Почему поныне церковь молчит. К двухлетию событий в московском храме Успения в Печатниках
Данная статья в сокращенном виде впервые опубликована в газете «НГ-религии» от и 03.11.99 под названием «Молчание пастырей».
Я был нем и безгласен, и молчал даже о добром; и скорбь моя подвиглась
.
(Пс 38:3)
Но они молчали и не отвечали ему ни слова, потому что от царя дано было приказание: не отвечайте ему
.
(Ис 36:21)
Исполнилось два года со времени печальных для всех событий в московском храме Успения Пресвятой Богородицы в Печатниках, после которых одна из крупнейших общин в Русской православной церкви была изгнана из открытого и восстановленного ею храма. Духовник этой общины, проректор Свято-Филаретовской московской высшей православно-христианской школы, основатель Преображенского братства свящ. Георгий Кочетков по-прежнему остается под запрещением в священнослужении и даже не может причащаться, как и двенадцать активнейших его прихожан. Страдает община, страдает церковь, и конца этим страданиям не видно. Некоторым итогам этой двухлетней истории, о которых не принято говорить открыто, посвящена данная, не претендующая на абсолютную полноту и объективность, статья.
*
Итак, конфликт тянется уже два года. За его ходом следят и в России, и за рубежом, его разрешения ожидают во всех епархиях нашей церкви, но сегодня никто не может сказать, когда церковь от него освободится. Запрещенный священник и его община предприняли, кажется, все возможные и невозможные шаги для того, чтобы Московская патриархия могла разрешить ситуацию. Выполнены все требования и официального патриаршего указа, и заявленные в устной форме от тех или иных патриархийных работников. На имя епископа Москвы направлено не одно и не два письма от находящихся под прещениями и сотни от тех, кто их поддерживает. Все: и рядовые прихожане, и люди, известные всему миру, просят патриарха о восстановлении справедливости и церковного мира, о снятии бессрочных прещений со священника и с его прихожан и восстановлении нормальной деятельности общины. Но патриарх молчит. Порой кажется, что предстоятель Русской церкви, как в тиски, зажат в обстоятельства, преодолеть которые ему не под силу. Тем не менее, разрешение конфликта сейчас зависит целиком только от него.
Впрочем, одну попытку выйти из столь скандальной для него и для всей церкви ситуации патриарх сделал. Накануне Великого поста 1999 г. многие прихожане Успенского храма, отчаявшись получить ответ на свои вопрошания через канцелярию Московской патриархии, напрямую подходили к Его Святейшеству на богослужении и спрашивали, когда же будет уврачеван конфликт. Патриарх ответил, обратившись к членам общины с амвона храма Христа Спасителя после литургии в Прощеное воскресение 21 февраля с.г. Он сказал, что необходимо просить прощения у тех, кто обижен, и «тогда у нас будет возможность снять прещения». Вечером того же дня в патриаршем кафедральном соборе на традиционном чине прощения прихожане о. Георгия говорили патриарху, что уже второй год подряд они просят прощения у всех, кто считает себя хоть сколько-нибудь обиженным, но этого прощения не получают. В ответ, по мнению многих свидетелей искренне, Святейший обещал решить этот вопрос с помощью управляющего делами Московской патриархии митр. Солнечногорского Сергия. К концу Великого поста по церковной Москве даже ходили упорные слухи, что будто бы к празднику Пасхи все прещения будут сняты и будто бы уже определен храм, в который будет направлен служить о. Георгий Кочетков.
Но прошла Пасха, затем Вознесение, Троица, и вновь нет никакого ответа от чиновников Чистого переулка. Недавно обманутые люди вновь вопрошали своего епископа. Теперь патриарх всем отвечает одинаково лаконично: «Все передано митр. Сергию. Он все должен решить».
На сегодняшний день в церковных вопросах любой архиерей в границах своей епархии обладает практически неограниченной властью. (Даже если и есть каноны, упорядочивающие архиерейскую власть, нет силы, или церковной институции, могущей осуществлять контроль за соблюдением канонов). Что же помешало Его Святейшеству осуществить свою волю, о которой он заявил перед Великим постом? Какая неведомая сила препятствует ему разрешить конфликт, который не просто крайне не выгоден, но прямо вреден и для его личного, и для общецерковного внутреннего и международного авторитета? Почему предстоятель церкви, который постоянно провозглашает миротворчество как основной принцип своего и церковного поведения в обществе, не может восстановить справедливый мир непосредственно в своей епархии, в Москве?
Церковная история последних лет говорит нам, что, к сожалению, данная история — не единственная в своем роде. Череда церковных скандалов не прекращается как минимум с 1996 г., со времени беззаконного запрета в священнослужении одного из лучших современных церковных иконописцев архим. Зинона (Теодора) и отлучения от причастия его братии. За все прошедшее столетие, столетие, быть может, самое страшное в истории России и Русской церкви, не было времени столь активных внутри-церковных гонений: запрет о. Зинона и разорение его иконописной школы и монастыря, провокация против общины свящ. Георгия Кочеткова, травля и буквально «выдавливание в раскол» общины Сретенского храма в г. Херсоне, бесчинства Томского архиерея, сопровождавшиеся также бесчисленными запретами и ссылками священников и разгоном их общин, сожжение книг современных православных богословов в Екатеринбурге и запрет несогласного с этим священника, и снова разгон общины — игум. Мартирия (Багина) (в том храме теперь расположилось подворье Александрийского патриархата), а потом новый скандал в Екатеринбурге. И все это за неполные четыре года, причем тогда, когда государство не борется с церковью и за спинами архиереев уже нет уполномоченных и т.п.
Епископат теперь действительно свободен в решении церковных вопросов и, казалось бы, должен поддерживать всякую инициативу «снизу», направленную на собирание церкви. Но почему тогда во всех указанных случаях архиереи прибегают к столь нецерковным методам, а часто прямо к таким, как, например, в случае с общинами в Москве, Херсоне, Томске, какими действовали известные органы еще пару десятков лет назад? Откуда вдруг возник и закрепился как единственный и абсолютный принцип поведения епископа во всех случаях: «кто не с епископом, тот вне Церкви» (см. интервью митр. Солнечногорского Сергия в «НГ-Религии», № 9 (32) от 12.05.99 г.)? Каким богословским образованием и экклезиологическим сознанием нужно обладать, чтобы не смущаясь, открыто говорить: «Церковь — это епископ. Кто против епископа, тот против Церкви» (из интервью еп. Никона программе Екатеринбургского ТВ «Земля Санникова»)? Или мы уже забыли о том, Кто глава Церкви, или упразднены уже слова святого апостола: …и все покорил под ноги Его, и поставил Его выше всего, главою Церкви, которая есть Тело Его, полнота Наполняющего все во всем
(Еф 1: 22–23)?
Отвечать на такие вопросы страшно и опасно. Но церковь, несмотря ни на что, все же жива, и то, что, например, в Томске добились-таки снятия архиерея (который, как и Екатеринбургский, тоже снятый решением Священного синода 20 июня с.г., все же остался епископом, и значит, в любой момент может быть вновь назначен правящим), говорит о том, что возможно добиться исполнения правды в нашей церкви. Но это задача не отдельных людей или даже приходов. Это дело всей церкви, всего церковного народа, тем более, что нынешняя ситуация в РПЦ, видимо, такова, что исправлять ее в духе Св. Писания и Св. Предания, без насилия, расколов и других нестроений, может только подлинно народное, внутрицерковное движение. Всевозможные изменения «сверху» всегда чреваты серьезными церковными конфликтами.
Но вернемся к московской истории. Рассуждая над тем, почему образовался сегодняшний тупик при том, что, рассуждая здраво, ни одной из сторон его продолжение не выгодно, можно было бы сделать, по крайней мере, два вывода.
Первый вывод: патриарх имеет или личную обиду или претензию к о. Георгию Кочеткову, и поэтому как бы сам о. Георгий и его общинники ни старались делать все для уврачевания инцидента, сделать ничего не удается и не удастся. Примечательно, что никаких собственно личных отношений между патриархом Алексием II и о. Георгием не было и нет, из чего можно заключить, что такая неприязнь могла возникнуть лишь в силу соответствующей «обработки» патриарха кем-то из его окружения. Очевидно, что преодолеть такую неприязнь, если она имеется, можно одним лишь способом — личной встречей, на которой можно было бы снять имеющиеся недоразумения. Но поэтому так же очевидно, что никогда архиеп. Арсений (Епифанов), прот. Владимир Диваков, архим. Тихон (Шевкунов) не допустят этой встречи. А именно их открыто называл присланный в 1997 г. в храм Успения в Печатниках второй священник в качестве прямых руководителей своих провокационных действий. Для них такая встреча, где патриарх может услышать правду обо всем происшедшем, как говорится, «смертельный номер».
Второй вывод. Патриархия… не хочет идти против себя. Разреши она сейчас о. Георгию служить, пусть даже в самых диких условиях, это может означать хоть и не полное, но признание своей, скажем так, неправоты. Еще более важно то, что для многих и многих церковных людей и в Москве и в других епархиях это будет означать, что «системы», по выражению архим. Антонина (Капустина), можно не бояться, что в церкви им можно открыто делать церковное дело, не боясь лишиться за это места на приходе или в духовной школе, не боясь быть отлученным от причастия только за то, что, например, прошел полноценную взрослую катехизацию у о. Георгия, как это поныне с благословения местного архиерея делается во всех (!) храмах Твери.
К сожалению, пока нет оснований исключать какой-либо из этих двух выводов.
Люди, не очень сведущие в московских церковных делах, с искренним непониманием спрашивают: «За что гонят о. Георгия и его общину?» И в самом деле, за что? Что делал или делает свящ. Георгий Кочетков или его прихожане противного Евангелию и церковной традиции, достойного того, что они претерпели и терпят с 1993 г.?
Никогда о. Георгий не боролся и не призывал бороться ни с кем и ни с чем, кроме зла и греха. В этом может убедиться любой интересующийся, так как проповеди его открыто издаются. Его приход, один из крупнейших в Москве, был одним из самых бедных, а основанная им Свято-Филаретовская высшая православная школа не имеет ни одного регулярного спонсора и живет целиком на пожертвования членов и друзей неформального Преображенского братства. Поэтому финансовую зависть как источник агрессии можно, кажется, исключить. Его многолетняя переводческая, миссионерская, катехизационная, образовательная, благотворительная и приходская деятельность была совершенно открыта, всем известна и никогда не вызывала никаких подозрений в канонической несостоятельности или противоречии Евангелию или Преданию Церкви. Да и тысячи людей, пришедшие в Русскую православную церковь через основанное им Огласительное училище — более чем «достаточное» доказательство его церковной «благонадежности». А если кто-то сомневался в этом, почему было бы не обратиться к компетентным людям, или даже комиссиям, которые во множестве существуют, скажем, при Синоде, как кажется, для выяснения всех подобных вопросов?
В Огласительном училище при Свято-Филаретовской высшей православной школе действительно в течение года готовят людей к крещению или, кто крещен в детстве, но в храм не ходил, к первой исповеди и причастию. Люди проходят последовательное, целостное наставление в основах не только христианской веры, но и жизни именно потому, что человек самостоятельно, сознательно должен выбрать свой духовный путь и вступить на него с полной ответственностью и за себя, и за своих ближних, и, в конце концов, за свою церковь. О. Георгий и его сотрудники стараются научать людей так, чтобы они являлись не «толпой верующих», но народом Божьим, который был бы в силах реально, всерьез побеждать зло и грех внутри и вокруг себя.
Конечно, таким народом, знающим Кто есть Глава Церкви, где в ней свое достойное место занимает иерархия, а где — миряне, нельзя управлять пренебрежительным окриком. Его нельзя рассеять гневливым взором. Именно о таком народе св. апостол Петр говорил: Вы — род избранный, царственное священство, народ святой, люди, взятые в удел: некогда не народ, а ныне народ Божий; некогда непомилованные, а ныне помилованы
(1 Пет 2: 9–10). С таким народом, а вернее, в таком народе нужно просто жить, как бы непросто подчас это ни было.
Не в боязни ли такого народа — основная причина гонений на общину о. Георгия и на другие подобные, упомянутые выше? Не выгоднее ли нынешнему церковному начальству «одинокая толпа», смотрящая в уста своему «старцу»-батюшке, что бы из этих уст не исходило? Конечно, с позиции начальства проще иметь дело с толпой, которая «не лезет, куда ей не положено», которую легко ублажить «кнутом и пряником» и заставить идти в любом выгодном для себя направлении. Но если, не дай Бог, нынешние «благоприятные» внешние условия, когда беспрепятственно можно строить храмы и монастыри, внезапно кончатся, кто будет защищать все восстановленное и выстроенное заново? Ведь мы уже знаем такое. Вспомним историю!
Конечно, такая, к сожалению, уже давняя, политика Московской патриархии не могла бы настолько развиться, будь хоть сколь-либо ощутимое сопротивление ей среди епископата и священнослужителей. Подавляющее большинство клириков Москвы знает и понимает, что весь конфликт в Успенском храме в 1997 году — беззаконная провокация от начала и до конца. Но ни один из служащих священнослужителей Москвы официально не сказал об этом. Здесь ни от кого не требуется выражать свою симпатию лично о. Георгию Кочеткову или его сотрудникам. Речь идет о защите простой Божьей правды. Во всех других епархиях (Псковской, Екатеринбургской, Рижской, Томской и др.), где за последние годы были факты подобных же гонений на Церковь, находились же священнослужители, не боявшиеся сказать слово правды, даже в ущерб себе. В Москве — ни одного! Кто-то, наверное, думает, что так он спасает свое дело, точнее, свой приход, своих духовных чад. Так, видимо, думал и о. Мартирий, когда после запрета о. Георгия мягко оставил преподавание в Свято-Филаретовской высшей школе. Года не прошло, как с ним и его общиной поступили по тому же сценарию, что и с общиной Успенского храма в Печатниках. И снова Москва молчала. Фактически, такое молчание говорит о том, что на сегодняшний день все московские священнослужители вольно или невольно согласны с теми греховными методами, которые применялись против общин о. Георгия, о. Мартирия и др.
Исключительно ясно теперь, после этих случаев, что для сохранения «своего» священнику нужно уже не просто молча отвернуться от о. Георгия или ему подобных. Нужно замереть самому и приказать замереть, а лучше вообще разойтись, своим прихожанам, как это подчас и делается, — по принципу: «Вы работаете, вот и я работаю. Мне тоже надо детей кормить». Ведь уничтожают сейчас более не тех, кто высказывает поддержку о. Георгию или выступает за право приходов совершать богослужение на русском языке, или за исполнение иных решений Поместного собора Российской церкви 1917–18 гг. Пытаются уничтожить тех, кто сам в церкви пытается жить прежде всего по вере, по Евангелию, кто собирает Божье стадо, научает его, в живой вере воспитывает детей. Это — трагическая реальность современной церковной жизни, и от нее нельзя отвернуться. Реальность эту нужно трезво осознать.
В заключение нельзя не сказать несколько слов и об общине о. Георгия. Только неразумный человек может думать, что во всем произошедшем виновна только одна «сторона». Не думают так, очевидно, и те, кто находится под прещениями. Иначе в чем бы им было каяться на исповеди у епархиального духовника г. Москвы.
Церковная деятельность свящ. Георгия Кочеткова, жизнь и служение его общины, по словам одного митрополита, «вызвали в церкви напряжение». И с этим трудно не согласиться. Когда кто-то в толпе задыхается и начинает шевелиться, это всегда «напряжение» для толпы. Когда один в покорно молчащем зале начинает говорить правду, это всегда вызывает «напряжение» в зале, все чувствуют себя неловко. Это же так знакомо! И иначе в истории никогда не было и не будет. Сам Господь наш Иисус Христос, как мы знаем, вызвал некоторое «напряжение» в «добропорядочном» иудейском обществе. Слово Божие, дело Божие обладают таким неотъемлемым свойством: всегда вызывают «напряжение», «для иудеев соблазн, для эллинов — безумие». Всегда. Без исключений. Поэтому разговоры о том, что «о. Георгий бежит впереди паровоза» или что он «оторвался от обозов и поэтому вызвал в свой адрес такую реакцию фундаменталистских кругов», являются, увы, разговорами, скорее несерьезными и безответственными. В результате «напряженной» деятельности о. Георгия (а на самом деле, не его одного) теперь уже никто не сможет сказать, что в нашей церкви нет, к примеру, проблем воцерковления взрослых, богослужебного языка или местной соборности.
И все-таки об основной, действительно серьезной и по-настоящему церковной проблеме общины Успенского храма до сих пор открыто не говорилось. О. Георгий взялся за тяжкое дело — за глубокое воцерковление интеллигенции и молодежи. (В его приходе был самый разный народ, но интеллигенция все же превалировала.) О необходимости этого еще в советские годы тому же о. Георгию говорили и о. Таврион (Батозский), и патриарх Грузинский Илия II. В первую очередь нужно учить тех, кто способен научить других. Но интеллигенция, как и молодежь, — это и наиболее проблемные в духовном отношении люди из-за своей крайней индивидуализированности, стремления на все на свете иметь свой взгляд, обо всем иметь свое суждение и т.п. Труднее всего этим людям быть единомысленными, единодушными, труднее быть и жить вместе, церковно.
О. Георгий собрал таких людей в общину, которая стойко пережила свое первое изгнание в 1993–1994 гг. из Владимирского собора бывшего Сретенского монастыря. Ей же навязывали второго «духовника» (по словам архиеп. Арсения: «Вы должны принять о. Михаила»), и община со смирением приняла его. Приняла, зная уже с первой его службы в храме Успения, что это будет и разрушительно для самой общины, и искусительно для церкви. Этого второго, более серьезного искушения, когда настоятель храма о. Георгий был бессилен что-либо сделать, и действовать должен был именно народ, община не смогла вполне выдержать. Сейчас очевидно, что нельзя было даже допускать в стадо лютого волка, на щадящего стада
(Деян 20: 29). Даже сомневающимся прихожанам это стало ясно 6 мая 1997 года (более чем за полтора месяца до кризиса 29 июня) после переосвящения им Св. Даров на Евхаристии, т.е., согласно действующим экклезиологическим принципам, прямого раскольнического действия, свидетелями которого были сотни людей, молившихся в тот день в храме. Еще тогда было не поздно закрыть перед кощунником двери храма и потребовать, наконец, встречи со своим епископом — Святейшим Патриархом. Но община все терпела…
Разрешение ситуации все равно настало. Окажись Успенская община более самостоятельной, более ответственной и более решительной, будь она более общиной, а не просто приходом, разрешение это могло бы быть гораздо менее болезненным и для о. Георгия, и для двенадцати впоследствии отлученных, и для самой общины, и для всей Русской церкви.
В результате община теперь идет иным путем. Этот путь можно сравнить с путем, которым шел народ Израиля в Синайской пустыне, чтобы выйти из нее, наконец, народом свободным, народом Божьим. Видимо, что-то подобное переживает теперь она.
Что же, все мы призваны сбросить с себя путы векового рабского страха, призваны полюбить и научиться ценить самое дорогое, что есть в жизни, — Свободу, о которой в Писании говорится: Где Дух Господень, там Свобода
. Без этого не войти нам в землю обетованную, в которой Отец может принять нас не рабами, но только друзьями. Будем же твердо идти дальше и надеяться, что время нашего пути Господь сократит, так что он будет не столь долог, как сорокалетний путь ветхозаветного народа…
