Приходские общины в православной церкви и потребности современного общества в СССР
Почти ни у кого уже не возникает сомнения – перестройка и гласность в нашей стране пошли столь далеко, что они не могут пройти без последствий для жизни как всего общества, так и отдельных его граждан. Уже сейчас, на первом этапе перестройки, перед христианами и христианскими церквами нашего Отечества открылись и продолжают открываться новые возможности, касающиеся и внутренней и внешней жизни. Впрочем, многие из них соответствуют вполне традиционным церковным потребностям и реалиям жизни, о которых просто забыли, ибо одни, например официальные культурно-просветительская и организованная благотворительная деятельность, были некогда искусственно отторгнуты от церкви и переданы другим социальным институтам, а другие, например та же помощь больным, бедным и страдающим, продолжали жить в ней, но под иными именами, или деформированно и видоизмененно, или скрыто, часто даже для самой церкви, как некоей целостности.
Однако в любом случае современный этап жизни церкви в СССР уникален. И вместе с новыми возможностями для церкви показать и раскрыть себя, свою жизнь он несет с собою ситуацию нового вызова самой церкви, своеобразного для нее экзамена на жизненность, прочность и верность себе и своему призванию. Но нам следует помнить, что на экзамене можно не только решить все предложенные задачи и тем самым хорошо показать себя, но и с позором провалиться. Поскольку церковь в своем объективированно-социализированном бытии не есть Сам Бог и потому не божественна, а человечна, постольку это грозит и ей.
Но что побудило и побуждает наше общество и даже государство обращаться к церкви, своему единственному официальному оппоненту на протяжении всех семидесяти лет совместного существования? Что заставляет, пусть еще с осторожностью, оглядкой и оговорками, предоставлять церкви новые возможности? Ведь не только же внешнеполитическая ситуация и соответствующие ей диалоги и обязательства, как и – тем более – не только нравственные и соответствующие им внутриобщественные императивы. Ни для кого давно не секрет, что главную роль здесь играют прямо связанные с предоставляемыми церкви новыми возможностями общественные потребности, причем часто самые насущные, от удовлетворения или неудовлетворения которых зависит: быть или не быть этому государству и этому обществу. Как неоднократно говорил с первых дней своего правления М.С. Горбачев, перестройке и политике демократизации и гласности альтернативы у нас не существует. И это великая правда. Современные общественные потребности в нашей стране отражают самые глубокие требования нашей внутренней и внешней жизни, пренебрежение которыми в государстве и обществе способно привести в движение силы неотвратимой судьбы, силы рока. Поэтому все – и христиане, и неверующие – должны хорошо осознать и понести ответственность за возрастание духовности и ее укрепление в народе и обществе, за нравственное состояние общества и качественно новый уровень его культуры, за реализацию в нем духа взаимопомощи и милосердия, свободы, веры и любви, за развитие наук и искусств и за все стороны государственного строительства. Все это может быть прямо связано с назначением и возможностями церкви. При этом ей лишь нельзя упускать из виду то, что в обществе требуется обновление и укрепление не только духовных и душевных сторон жизни, но и материальных (прежде всего – поднятие уровня жизни всего народа). А обществу, в свою очередь, важно иметь в виду и обратное – требуется не только укрепление его материального базиса, экономики, но и душевной и духовной его жизни.
Чем же церковь может ответить на новый для нее вызов? Есть ли у нее необходимые для этого силы и средства? А потребуются они, очевидно, в немалом количестве. На первый взгляд, это неразрешимый вопрос. Ведь церкви и самой хронически не хватает сил, в ней самой как никогда остро стоят те же проблемы, что и в окружающем мире, ей самой надо укреплять свою духовную жизнь, поднимать нравственный и культурный уровень своих членов, осуществлять взаимосвязь и взаимопомощь среди них по взаимной ответственности и любви. И если еще в недалеком прошлом церкви хватало хотя бы денежных средств на все дозволенные ей формы деятельности, то сейчас, с умножением последних, даже просто в связи с открытием новых храмов, монастырей и разного рода духовных школ, дефицит и сил, и средств сразу резко обнажился. Можно полагать, что дальше ей будет только тяжелее. Если такого рода дефицит свойствен сейчас почти всем организациям в стране, то тем более он понятен в церкви, которую долгое время как социально-чуждую в нашем государстве «планомерно и совместно» разрушали и, конечно, в отношении ее, церкви с малой буквы, на этом пути кое-чего добились. Поэтому-то теперь наша церковь с внешней точки зрения часто и бывает похожа на филиал инвалидного дома или дома для престарелых.
Итак, откуда же церковь может взять столь ей сейчас необходимые силы и средства? Здесь нужно дать еще одно предварительное пояснение. В церкви сейчас недостаток не вообще сил и средств, но актуализированных сил и средств. Потенциально она обладала и обладает большими средствами разного рода, поскольку все ее члены более или менее склонны к аскетическому самоограничению и жертвенности. Есть у нее в потенции и большие силы, что также не удивительно, ибо вся она состоит из хотя сколько-нибудь да верующих христиан, а, по Евангелию, все возможно верующему
. (Мк 9:23) Это говорится в отношении и актуальных и потенциальных возможностей. Но эти имеющиеся в церкви силы и средства часто и в очень большой степени уходят, не успев даже проявиться как следует. К тому же и используют их несогласованно и неэффективно, в результате чего они служат не собиранию, со Христом и во Христе, а расточению и распылению. Нынешнее тело церкви живет дисгармонично, а его члены, как небезызвестные Кот Гофмана и Нос Гоголя, «гуляют сами по себе». Итак, для того чтобы церковь могла решить проблему своих сил и средств, ей надо их собрать воедино, выявить, организовать и верно направить на служение Богу и людям, как «своим по вере», так, по мере возможности, и всем остальным нашим ближним, отчего и в том, и в другом случае будет прямая польза всему нашему обществу.
Вышло как будто бы все просто. Только бери и делай – исправляй повреждения и недостатки, объединяй, собирай и толково организовывай. Но всякий, кто знает нашу церковную жизнь изнутри, в ответ на это только улыбнется, будучи абсолютно уверен в идеалистической утопичности такого замысла. И будет, увы, прав. Нам, всей нашей церкви, что-то серьезно мешает так думать и делать. Что же это? Попробуем хотя бы в первом приближении ответить на этот вопрос.
Конечно, у церкви есть и всегда будут внешние враги и помехи. Далеко не всем людям на земле, даже вполне честным и добропорядочным, как и далеко не всем, даже основанным на этих же принципах порядочности, человеческим объединениям и организациям хочется, чтобы церковь укреплялась, расширялась и служила Богу и ближнему (т.е. всем людям) так, как это ей заповедано со времен ее основания. Несомненно, что в этом отчасти виновата и сама церковь, вызвавшая неприглядными страницами своей древней, средней и новой истории отталкивание и предубеждение против себя и всякого своего деяния, особенно в лице официальных своих представителей. Хотя есть, бесспорно, и много других причин недружественного отношения к церкви, в том числе Русской православной, проистекающих из того, что «люди более возлюбили тьму» и не хотят идти к Свету (Ин 3:19–20), или просто из того, что им ближе оказались только свои нехристианские культурные, национальные, социальные и прочие традиции и позиции.
И все же главные препятствия собиранию церковных сил и средств надо искать внутри самих себя, внутри самой церкви. Когда внутри нее все в принципе благополучно, тогда извне ничто не сможет одолеть ее (см. Мф 16:18), ибо тогда во всем главном и существенном она будет являть собою непобедимую Любовь и Свободу Богочеловечества Христовой Церкви (с большой буквы).
Среди внутрицерковных препятствий в первую очередь надо назвать несогласованность между реальным устройством внутренней жизни нашей церкви и современными условиями и обстоятельствами жизни, окружающей ее. Другими словами, существует трагический разрыв между архаической и во многом отжившей формой устройства церкви, стилем ее внутренней жизни и характером и стилем той жизни, воцерковить, освятить и преобразить которую церковь призвана. К тому же нередко забывается, что христианство по своему призванию должно быть не просто традиционной «религией» с соответствующими ей учреждениями, а высшей жизнью во всей полноте и при этом жизнью с избытком (Ин 10:10).
В этом наша главная беда, а уже отсюда проистекает и множество иных церковных бед: это и непомерный расход сил и средств церкви на себя, на самообеспечение и самовоспроизводство, прежде всего на пышный внешний культ и его дорогих служителей (увы, часто именно служителей культа, а не Бога во Христе Духом Святым!); это и рассеянность «духовного стада», до членов которого «пастырям» – служителям культа часто вообще нет дела, если только они не помогают им обеспечивать все тот же культ; это и ставший уже почти традиционным духовный отрыв пастырей от паствы, поддерживаемый все более распространяющейся неправославной идеологией клерикализма или, пока в более редких случаях, антиклерикализма, и др.
Назвав нашу главную беду, мы теперь, естественно, должны сказать и о том, каково же имеющееся церковное устройство, что характерно для современного этапа церковной истории и каким должно быть наше церковное устройство на этом этапе, чтобы церкви иметь все необходимые силы и средства для нормальной внутренней и внешней жизни, в том числе для достойного и полного ответа на вызовы сегодняшнего дня.
Современное устройство Православной церкви в основе своей остается, как и много веков назад, церковно-приходским и жестко иерархическим (т.е. базирующимся на призвании хранить апостольскую преемственность «трехчинной иерархии» с тенденцией в сторону «четырехчинной», под влиянием всякого рода западного и восточного папизма). Чтобы убедиться в этом, достаточно вчитаться в принятый на юбилейном поместном соборе Русской православной церкви 8 июня 1988 г. ее «Устав об управлении», который вошел в жизнь уже почти во всех частях нашей церкви.
Что же такое приход? Согласно новому Уставу, «приходом является община православных христиан, состоящая из клира и мирян, объединенных при храме. Такая община составляет часть епархии, находится под каноническим управлением своего епархиального архиерея и под руководством поставленного им священника-настоятеля» (VIII,I).
Однако мы знаем, что не всякая христианская церковная община есть обязательно приходская община. Приход имел – а значит и может иметь – альтернативу в границах самой же Православной церкви. Этой альтернативой является также «община православных христиан» (именно она часто называется просто общиной), но организованная несколько иначе, чем приход, а по ряду важных моментов, касающихся жизни поместной церкви, отношений с отдельными ее членами и внешним миром, даже ему противоположная (подробнее об этом см., например, в статье Николая Герасимова «Вхождение в Церковь и исповедание Церкви в церкви»// Вестник РСХД, 1979, № 128, с.41–85, особ. гл.III, «Поместная церковь-община и ее устройство», с.58–66).
В принципе, такая православная община, живущая по внутреннему принципу «люби Бога во Христе, а значит и всякого человека, и поступай и думай как хочешь», – это скорее живая единая христианская духовная «семья», «малая группа», которая стремится сохранить особый духовный Мир, свою Свободу и Единство с Богом и ближним, личностную Любовь к ним и сердечную Веру в них. Обычно она – не административная единица, которая всегда является еще и социальной институцией со своим «начальством», «законами» и т.д. Она не знает деления на клир и мирян, ее руководители избираются самой общиной из своих членов и поставляются в ней же. Она объединяется вне зависимости от наличия или отсутствия единого для всех ее членов приходского храма. Она – не часть, а церковное целое, если в ней, в единстве со всей Церковью, совершаются таинства, в том числе Крещение и Евхаристия. Ее единственным Главой, под «каноническим» управлением Которого она находится, является Сам Бог во Христе через дар и дары Святого Духа.
Такая община внутренне уже может быть никак не связана с так называемым христианским государством и обществом, она может нормально жить, «плодоносить» и благотворить в любом государстве и в любом обществе. Ей уже не требуется окружение однородно христианского населения, размещенного на одной территории, в отличие от прихода, который только и может нормально существовать как административно-институциализированная единица в организованной системе христианской церкви в христианском государстве.
Приходская система сложилась главным образом в так называемый «константиновский» период церковной истории, длившийся со времен императора Константина Великого, т.е. с IV века, до 1917 г. (в нашей стране) и характеризовавшийся более всего особо близкими отношениями церкви и государства, стремившихся достичь в них «симфонии». Христианские же общины, как поместные церкви в полноте их кафоличности, существовали преимущественно в «доконстантиновский» период, начавшийся со «дня рождения» Церкви (а значит и церкви) на Пятидесятницу 30 года до IV века. Тогда церковь в государстве была непопулярным, а часто и прямо гонимым меньшинством. Но именно общины, а не приходы завоевали доселе непреходящий авторитет, который имеет в очах многих людей, даже нехристиан, первохристианство – несмотря на то, что доконстантиновский период жизни церкви был неоднороден с точки зрения форм церковного устройства и что эпоха гонений, особенно III века, резко увеличила в них роль жестко-иерархических структур (что во многом и подготовило почву для будущего перехода церкви на приходскую систему, который и осуществился после превращения христианства в «государственную религию» Римской империи в результате деятельности таких императоров как Константин и Феодосий Великие).
В ХХ веке почти все христианские церкви вступили в некий третий, «послеконстантиновский» период своей истории. Как и «константиновский», он, с одной стороны, несет в себе в снятом виде весь накопленный церковью опыт жизни в прежние времена, но, с другой стороны, является принципиально новым для нее. Это коснулось и внешней и внутренней церковной жизни. Вновь резко меняются отношения церкви и государства, церкви и общества. Церковь снова начинает ощущать себя меньшинством, если еще не по числу, то по результатам своего воздействия на умы и сердца людей в тех обществах и государствах, в которых ей приходится жить. Ее влияние подчас сохраняется лишь в быту, культурно-гуманитарной и благотворительной сферах, т.е. отнюдь не в центре современной жизни большей части людей. И одна из главных причин этого – пережитки церковно-приходской системы, которые не преодолеваются ввиду общего оскудения Духа в людях, даже крещеных.
Но в ответ на это христианство (церковь) на современном этапе своего исторического развития стремится не просто к «аджорнаменто», т.е. к полному соответствию сегодняшнему дню с его спецификой и проблемами, оно ищет пути исправления своих старых ошибок и искупления своих старых грехов, вновь становясь «светом мира» и «солью земли» (Мф 5:13–14) всегда и для всех. Оно ищет ответы на все тупиковые ситуации человеческой жизни в наши дни и стремится указать людям на источники духовных сил, необходимых для их разрешения. Тем тяжелее церкви бывает слышать от людей небезосновательное «врачу, исцелися сам». Так мы снова сталкиваемся с проблемами церковного устройства, вернее, его соответствия требованиям современной жизни. И здесь всем уже должно быть ясно, что ни возврат к прошлому, будь то первохристианство или христианство константиновского периода, ни подчистка и реставрация имеющихся традиционных форм не смогут решить этих проблем. Требуется откровение и дерзновенное творчество внутри церкви, чтобы произошло ее обновление без обновленчества и реформа без реформации.
В Русской православной церкви первым шагом на этом пути, несомненно, должно быть возрождение целостности и полноты церковной жизни, особенно пострадавших в 20–70-х годах нашего века вследствие известного давления на церковь, когда ее хотели либо ликвидировать, либо уже окончательно превратить в «ведомство православного исповедания», занятое исключительно «удовлетворением индивидуальных религиозных потребностей», понятых только как «отправление культа». И прежде всего это возрождение должно происходить на уровне приходов-общин, что означает всемерное укрепление в них общинности, т.е. поддержку в них всех элементов жизни общины, опирающихся на неинституциализируемую личностность отношений всех их членов. Так надо начать в нашей стране вновь «собирать со Христом» Его Церковь. Без общинности же даже собранного в церкви удержать не удастся.
Это хорошо уже понято во всем, и в первую очередь традиционно-христианском мире, в котором начиная с середины ХХ веке существует широкое общехристианское движение за создание разного рода и вида духовных общин. Вспомним хотя бы многие тысячи так называемых «базисных» или «базовых» общин в Римско-католической церкви. Судя по плодам их жизни и деятельности, нельзя не признать в этом особого знака Божьего благоволения.
Но были подобные устремления к общине и ранее. Вспомним и некоторые вехи в истории христианства «константиновского» периода, в которых явно проявилось желание церкви, христианских и околохристианских движений компенсировать утраченную общинность. Это и зарождение и развитие монашеских, а потом мусульманскихобщин как реакция на современное им христианство, и подобная же реакция многих других, в том числе еретических или сектантских религиозных групп и церквей, не исключая разного рода протестантских. А у нас в стране это еще и старообрядчество, и русские неправославные «мистические» секты, и православные братства, сыгравшие большую роль при защите православной веры и жизни от агрессии на нее со стороны инославных и иных врагов церкви, когда силы иерархии были скованы, или подорваны, или когда их просто не хватало. Конечно, все эти явления не могли изменить характер церковного устройства в то время, да это прямо и не входило в задачу ни монастырей, ни братств. Во всех иных случаях возникал или углублялся трагический отрыв от самой церкви, что приводило к парадоксу: общины, призванные явить собою полноту церковности, именно от нее и отрывались. Сейчас же особенно важно, чтобы община явила и сохранила эту полноту, став тем самым чем-то иным по отношению ко всем бывшим прежде в нашей стране христианским общинам.
Итак, просто очищение и укрепление одних старых форм церковной жизни, сложившихся в иных условиях и для своего нормального существования требующих тех условий, – не выход из церковных проблем и не ответ на вызовы нашего времени в нашем обществе. Так же как ни называй любой современный приход общиной, от этого в нем возможностей живого общения в христианском духе не прибавится и сила духа не соберется. Тем более, что община как особая духовная целостность в церкви не организуется, а родится.
Конечно, принятие в нашей церкви того же нового Устава об управлении – факт очень существенный. Дело церкви сдвинулось в лучшую сторону. Было приостановлено распыление духовных и вообще церковных сил и средств. Несколько углубилась и расширилась церковная соборность, значительно возросла роль приходских настоятелей и тех активных клириков и мирян, которые находятся с ними в хорошем контакте. Но все же нельзя не видеть, что это пока что движение исключительно в рамках нашего традиционного церковного устройства. Максимум его возможностей – это увеличение числа и укрепление приходов, монастырей, духовных школ и прочих традиционно-церковных институций. Нужно ли это сейчас нашей церкви? Да, нужно. Но очень скоро, как мы уже говорили, и на это не хватит имеющихся в церкви сил и средств. И тогда не придется ли снова нам идти путем церковных «стяжателей», победивших в начале XVI века на Руси, а вместе с их идеологией возрождать и их практику, вплоть до полуинквизиторской? Но стоит ли повторять свои исторические ошибки? Вот об этом и надо нам думать уже сейчас.
Даже если вскоре появится у нас возможность определять конкретные границы приходов, т.е. иметь внутрицерковные списки их членов, или диптихи, если будут проводиться регулярные и свободные собрания всех прихожан и от приходов, в первую очередь, а не только от правящего архиерея, неизбежно во многом оторванного от приходской жизни с ее конкретными нуждами, будет зависеть выбор служащих в них клириков – даже в этом случае общины еще не явятся и глубинные проблемы собирания в церкви сил и средств, в том числе для служения обществу, не решатся. Не будем обольщаться. Они также до конца не решатся и в том идеальном случае, если приход обретет подлинную духовную самостоятельность, т.е. освободится от всякого рода внешних и часто чуждых ему вмешательств как со стороны высшей иерархии, так и со всех других сторон, если он будет иметь возможность полной катехизации как христианских детей, так и начинающих свою христианскую жизнь взрослых, если он будет иметь свою библиотеку и прочее. Здесь надо учитывать, что рождение общин – дело будущего, что сейчас церковных общин, как поместных церквей в их полноте, в нашей стране нет не только в традиционных кафолических церквах, таких как наша Русская православная церковь, но и в протестантских и прочих инославных и сектантских объединениях (подробнее об этом см. в той же статье Н. Герасимова, с.73, а также в статье С.Т. Богданова «Священство православных и баптистов»//«Вестник РХД», 1983, № 140, с.29–60). Хотя нельзя не признать, что по уже выше названным причинам у них значительно больше, чем у нас, элементов общинного устройства. Этим, в частности, в значительной степени объясняются такие общеизвестные факты, как их более быстрое, в сравнении с православием, распространение в нашей стране и более успешное включение в благотворительную и всякую иную общественно-полезную деятельность, требующую не одних безличных денежных средств.
Но и в нашей церкви тоже начинают вызревать свои новые формы жизни, компенсаторно содержащие в себе элементы новой общинности. Это всевозможные неформальные объединения, возникающие везде, где есть хоть какая-то концентрация духовных сил, и стремящиеся их сохранить и умножить: объединения вокруг того или иного «духовника» его «духовных чад», группы совместно паломничающих по монастырям людей, кружки друзей, собирающихся для последовательного чтения и обсуждения священного писания, экуменических, агапических, молитвенных, проповеднических и т.п. встреч и общений, а также группы людей, организующихся для совместной работы или служения.
Церковь и общество должны быть заинтересованы в рождении и расширении подобных форм церковной жизни, ведущих церковь по пути обновления, а общество – к лучшей реализации прав и свобод и улучшению жизни своих граждан. Они могли бы этому процессу помогать, но пока достаточно, если они хотя бы не будут ему препятствовать. Лишь бы нарождающиеся духовные христианские церковные общины не приобретали сектантский характер, как это нередко случалось с ними в прошлом, во втором периоде церковной истории.
Общинность – несомненное благо для церкви и для каждого христианина. Но она уже сейчас сталкивается и, конечно, еще долго будет сталкиваться с серьезными внутренними и внешними трудностями, которые более всего связаны с известной исторической инерцией существующих, во многом тяжеловесных форм церковной жизни. Эта инерция утверждается и на некоторых продолжающих действовать церковных канонах, оформившихся в иную, а по выражению одного из крупнейших историков церкви профессора В.В. Болотова (+1900 г.), часто и не лучшую церковно-историческую эпоху; и на старообрядческих тенденциях в клире и народе, по неправославному принципу «до нас положено, лежи оно так во веки веков»; на недостаточной наученности и подготовке к полной христианской жизни подавляющего большинства членов церкви, в том числе занимающих важные иерархические места; на психологической инерции, лености, недостаточном смирении и дерзновении; на темном иррациональном страхе, в том числе ошибиться, и т.д. Отчужденность и оторванность от полноты церковной жизни многих представителей самой церковной иерархии, нередко зараженных мирским профессионализмом, бюрократизмом и конформизмом, а то и коллаборационизмом, также играет здесь немалую роль, рождая и укрепляя недоверие ко всему живому и новому в ней, в том числе и к общинности с ее творческим и свободным личностным духом, а в обществе вызывая недоверие к самой церкви и к ее возможностям, кроме, может быть, утешения бабушек, ухода за стариками и музейно-охранительской деятельности.
Западные церкви, государства и общества уже нашли в себе духовные силы всякое недоверие в церкви и к церкви преодолеть, даже в тех странах, где государственно-идеологические органы осознанно или неосознанно по старинке считали, что всякое (и тем более через трудноконтролируемые и самоорганизующиеся общины) укрепление церкви принесет лишь вред их обществу и государству.
Последнее особенно важно. Ведь и у нас в стране до начала перестройки и даже до самого последнего времени, до празднования тысячелетия принятия Русью христианства, нередко можно было встретиться с недоверием к церкви со стороны влиятельных в обществе и государстве организаций и многих отдельных людей. Положение начало меняться, но не будет ли это означать признание и доверие только по отношению к официальным церковным структурам и учреждениям?
Можно смело и безоговорочно утверждать, что общинность в церкви – безусловное благо не только для самой церкви, но и для нашего общества и государства. Ведь расцветшая в современном обществе секуляризация повлекла за собой массовую бездуховность, она же, в свою очередь,– если не внешнюю, то внутреннюю расслабленность его членов. А это привело к страшной, античеловеческой индивидуализации жизни, т.е. вывело общество на новую, воистину невиданную еще в истории степень объективации и охлаждения духа человеческой жизни. И нельзя не заметить, что это более или менее касается всех обществ и государств, которые пожелали выйти на высший уровень современной цивилизации, неизбежно подминающей всякую традицию (хотя и не всегда через насильственное разрушение ее живых носителей, символов и форм), в том числе всякую традиционную культуру и духовность. Стоит ли удивляться, что в первую очередь при этом страдает наиболее утонченная и высокая традиция.
Индивидуализация и охлаждение человека породили и продолжают порождать тяжело переживаемое (и все чаще вообще не переживаемое) внутреннее опустошение, отчуждение от себя и своей жизни и часто доходящую до патологии деформацию на всех уровнях и во всех сферах человеческой жизни, в том числе духовной, душевной и телесно-физической. Так появились специфические для нашего времени и уже почти планетарные по масштабам новые проблемы личности, семьи, дружеского и братского общения, проблемы отношений на работе, отношений между социальными классами и группами, в том числе нациями и народами, проблемы отношений к природе и обществу в целом, к своим предкам, к потомкам и т.д. Об этом знают все, и здесь нет необходимости входить в подробности. Но не все еще осознают, что именно этим объясняется массовое стремление людей, особенно молодежи и интеллигенции, найти для себя и иметь не просто хорошую семью и «друзей дома», но и более универсальную среду обитания – свою малую группу, желание включиться в жизнь какого-то неформального или нетрадиционного объединения, в того или иного рода общину.
Такое стремление и было, и есть, и в не меньшей степени еще будет. Но не пора ли напомнить, что эти группы и объединения вдохновляются разными идеями, идеалами и духами, исповедуют разные веры и применяют слишком разные средства для самореализации, вплоть до антибожественных, античеловеческих и антиобщественных? Как здесь не возжелать христианства, основанного на высшей Любви и Свободе, призывающего всех к духовному братству, взаимной открытости и жертвенности, предлагающего человеку уже здесь, на земле, вкусить во внутренней и внешней жизни правды, мира и радости во Святом Духе
(Рим 14:17), освобождающего его от рабства миру сему, т.е. похоти плоти, похоти очей и гордости житейской
! (1 Ин 2:16)
Как иначе помочь молодежи, которая страдает от того, что она не только не управляема, но и не самоуправляема, которая не только не хочет, но уже и не может работать, которая часто уже не в состоянии нести внешнюю и внутреннюю ответственность за что бы то ни было, упорядочивать свою жизнь, не говоря о чужой, справляться со своими темными и разрушительными влечениями, в том числе сексуальными? Как иначе помочь устоять семье, которая распадается на глазах, в которой количество детей сокращается, а количество абортов растет; в которой уже невозможно найти отдохновения и утешения от ударов судьбы, которая часто уже не столько сохраняет, сколько разрушает своих членов«Огонек», 1989, № 3, с.16).>, в том числе психически? Как иначе помочь школе, которая нередко теряет чувство меры и допускает насилие над душой, умом и совестью обучаемых, которая становится источником не столько просвещения и культуры, сколько обскурантизма и антикультуры? Как иначе помочь и нашему обществу, которое уже не в состоянии поддерживать и воспроизводить себя и желанные для него отношения, пока еще довольно часто совпадающие с нормами христианскими? Только Церковь, раскрывающаяся в свободных и обладающих каждая своим лицом семьях-общинах, может противостоять разрушению основ подлинно личных, искренне открытых и уважительных отношений между людьми. Только она может предотвратить рост «одинокой толпы», потерю чувства общности и построение себя на временной, поверхностной и «нечеловеческой», предметной основе. Только она знает, что нужно человеку, сердце которого томится и горит, но часто не тем огнем, склонному поэтому к пьянству, наркомании, проституции, гомосексуализму, уходу из жизни.
Если у людей отсутствует свой «положительный» идеал или личный жизненный интерес, кроме эгоистического, если у них разрушается и извращается вера, надежда и любовь, если их представления о моральных ценностях частичны и поверхностны, если им ближе вседозволенность и произвол, вместо свободы, если люди теряют даже критерии различения лжи и правды, добра и зла, законного и беззакония, усилия и насилия, справедливого и неправедного (несправедливого, неправого), духовного и душевного, если в людях расслаблена воля и они уже не в состоянии совершить ответственный выбор и освободиться в себе, в своей душе и духе, от разного рода смешений, если они легко идут на предательство даже близких друзей и родных, часто при этом и не думая причинять кому-либо зла, если они постоянно рефлектируют и оглядываются, будучи подавлены различными страхами, которые держат их в рабстве, если люди уже почти не в состоянии терпеть за правду, бескорыстно, глубоко, верно и вечно любить друг друга и друг другу прощать, то все это значит, что теряется сама основа жизни и мир с Богом и ближним. Могут ли помочь здесь обычные, лишь человеческие и земные средства?
Слава Богу, теперь все яснее становится, что никому самим по себе не решить духовно-нравственных и прочих проблем. Ни семья, ни школа, ни государство, ни какая-либо социальная группа, ни трудовой коллектив, обеспечивающие лишь развитие цивилизации, производительных сил и производственных отношений, также не в состоянии решить их. Это относится и к церкви как официальному институту. Всем нужна здесь помощь Церкви (с большой буквы) как явления в мире сем Духа и Истины, Любви и Свободы, Веры и Надежды, Света и Жизни. И, конечно, эта помощь не может быть сведена к одной благотворительности, которую могут как-то организовать и церковь (с малой буквы) и другие социальные институты, но которая не в состоянии пресечь социальных корней зла, приводящих все большее число людей ко все более ужасным страданиям.
Церковная благотворительность – лишь естественная реакция на уже существующее и вопиющее о себе страдание. Она может и должна проявляться всюду и по отношению ко всем, в первую очередь, конечно, по отношению к своим членам, которые тоже – члены общества. Если каждый приведет в порядок хотя бы свой дом, а по возможности и какое-то пространство вокруг него, это уже будет решением множества из названных и неназванных нами проблем. Но все же не это главное.
Всемирный опыт уже показал, что успешное преодоление многих страшных язв и болезней общества и его членов, установление и воспроизводство подлинно добрых и любовных отношений человека к человеку, преодоление отчуждения, одиночества, лжи и страха реально и прочно осуществляется не в официальных государственных и общественных институциях и не в современных полуязыческих молодежных или интеллигентских малых группах и неформальных объединениях, а именно в разнообразных и свободных общинах, способных разрешить современные проблемы самих этих государства и общества, интеллигенции и молодежи. И чем ближе эти общины к христианским, церковным, тем лучше. Прямое тому подтверждение – всемирный по значению опыт «Ордена милосердия» матери Терезы Калькуттской, союза общин «Анонимных алкоголиков», успешно помогающих порвать с этим пороком, опыт «базисных» и тому подобных христианских общин, опыт матери Марии (Скобцовой) и т.д.
Итак, пусть перестройка в нашей стране в этом плане реально дала еще не много и церкви, и внутри нее, как это показал и новый церковный Устав. Пусть пока нет еще нового государственного законодательства о свободе совести, как почти еще нет и новых «незастойных» кадров священнослужителей на всех уровнях. Пусть пока еще церковные приходы – отнюдь не самые демократические организации, из-за сохраняющейся жесткой, а подчас и жестокой, давящей христианский дух и смысл иерархичности и отсутствия в них в большинстве случаев даже элементарной общинности. Пусть время гласности в церкви пока еще только начинается. Пусть еще очень силен в церкви главный ее враг так называемое «требоисправительство», т.е. слепое и механическое выполнение обрядов, служение культу, которое ни в чем и ни в ком не испытывает нужды, кроме «кадила и кропила», с соответствующим воздаянием. Но коли есть среди христиан явное сознание того, что подлинная демократизация и гласность, единство народа и общества необходимы не только обществу и государству, но и церкви, значит успех придет и «победа будет за нами».
Для церкви это означает движение к общине, состоящей из свободных личностей, и к их свободным союзам. А это, в свою очередь, и будет означать радикальное решение многих современных проблем нашего общества, удовлетворение многих его насущных потребностей и нужд, адекватный ответ церкви на новые вызовы и требования жизни в духе Любви, Свободы и Мира.
В качестве конкретного примера уже существующих в нашей церкви общин (пусть еще и не в полном смысле слова, ибо в них не совершается Евхаристия) прилагаем их «принципы жизни», не являющиеся – что на наш взгляд очень важно – уставом.
