Мой путь к Богу и в церковь
Я родился в семье атеистов, но с терпимым отношением к религии, так как старшее поколение, бабушки и дедушка, были в свое время крещены и как люди верующие, естественно, крестили детей (отца), мать не крещена. Бабушка по линии отца посещала церковь всю жизнь и была похоронена с соблюдением всех обрядов.
В моем представлении храм Божий был всегда какой-то частью русской истории, культуры, искусства.
В 1954 г. пришло увлечение русским ренессансом начала XX века, т. е. серебряным веком — А. Блок, Ф. Сологуб, А. Белый, И. Анненский, Вл. Соловьев, Н. Бердяев, С. Булгаков, а также духовным пением, иконами, архитектурой, живописью. В это время все остальное становится для меня внешним оформлением, необходимым только для профессиональной деятельности. Сильнейшее впечатление оказала на меня живопись Нестерова, Врубеля.
Последовала пора скитаний по историческим местам России: монастырям, скитам. Я удивительно хорошо себя чувствовал в храмах на службах, начиная с 1957–1958 гг. Все это создавало необычайное состояние духовного подъема и умственных способностей. На этот период приходится знакомство с незаурядными людьми, чьи духовность и интеллект поражали меня. Любыми средствами я вырывался из действительности и погружался в духовный слой «серебряного века». Как теперь понимаю, я был очень близок к путям в церковь и к Богу. Это дало мне силы впоследствии выходить из самых непривлекательных ситуаций действительности без искажений и деформаций самого себя. Я считал себя членом духовной общины всего человечества и православным в частности, но без каких-то обязательств и соблюдения определенных догматических правил, т. е. вольнослушателем, вечным студентом Петей Трофимовым.
Последовало увлечение восточной мудростью (йогой) и серьезное занятие ею, вплоть до медитации. Было такое впечатление, что что-то уводит меня от крещения. Как только я собирался креститься, незамедлительно следовало новое увлечение или появлялись внешние причины, вплоть до болезни, до ужасного самочувствия. Все это происходило до февраля 1993 г. От знакомых я узнал о Сретенском братстве и об Огласительном училище, куда я без колебаний обратился.
Длительное время во многом я считал себя недостойным к принятию святого Крещения. Оглашение — это настоящий путь к Богу и в Церковь. Жаль только, что на моем пути раньше не встретились настоящие духовные пастыри, которые помогли бы проделать все то, на что ушли долгие годы исканий, приобретения духовного опыта, знаний. Время свободного сосуществования с Церковью само собой кончилось для меня. Душа начинает трудиться.
Р. Ш.
Думаю, что это началось, когда я училась на втором курсе института, т. е. 9 лет назад. Правда, к этой мысли я пришла не так давно. Тогда жизнь дала первый урок моей гордыне. Я привыкла все делать сама и добиваться всего сама. И, надо сказать, весьма преуспевала в этом. Иногда казалось, что при желании горы могу свернуть. И вообще все эти расхожие фразы типа «Человек — кузнец своего счастья» или «Один в поле — не воин», не были для меня пустым звуком. Воин, если это Чацкий. Я так жила. Я была уверена в себе, без наглости, без нахрапа, но очень уверена в себе.
В одночасье все оборвалось: я заболела. И вдруг осознала, что существует нечто, что невозможно пробить головой. Сначала были слезы, и ярость от того, что не все зависит от меня и что я не властна над ситуацией. А потом пришли размышления: «А туда ли я иду? И почему, собственно, я заболела? А может быть, это возможность остановиться и найти совсем другой путь?»
Год тому назад я нашла в Библии образ для себя — смоковница, не приносящая плодов. Садовник хотел ее срубить, но в надежде, что она начнет плодоносить, оставил до следующёй весны. Вот и меня так оставили в надежде…
Я стала терпимей, но не стала менее упрямой. Первый урок был, пожалуй, самым сильным, но не самым плодотворным. Требовалось закрепление. И оно последовало.
Однажды мама сказала: «Мне стали сниться о тебе плохие сны. Давай я окрещу тебя, мне тревожно». Я, честно говоря, слегка ошалела, ибо именно в ту пору со мной могли произойти не самые хорошие метаморфозы. И мама это почувствовала. Мне было тогда 25 лет. До сего момента я, как могла, сопротивлялась. Не то, что была неверующей, а просто упрямой. Но тут я сдала позиции, потому что самой стало жутко. Меня крестили, но без причастия, потому что «на зло врагам» я пошла в церковь, плотно покушав. Результат не замедлил сказаться. Меня лихорадило почти год. Но я же сильная! Выдюжила. Именно тогда я стала молиться. И приняла причастие ровно через год. Помню, как было трудно выговорить все на исповеди и как стало легко потом, после причастия. Было ощущение, будто внутри вымыли, вычистили, проветрили, покрыли белой скатертью и выпустили в свет.
Прошлое разрешалось само собой, как только я делала шаг навстречу свету. Попадая в трудные ситуации, я видела, чем все может кончиться, но выйти из них не могла и проживала целиком этот отрезок жизни, внутренне как бы подталкивая события к развязке. И в самом конце с огромными душевными усилиями (или духовными — не знаю) отрывалась от того, что было.
Я не щадила ни себя, ни своих близких, ни людей, с которыми тогда была связана. Вообще-то, думается мне, я никогда никого не любила — не в смысле какой-то плотской любви, а в смысле душевной открытости. Понимала? Да. Но не принимала. Всегда — позиция стороннего наблюдателя, даже в отношении себя: живу и наблюдаю. И, может быть, от моей нелюбви и было все так болезненно, потому что меня-то как раз любили. Надо сказать, что я всегда жила в атмосфере любви и внимания. Она была для меня как воздух. Но только я сама ничего не делала, чтобы меня любили (или мне кажется, что не делала). Точно так же и во время оглашения уже после нескольких встреч я стала замечать, что люди в моей группе, совершенно мне чужие, проявляют ко мне теплоту и даже нежность, что меня обескураживает, потому что я знаю — это незаслуженное. Мне объясняют, что любят не за что-то, а вопреки и во имя… А мне больно, потому что я не умею так…
Я постоянно «расковыриваю» себя изнутри, и когда начинает кровоточить, чувствую, что постигаю какую-то истину. Но становится нестерпимо, и тогда думаю, что я ненормальная, и что надо просто жить, спокойно и мирно, что все — бред. А мне объясняют, что это чистой воды «экзистенциализм». И я успокаиваюсь. На время, до следующих «расковыриваний».
Я благодарна судьбе или Богу за то, что со мной было. Я знаю, как бывает больно и радостно, темно и светло, чисто и мерзко, тепло и холодно одновременно. Я знаю, что люди ждут любви, как подарка, что все за этим пришли в церковь. Но от неумения любить и принимать любовь — мучаются. Вот и я учусь любить и верить. Я начинаю свое восхождение.
К. И.
