом очень ясно: «Индивидуальная апостольская преемственность, основывающаяся на передаче высшей благодати иного качества, чем та, что составляет другие служения в харизматической общине, оказывает дурную услугу епископату. Эта теория лишает последнего его общинного аспекта пастырского попечения и блюстительства»См. в другой работе И. Зизиуласа: «La continuite avec les origines Apostoliques dans la conscience des Eglises orthodoxes» (Преемство с апостольскими началами в сознании Православной церкви) (доклад на симпозиуме « La portee de l`Eglise des Apotres pour l`Eglise d`aujourd`hui« (Значение апостольской церкви для сегодняшней церкви), Брюссель, 1974)..
Другими словами, харизматический аспект не растворяет духовную иерархию между харизмами. Это иерархия общинная, а не пирамидальная. Это иерархия попечения и служения, где никто не превозносится из-за своего чина и власти, где больший — слуга остальных (Мф 23: 11); но в то же время, в этой апостольской общине ученик не больше своего учителя (Мф 10: 24).
Верное понимание этой иерархии составляет огромную экклезиологическую проблему. Очень трудно применять власть, которая вытекает из восстановленного во Христе через благодатные действия Святого Духа общения с Богом и в общине. Церковь как институция разрывается между властью, понимаемой как навязанная сверху, статичной, индивидуалистичной, гарантированной властью, полученной от Бога неким особым образом, с одной стороны, и с другой стороны — псевдо-демократической анархией коллективистского равенства, скрывающей самый эгоистичный и разделяющий индивидуализм. Характер двух этих крайностей, существующих сегодня в церкви, взаимно усиливает их противостояние и радикализм. Пастырская власть не принадлежит к порядку эксусии (exousia); это библейское слово означает власть Христа над бесами, а также политическую власть в государстве, это — сила Бога против зла. Власть епископа — харизматического порядка, порядка управления (kubљrnhsij) (1 Кор 12: 28), она напоминает роль капитана—кормчего корабля, который держит управление, особенно во время бури, пользуясь доверием остальных, ради которых он несет эту ответственность.
Власть епископа — предмет очень деликатный, зависящий от того, насколько пастырски он ее использует. Богословски она основывается на харизматической и пастырской власти, к которой он призван. Чтобы отыскать корни харизматического священства и его исполнение (завершение), сначала следует обратиться к Ветхому Завету. Профессор Франц Лейнхардт цитирует слова Эдмонда Якоба из его «Богословия Ветхого Завета» (Neuchatel, 1955): «Синайский завет (Исх 19–20) содержал следующие элементы: откровение, данное Моисею, обряд окропления кровью, чтение Закона и совместную трапезу…» Франц Лейнхардт заключает: «Союз — это избрание, это связь. Народ будет иметь с Яхве особо тесную связь принадлежности в очень узком и особенном смысле, которая характеризует его функцию; она есть послушание. Избрание не имело бы никакого смысла, если бы не вело к общению. Связь между народом и Яхве нормализуется благодаря священническим властям — пророческой, священнической и царской. Народ Божий — это, в действительности, собрание Божье, существование которого поддерживается благодаря действию этих трех функций, органическое взаимодействие которых составляет нераздельное целое: пророчество, священство и учительство»Franz-J. Leenhardt, ук. соч., с.112, 113..
Священство неотделимо от Божьего собрания. Тот, кто председательствует во имя Бога, ясно выявляет par excellence общинный аспект священства. Это признак природы, присущей личной избранности, но она существует в общине и через общину.
Священническое и харизматическое основание позволяет нам перейти к третьему ряду выводов, которые могли бы помочь в дискуссии по поводу нескольких вопросов, которые, в свою очередь, стали точками разногласия между епископскими «кафолическими» церквами и епископскими или неепископскими протестантскими церквами.
Вопрос о том, принадлежит ли епископ к esse или к bene esse (бытию или благобытию — ред.) Церкви, представляется мне уже неактуальным. Очевидно, что сам этот вопрос — как бы на него ни отвечали, положительно или отрицательно, — «онтологизирует» харизму, свидетельствует о том, что ее рассматривают как явление внешнее по отношению к «мы» общины. Стараются обосновать или низложить происхождение не епископата как такового, а его юридическую власть. Из епископа делают директора-администратора, командующего в политическом и военном смысле слова. Епископ же существует настолько, насколько он пребывает вместе со своей епархией. Епископ существует только будучи в брачных узах со своей епархией, и православная хиротония напоминает нам чин бракосочетанияИ. Зизиулас, снова защищая тезис, что esse (бытие) Церкви — это община, напоминает нам, что Православие никогда не говорит об ordination (слово, которое напоминает приказ (ordo)), но, скорее, о хиротонии (рукоположении — слово, делающее акцент на общинном и литургическом действии), и что чин этой хиротонии напоминает чин таинства брака (ук. соч., с. 9 ).. Спор о неизгладимом характере (священнического сана — ред.), например, — это плод спора о священном онтологизме, который способствует неверному пониманию священства вообще. Единственно, что можно сказать здесь, это то, что если епископ не совершает больше таинств, не проповедует слово, не выполняет больше акта эпископе в своей епархии, будучи отделен от нее по причине вопросов веры или нравственности, то он уже не действует как епископ, его функция более не исполняется. Даже викарный епископ — это отклонение от понятия харизматического епископа. Он может быть принят только в случае крайней неотложности и только для того, чтобы помогать пожилому или больному епископу, или если речь идет об очень большой епархии, в которой епископ доверяет часть своих функций такому викарию. Во всяком случае, мы можем многое понять из практики древней церкви, согласно которой викарий без епархии не мог голосовать на вселенских или поместных соборах, и еще сегодня он не имеет права заседать в синоде автокефальной православной церкви. Здесь мы ясно видим, что сан — ничто без общины, и неизгладимый характер принадлежит, скорее, природе епископской функции, чем лицу, внешнему по отношению к общине, отделенному от нее особой индивидуальной границей, которая отрезает его и делает независимым от общины.
Без сомнения, епископ необходим (избегая того, чтобы называть его esse или bene esse), так как его харизма определяюща в церковной жизни, поскольку все харизмы необходимы и определяющи в Церкви. Если их нет или если они исчезли, это значит, что община их больше не практикует. Но среди этих харизм есть такие, на которых держится постоянство (стабильность) Церкви и без которых невозможно обойтись. Епископство принадлежит как раз к ним. Профессор Франц Лейнхардт пишет: «Что, с библейской точки зрения, составляет Церковь? Павел говорит: И иных Бог поставил в Церкви, во-первых, апостолами, во-вторых, пророками, в-третьих, учителями; далее, иным дал силы чудодейственные, также дары исцелений, вспоможения, управления, разные языки
(1 Кор 12: 28). Итак, сначала апостолы-пророки-учителя составляют особую группу, отмеченную тремя наречиями: во-первых, во-вторых, в-третьих, тогда как для остальных стоит «далее». Эта триада постоянно упоминается в Новом завете. В Послании к ефесянам она повторятся дважды, один раз неполном виде (в 2: 20 и в Откр 18: 20 названы только апостолы и пророки), в другой раз — в дополненном (в 4: 11 упоминаются апостолы, пророки, евангелисты, пастыри и учителя) и позже — как коллегия: в Антиохийской церкви (Деян 13: 22), в Дидахе (11: 15), в «Пастыре» Ермы (Подобия IX, 25, 2)»Franz-J. Leenhardt, ук. соч., с. 140. Он заключает: «Итак, во власти эпископе нет ничего юридического» (с. 146). «Его (епископа) подлинная ответственность — педагогического порядка, это нравственная власть, которая, чтобы быть действенной, нуждается в признании и стремится достичь одобрения преследуемой цели, а не подчинения по принуждению…»(ук. соч., с. 147)..
Теперь можно приступить к четвертому ряду выводов, касающихся точек разногласия в сравнительном богословии.
А. Все это означает, что все харизмы в Церкви основополагающи. Они даны для домостроительства этой общины. Но их функции различны, и все эти различия позволяют выстроить иерархию в зависимости от их пастырского значения, данного в этой общине и через нее. Здесь нет ни индивидуальной монархии (единоначалия), ни безликого коллективистского равенства. Подобные отношения, характерные для человеческих сообществ, в Церкви преодолеваются. Esse Церкви укоренено в церковной общине и выявляется в харизмах, которые составляют эту общину. Епископ необходим только по причине esse Церкви, которая есть общение. Следует избегать ставить проблему esse или bene esse (бытия или благобытия) епископа непосредственно в связи с его функциями и природой его служения. Надо прежде пройти через Церковь и увидеть его харизматическую функцию как основополагающую в общине. Честно говоря, я не знаю ни одной исторической церкви, которая не имела бы в своей практике епископской харизмы под различными именами. Отрицание епископа как такового коренится прежде всего в анти-онтологическом отношении к особому чину и в отрицании жесткой исторической линии, отделенной от остальной церкви, или же в неоправданных рассуждениях нравственного порядка — не существует, мол, людей, достойных посвящения в епископы, или в еще более неоправданных, когда в это вплетаются социальные и политические мотивы, что и произошло в некоторых странах после того, как они приняли Реформу.
Б. Другой вывод касается теории апостольского преемства. Харизматический аспект, отдающий приоритет церковному домостроительству общения, как esse Церкви, по отношению к другим вещам, помогает понять, что преемственность не является автоматической передачей священной власти и юридических прав. Смысл преемственности надо ощутить в общине и через общину. Это не означает, с другой стороны, что апостольская община остается безличной, массовой и коллективистской. Харизма епископа здесь необходима, чтобы явить эту общину через его личное избрание в общине, через общину и для нее. Личная харизма эпископе — это отражение, экстериоризация, проявление Воплощения в данное время, в данном месте для конкретных верных данной местности, где выявляется апостоличность и кафоличность единой, вселенской и неделимой Церкви. И вновь профессор Лейнхардт делает оправданное замечание (находящееся в полном согласии с преданием Восточной церкви и древней неразделенной церкви): «…он (тот, кто исполняет функцию эпископе) является конкретным знаком постоянства этой воли на протяжении веков. Экклесия не возникает каждое мгновение как новое творение, спускающееся с небес, но непрерывно наследует сама себя, так как основывающая воля Христа порождает ее от самых ее истоков и постоянно поддерживает ее существование, следуя Его обетованию»(ук. соч. с. 147). «Через него выявляется единство и вселенскость Экклесии»(ук. соч. с. 148–149).
Преемственность, таким образом, не должна пониматься как цепь индивидуумов особого священного и исключительного класса. Апостолы не были епископами, они поставляли епископов. Среди них был один, Петр, который пользовался особым уважением первенства; но это было первенство порядка не епископского священства, а порядка любви; его первенство касается первенства каждого епископа, окруженного верными. Это образ, и не стоит искать прямого и индивидуального сродства между Петром и таким епископом или Одиннадцатью и всеми другими епископами. Это сделало бы из апостольского преемства исключительную реальность, основанную на статическом акте и на функциональном служении юридической власти. Апостольский круг — это образ всей Церкви и всего, что происходит в Церкви, а не только епископата. Здесь мы обнаруживаем самое вопиющее непонимание, появившееся в истории церкви достаточно поздно. Вот почему никто из апостолов не председательствовал на первом церковном соборе в Иерусалиме, никто из них не согласился быть пастырем какой-либо отдельной церкви в качестве епископа, но только в качестве пресвитера, или основателя, или первого проповедника веры. Вот почему апостолы никогда не были одни, даже в день Пятидесятницы (там была Мария и другие ученики), и в Деяниях говорится: Он явился апостолам, пресвитерам и всей церкви
(Деян 15: 22)В русском переводе: «Тогда апостолы и пресвитеры со всею церковью рассудили…». — Прим.пер.. Варнава, Марк, Стефан и Иаков часто упоминаются вместе с апостолами. Абсолютно закрыть апостольский круг и соотнести единственную харизматическую функцию общины исключительно с апостолами мне кажется абсолютно неоправданным, в том числе и имея в виду множество проблем, возникших после Реформы. Именно такая постановка вопроса о причинности, о происхождении епископата и исказила общинное харизматическое восприятие епископа и апостольского преемства.
В. Коллегия епископов, если она абсолютизируется, тоже является понятием, делающим епископат еще более исключительным и замкнутым в эзотерическом кругу. Епископская харизма (т.е. харизма блюстительства, или попечения о Церкви — ред.) намного шире, она включает пророков и учителей. Тот факт, что только епископы голосуют на вселенских соборах, не является доказательством обратного. Дело здесь в том, что они выражают «персонифицированный» голос своих епархий на вселенском уровне в срочных и необходимых случаях. О. Николай Афанасьев считает, что если коллегия апостолов и существовала реально, то никогда не проявляла себя конкретным образом. Настоящая коллегия — поместная, состоящая из митрополита, как председателя всех епископов митрополии, епископов этой местности и вместе с ними пресвитеров и мирян, представляющих данную область. Постоянный же синод национальной церкви, заседающий в столице и состоящий исключительно из епископов, принимающих решения по всем вопросам, не вполне находит основание в подлинном православном предании. Это отклонение породило идею о мнимой коллегиальности всех епископов во главе с папой и о том, что этот глава нуждается в праве утверждения рукоположения каждого епископа вселенской церкви, из-за которой епископат поместного уровня перестает рассматриваться как совершенный в своем чине.
Г. Непогрешимость никогда не может быть принята ни как индивидуальная, ни как коллегиальная, ни как епископальная; она трудно выразима. Церковь всегда избегала занимать здесь окончательную позицию. Непогрешимость не носит ни абстрактного, ни вселенского, ни поместного характера, проблема рецепции остается крайне сложной. Поместная церковь не может принимать решений, противоречащих вселенскому собору; не она обладает способностью выражать истину, а только таинственное присутствие Христа (в Крещении, Евхаристии, Рукоположении). Епископ выражает эту непогрешимость в своей епархии и вступает в отношения с другими епископами других епархий. О. Николай Афанасьев пишет, что «непогрешимость — это не доктрина, но внутренний факт, сокрытый во чреве Церкви…» Итак, всё, чем епископ обладает в поместной Церкви, тем он обладает и в Церкви Божией, и этим он обязан Церкви. Вот почему формула «ex sese» (букв. «из себя» (лат.), т.е. сам по себе, вне контекста Церкви — ред.) ни в каком случае не может быть применима к епископам как председателям поместных церквей. Ничто в Церкви не может совершаться «ex sese»О. Николай Афанасьев, ук. соч., С 187, 199..
Д. К вопросу вероучительного авторитета (магистрата) тоже надо подходить с большой осторожностью. Епископы не действуют как закрытая коллегия, формулирующая веру изолированно от общины. Разумеется, они проясняют истину, когда это бывает необходимо, но они — не замкнутый круг, который сам по себе решает вопросы общей веры как бы сверху, отдельно от общины, как некий учитель, который в одностороннем порядке учит народ непогрешимым определениям. Авторитет в делах веры также должен осуществляться как харизма Церкви, выявляющаяся в общине; в этом случае епископат — это голос данной общины.
Е. Между епископами нет онтологической и качественной разницы. Все они равны вследствие их епископской общинной функции. Также в одной епархии не может быть двух епископов одновременно, или это уже не будет личностной общинной функцией, действующей в этой общине. Нет большей юридической власти, чем жизнь общины. По этой причине не может быть одного вселенского епископа как главы всех остальных, который бы издалека и извне назначал поместных епископов и, таким образом, извне удостоверял их каноничность, поскольку это было бы дублированием епископа, т.к. епископ данной общины ставился бы под сомнение извне. Разумеется, апостольские кафедры обладают первенством чести и любви. Рим признан как первый среди них, но это первенство чести не означает никакой высшей епископской юридической власти на вселенском уровне, оно не дает права ни назначать или утверждать рукоположения, ни посылать епископов в другие общины по всему миру. Это первенство вытекает, прежде всего, не из того факта, что Петр был основателем и первым епископом Рима, но из того, что Рим, будучи столицей Римской империи и городом мучеников по преимуществу, всегда воспринимался как первая среди апостольских кафедр. Это первенство исходит также и от Петра, но не по причине его епископства в Риме, поскольку для христианского Востока его вообще не существует, так как, согласно древнейшему христианскому преданию, никто из двенадцати апостолов не упоминается в качестве епископа отдельного города по богословским соображениям, изложенным выше. Оно исходит из образа Христа, окруженного Его апостолами, а впоследствии — Петра с Одиннадцатью и другими учениками. Роль Петра в общине — это служение церковному общению, как и роль митрополита среди региональных епископов. Епископ Рима обладает этим первенством любви и чести, которое может играть главную роль как выражение любви вселенской церковной общины, но никогда — как верховный глава или «епископ кафолической церкви» (а именно так он подписывает документы вселенских соборов) и, таким образом, не как верховная власть юридического порядка, непогрешимая ex sese.
Ж. Не существует абсолютного онтологического и качественного различия, которое разделяло бы священство всеобщее и специальное. В Крещении все поставляются в священники и участвуют в священстве Христа. Внутри общего для всех священства есть священство харизматическое, личное и отдельное, которое необходимо, чтобы священство общины имело личностное выражение. Мы не хотим обозначить этим простой функционализм, лишенный богословского смысла. Пастырская харизма епископа, как харизма попечения, совершенно необходима, без нее община не смогла бы существовать. Существование общины — та категория, которая превосходит всякий онтологизм, рискующий извратить глубокий смысл этого служения внутри общины. Стало быть, следует избегать выражений типа «всеобщий» и «специальный», чтобы избежать допущения, что внутри священства, полученного при Крещении, существует значимое и онтологическое различие. Харизматическая природа общины предполагает личностную харизматическую службу координации служения общины и блюстительства над служением общины, без которой «специальное» священство не может существоватьФранц Лейндхардт вновь помогает нам с точки зрения библейского богословия (вслед за тем, что он пишет о постоянном различении триады апостол-пресвитер-учитель и функций, вытекающих из нее): «эпископе понимается как блюстительство… ответственность , скорее, в том, чтобы приготовлять членов Церкви к принятию даров Духа и к тому, чтобы являть Его присутствие общим созиданием . Он должен направлять это (движение), дабы избежать беспорядка» (ук. соч., с.145). И И. Зизиулас: »…пастырская власть существует не в силу сана или особой функции, которой он (пастырь) обладает благодаря рукоположению, но в силу связи этой функции с общиной» (Ordination et Сommunion, ук.соч., с. 9)..
3. Евхаристические истоки функции епископа
Анализ смысла харизмы как акта созидания общины показывает нам, что все совершается во имя попечения о той общине, в которой священническое попечение, по образу Христа, занимает центральное место. Это попечение напоминает священническое попечение Христа, Кровь Которого, пролитая на Кресте, освобождает нас от греха, от разделения с Богом и другими людьми и воссоединяет нас в Новый Союз (Завет) в общине и через эту общину, которая становится, таким образом, Его Телом. Его священство проявляется внутри Его общины. Все верные являются священниками, посвященными через Крещение, чтобы участвовать в этом священстве, и все запечатлены Духом Святым, чтобы стать членами Его Тела и, таким образом, обрести спасение во Христе.
Харизма попечения в этой общине состоит в том, чтобы определенно и личностно отдать себя на служение этого священства Христа. Харизматики священнического попечения, будучи избраны Духом Святым на служение общине, должны исполнять свое эпископе, высшее проявление которого — это питание народа Божьего Кровью Христовой (Деян 20: 28). Т.е. через Евхаристию это попечение осуществляется преимущественно и в особенности, ибо это высшее действие, после Крещения, через которое священство Христа «разделяется» между всеми верными, и, таким образом, составляется Тело. В нем священство Христа реально и личностно присутствует в самом центре общины, когда эта община вновь приносит то же приношение в Лице и силе Святого Духа. То, что было совершено раз и навсегда, реально присутствует в евхаристическом общении. Это — не повторение Креста, это анамнесис (воспоминание) Креста, но теперь, силой Пятидесятницы, мы причащаемся Телу Христа Воскресшего, Его конечной победе, в надежде на Его славное Пришествие в конце времен. Его священство, теперь личностно выраженное тем, кто председательствует в евхаристическом общении, дано Духом харизматикам, которые приносят приношение от лица евхаристической общины, вместе с ней и для нее. И это — не повторение единственного Жертвоприношения. Оно актуализируется в настоящем, благодаря акту общинной эпиклезы, обращенной председательствующим определенным и личностным образом, являя действие Христа посреди Его учеников.
Итак, мы можем с уверенностью утверждать, что истоки епископского служения следует искать, скорее, в этом евхаристическом действии, чем в линейной и исключительной последовательности: Христос-апостолы-епископы. Священническую власть превосходит евхаристическое попечение. В нашем споре о епископском служении нам может помочь не линия апостольского преемства, но образ Христа, окруженного апостолами для совершения Тайной вечери. Епископ со своей общиной есть выражение единой, кафолической и апостольской Церкви, собранной вокруг Христа. Символически мы участвуем в этом событии через это реальное представление собрания народа Божьего вокруг Христа.
Литургический символ, в полном смысле этого словаСимвол (от греч. sum-bЈllw — сбрасывать в одно место, сливать, соединять) — то, что соединяет. — Прим. ред., раскрывается здесь как средство приобщения. Мы избегаем внешнего подражания или просто воспоминания. Евхаристия — это наше вхождение в Тело Христово, и епископ или, в его отсутствие, пресвитер, упоминающий его имя, обращает к Отцу эпиклезу — прошение о ниспослании Святого Духа на нас и на дары, чтобы изменить нас и преложить вещество хлеба и вина в Тело Христово. Евхаристическая функция епископа, совершающего Евхаристию, раскрывает нам природу и истоки епископства. Евхаристия — это священническое действие самого высшего уровня. Будучи крещены и участвуя в Евхаристии, мы уже не «миряне». Есть сила Духа, которая изменяет нас через участие в жертве и победе Христа, ибо Христос — не просто человек, Иисус из Назарета, но Сын Божий, запечатленный Духом Святым. Он, таким образом, — Искупление наших грехов, Он — и Приносимая Жертва и Приносящий ее, Первосвященник. Это выражается именно в Евхаристии, и епископ председательствует в этом священническом действии и личностно являет его по образу Христа.
Вот почему рукоположение никогда не совершается вне Евхаристии. Евхаристия — не внешний признак, но сердце епископского служения. Епископ — это воистину икона Христа, служащего в качестве единственного Первосвященника евхаристического общения. Петр, в свою очередь, занимает это место, чтобы действовать по образу священства и как знак первенства в любви, которым всякий епископ пользуется внутри своей общиныИ. Зизиулас в своем докладе «La continuite avec les origines Apostoliques dans la conscience des Eglises orthodoxes» пишет: «Апостолы составляют единственную коллегию и окружают Христа в Его Царстве. Именно поэтому в коллегии пресвитеров, окружающих епископа, восседающего на «месте Бога» или являющегося образом Христа, Игнатий видит присутствие апостолов» (с. 17)..
Но Евхаристия — это не только первоначальный момент вхождения в Тело после Крещения. В действительности — это вся жизнь общины, которая включает, прежде всего, керигму (возвещение о Смерти и Воскресении Христа, т.е. (здесь) миссионерскую проповедь — ред.). В день Пятидесятницы Петр показывает нам, что есть действие, предшествующее Евхаристии и Крещению: это проповедь Слова, затем миссия и пророчество, которые остаются неразрывно связанными с евхаристической функцией.
Епископская власть в общине также берет свое начало в Евхаристии. Это основополагающее действие делает епископа личностным и наглядным образом попечения Христа внутри общины. Но именно по причине такого своего происхождения епископская власть никогда не бывает индивидуальной и только данной свыше, но личностной и общинной, происходящей также и снизу, т.е. основывающейся на том уважении, которое члены общины, обращающие эпиклезу через него, испытывают к его функции. Во время Евхаристии епископ (или, в его отсутствие, пресвитер) не может говорить от первого лица единственного числа: эпиклеза сформулирована от первого лица множественного числа. Он также никогда не осмеливается говорить «я» во время других харизматических действий, совершая крещение, рукоположение других священников, бракосочетание. Он упоминает благодать Божью, которая освящает «служителей Христа». Вот почему он не может служить Евхаристию один. Без общины верных его литургия не имеет смысла, так как в этом случае она перестает быть священническим попечением об общине, которое выявляется через него.
Его литургическая и пастырская власть в первую очередь связана не с другими епископами, с которыми он образует постоянную и вселенскую коллегию, замкнутую в самой себе. Его подлинная коллегия состоит из пресвитеров и отцов, пастырей и учителей, и членов его общины. Вот где действительно постоянная коллегия. В исключительных же случаях он вступает в контакт с другими епископами на вселенском уровне на вселенских соборах — в случае необходимости, в виду не допускающей отлагательств ситуации, прежде всего касающейся правильного выражения веры перед лицом опасности отклонения, угрожающего единству Тела ХристоваЖерар Дефуа (Jerard Defois) пишет: «Подлинная функция , идущая от молитвы к евхаристическому преломлению, актуализирует «священство Христа», прежде всего, не как власть, но как коллективное выражение спасения, данного Богом: евхаристическое присутствие, крещение находят новое выражение» (В Parole et Paix № 56,1973, с. 166)..
4. Эсхатологическая перспектива епископского служения
Епископ как образ Христа и окружающих Его апостолов открывает нам измерение самого высокого для христианской веры уровня: речь идет о будущем или, лучше сказать, об эсхатоне, о конце времен и пришествии Христа. Тот, кто принимает епископство на его евхаристической и харизматической основе, тот принимает в то же время и его эсхатологическую перспективу. Ибо харизмы Святого Духа открывают конец истории. В любви Бога Отца и в благодати, данной во Христе, Дух Святой открывает верных чаянию конца. Дух таким образом дает в общине залог (ўrrabлn) конца через Евхаристию и Свои харизмы. Епископ есть, опять-таки, личностный знак этой перспективы, когда он исполняет свой харизматический дар епископства, поскольку евхаристическое собрание, приглашающее нас к участию в воскресшем Теле, уже помещает нас в эсхатон и дает нам перспективу всего мира, собранного в одну семью как Тело Христово.
Вот почему — и это стоит еще раз подчеркнуть — историческая линия, статичное апостольское преемство не разрешает проблемы происхождения и природы епископата. Во всяком случае, она недостаточна, и из-за нее мы рискуем сбиться с пути в наших поисках, если она не будет дополнена — чтобы не сказать заменена — эсхатологическим измерением.
Епископ, председатель на Евхаристии, исполняет свою харизму харизматического эпископе, чтобы напомнить нам, что наш анамнесис обращен, скорее, в будущее в словах Златоуста: «Мы, воспоминая… крест,.. воскресение, на Небеса восхождение,.. а еще второе и славное пришествие, Твое из Твоего Тебе приносим». Епископ своими действиями соединяет, приводит в общение историчность апостольства и конечное исполнение священства всех верныхИ. Зизиулас обращает внимание на то, что «игнатьевская концепция Церкви характерна не для истории, но для эсхатологического состояния убеждения Церкви (в том же месте) в том, что надо принять участие в вечной жизни Бога, которая дарована миру за евхаристическим столом (Ап. 4,5; Игнатий, Ефесянам 5, 2–3; 13,1; Полик. 4,2; Пагн. 7, 1–2 и т.д.)». И он заключает: «Апостольское преемство и нормативность относятся не к прошлому, но к будущему… это предвосхищение веры, именно конечная природа Церкви раскрывает ее апостольский характер» (ук. соч. 69 и 71)..
Духом Святым он соединяет прошлое, данное как событие, с будущим как верной, непостыдной надеждой. Будущее напоминает нам прошлое, и прошлое ведет нас к концу времен. И снова епископ, икона Христа как единственного Литурга, оказывается не только в центре общины, где он председательствует, но в центре преображенного космоса, открытого к концу, его высшей цели, которая есть общение с Богом.
Вот почему священническое служение епископа — это напоминание конечного триумфа Христа в мире через Его Церковь, с ней и в ней. В приношении Сам Воскресший замещает Собой Агнца, закланного до начала времен. Предыстория Церкви становится теперь ее конечной целью, ее славным концом. Епископ личностным образом, далеким от всякого индивидуального триумфализма, являет нам основополагающую истину харизматической и евхаристической жизни Церкви. Вот высшее попечение епископства — делать всех нас участниками этой скрытой и высшей реальности веры: начиная с настоящего момента жить вокруг него, совершающего Евхаристию, председательствующего на керигматических собраниях и олицетворяющего единство харизматического общения в конце домостроительства спасения во Христе. Он соединяет всех нас в одну семью во Христе. Так епископ председательствует в любви и пасхальной радости, основываясь на залоге (ўrrabлn) Духа. Он олицетворяет собой связь единства вселенской Церкви во всяком месте, в ожидании явления в конце времен полноты славы Воскресшего. Эсхатологическое измерение епископского священства находится в самом центре его апостолического служения и вытекает из евхаристической реальности его харизматической и общинной функции.
Именно на евхаристической и эсхатологической основе следует понимать одну из основных, абсолютно необходимых функций епископата: это попечение о поддержании динамического единства Церкви на поместном, а затем на вселенском уровне. Каждая поместная церковная община обретает свою полноту, находясь вокруг своего епископа, как семья во Святом Духе. Именно епископ в центре евхаристическо-керигматического и миссионерского собрания являет неделимое харизматическое единство в данном месте. Он также становится, в силу своей центральной и евхаристическо-миссионерской роли, личностно явленной связью любви и солидарности с другими поместными церковными общинами во всяком месте.
В лице епископа осуществляется, таким образом, двойное служение динамическому единству: единству поместной и вселенской Церкви одновременно. В то же время надо упомянуть и третье служение первостепенной важности: именно он соединяет евхаристическо-миссионерское собрание общины с миром, составной частью которого она является. Апостолический характер священства епископа обуславливает то, что он должен быть обращен вовне общины, поскольку он является связующим звеном внутреннего единства. Евхаристия, служителем которой он является на месте Христа, приносится от лица всех, для всех, всегда, навсегда и повсюду, как сказано в литургии. Итак, потенциально мир здесь также представлен через евхаристическо-священническую функцию епископа. Он олицетворяет апостолат Церкви, направленный на то, чтобы спасти всех людей от греха для благодатной жизни и освободить их от всякого рода тирании мира сего, от всякой несправедливости, от всякого несчастья, вызванного человеческим поведением. Иначе говоря, в его лице община чувствует себя ответственной за то, чтобы действовать в мире не как в месте внешнем по отношению к Церкви, но как в собственном месте апостолата, для которого Христос принес Свою единственную Жертву и в котором Дух Святой совершает Свое спасение всего творения, с которым церковная община призвана оставаться в полной
солидарности, согласно 8-й главе Послания к римлянам.
Эта тройная функция единства и связи реализуется в лице епископа. Вот почему качественно он не есть носитель сана, который ставил бы его над общиной как существо высшее по отношению к остальным ее членам. Его основной ролью в центре этой общины было обусловлено то, что с самых древних времен Православие сохранило абсолютное уважение к его служению. Уважение не к нему как к индивиду, не к онтологически священной данности, но к его функции эпископе, попечения о жизни в неделимом церковном единстве, к духовности, которая проистекает из общности, к члену того же единственного Тела Христова, которому подобает уважение всех верных его епархии. Здесь нет ничего от юридической власти, которой нужно бояться. Бывают, конечно же, и злоупотребления. Есть отдельные люди, которые, будучи епископами, злоупотребляют своими харизматическими функциями. Среди людей, несущих бремя ответственности этого служения, встречаются всякого рода слабости, неспособность и даже безнравственность. Но все это понятно, ведь епископ через рукоположение не становится сверхчеловеком, способным избегать ошибок, которые мы, как члены церковной общины, совершаем. Все это не должно позволять нам обесценивать абсолютную необходимость личного епископства для поместной и вселенской церкви. Это то харизматическое служение, которое Церковь не может оставить, не рискуя, по меньшей мере, потерять смысл взаимной принадлежности верных друг другу в едином Теле Христовом и реальности общения с другими поместными церквами как частями единой, кафолической и апостольской Церкви.
Тот харизматический подход к смыслу епископства, который я пытаюсь наметить в моем сообщении, имеет, по моему мнению, обоюдоострый характер, который должен привести нас к откровенной и честной самокритике в сегодняшних межконфессиональных спорах. Необходимо, чтобы этот харизматический аспект помог нам взаимно исправить и обновить наше представление о епископстве, его природе, функции, истолковании, о его роли в движении обновления церкви. Эта самокритика должна быть постоянной, поскольку, как и в случае с другими дарами Святого Духа, никогда нельзя быть уверенным, что обладаешь ими, я бы даже сказал, удовлетворительным образом. Нам всегда надо вновь овладевать своей харизмой в благодати Святого Духа и через нее, ибо мы находимся на пути к полноте, как харизматики мы ею еще не обладаем. Харизма жизни и единства может превратиться в свою противоположность, когда она попадает в руки наших амбиций и нашего эгоизма. Нет функции, идеально осуществляемой епископом де-юре и де-факто. Епископ в этом смысле есть также напоминание о нашем собственном постоянном покаянии, как людей, призванных быть харизматиками, как и он в своей общине. Это значит, что наша критика в адрес его как личности, не умаляет его епископской функции, с одной стороны, а с другой стороны, — является основанием для самокритики для всех членов той общины, которая его критикует.
Более того, я должен честно признать, что сегодня, во всяком случае по моему опыту, именно отсутствие харизматиков в поместных церковных общинах является причиной харизматического бесплодия, и оно же приводит к появлению пассивных членов церкви. Итак, вслед за этим и по причине этих недостатков, этого плачевного отсутствия подлинных членов Тела Христова, общины превратились в группы неподвижного воскресного культа, без признаков жизни Духа, без миссионерского и евангельского действия в мире. В конце концов, как неизбежный результат всего этого, епископы превратились в командующих, в управляющих, в администраторов политического типа и, в известной мере, потеряли личностный харизматический смысл своего служения. Именно тогда богословие и выработало онтологическую систему сакрально-священного чина, дабы поддержать и усилить епископат в условиях его развращения, вызванного снизу, от не-харизматической общины.
Надо возобновить диалог о епископе, проникнувшись прежде всего духом покаяния, хорошо подготовившись к тому, чтобы пересмотреть наши взаимные позиции и постараться найти точки соприкосновения. С точки зрения епископальных кафолических церквей:
а) нужно постараться освободить епископат от его деспотичности, от его юридического и онтологического основания.
б) Необходимо, когда мы пытаемся признать неепископальные церкви, отдавать себе отчет в реальности церковной жизни этих церквей, которые веками существовали без явных епископальных форм, не скатившись на стезю индивидуальной юрисдикции.
в) Именно общинная, евхаристическая, керигматическая и миссионерская жизнь возвращает смысл уже выкристаллизовавшимся формам епископства, а не наоборот; и апостольское преемство также должно пониматься как то, что прежде всего должно проявляться в общении верных, а затем уже в личной форме.
г) Надо избегать говорить о власти епископа, идущей, в силу священства Христа, сверху, из служения Петра, о власти, которая действовала бы ipso facto (по самому факту (лат.) — ред.) и преемственно у всех епископов.
д) Надо, чтобы в епископских синодах, и особенно при избрании епископа, участвовали представители пресвитеров и «мирян» поместных церквей и чтобы поставление (и признание) епископа (а не только обряд его интронизации) происходило в той епархии, которую он будет пасти, с участием пресвитеров и «мирян» этой епархии.
Вообще, епископат должен вновь обрести и активизировать собственный харизматический смысл и функции, избегая как всякого индивидуализма, так и коллегиальности, выраженной исключительной и эзотерической группой.
С другой стороны, неепископальные евангелические церкви должны постараться переоценить важность и глубокое харизматическое значение епископата, не делая акцента на значении юридической власти.
а) Надо, чтобы они согласились, что среди пресвитеров есть один, который исполняет пастырские функции рar excellence, который председательствует в любви и олицетворяет пастырскую и священническую харизму Христа, в то же время не считая его отделенным его функцией от других пастырей, от других харизматиков общины.
б) Не все пастыри — епископы; существуют функции пастырского блюстительства (не административного порядка, но по причине апостоличности и кафоличности Церкви), закрепленные за одним из них, что выделяет харизму эпископе, которая всегда существовала в Церкви.
в) Надо вернуть значение роли епископа в служении единству в Теле Христовом как народе Божьем в реальности поместной церкви, так же как и в ее вселенском измерении. Каждая поместная община имеет полноту евхаристическо-керигматическо-миссионерской истины, но как таковая она является составной частью вселенской церкви в личном общении со всеми общинами, абсолютно необходимым знаком чего является епископ.
г) Не следует искать смысл существования епископата в онтологической теории, чтобы в конце концов прийти к ее отрицанию, но надо искать этот смысл как дар Духа Святого и как источник духовной жизни.
Только после взаимной самокоррекции можно вновь обратиться к этим двум аспектам и даже к их различным тенденциям, чтобы снова подойти к рассмотрению сегодняшнего епископата. Но, и это мое личное убеждение, единство может быть реализовано только через евхаристическое общение, в котором епископство вновь будет функционировать как центр единства в едином и неделимом Теле от имени вселенской Церкви, личностным и конкретным знаком которой в каждой евхаристической общине является епископ.
Перевод с французского
С. Зайденберга, М. Иорданской, А. Ошариной
