Мой путь к Богу и в Церковь
Свидетельство
Я рос в семье, можно сказать, неверующей. Отец крестился в детстве, но церковным человеком не был. Мама и до настоящего времени некрещеная. В церковь ходила бабушка, мать отца. Об этом я узнавал из разговоров родителей, так как бабушка приезжала к нам очень редко.
В возрасте 7–8 лет мне казалось, что церковь и ее традиции (разного рода пожертвования, пасхальные яйца и т. п.) — это что-то странное и отжившее. И к бабушке я относился снисходительно. Но нам с братом нравилось к Пасхе красить яйца, только было непонятно, зачем это нужно. А на пасхальной неделе мы ездили в гости к бабушке…
От отца я иногда слышал выражения: «побойся Бога», «не гневи Бога», и я воспринимал это как наиболее веский аргумент.
Впервые я попал в церковь, когда учился в 10 классе. Мы с мамой были на экскурсии в селе Вороново, где проходила выставка картин художника Васильева. До отправления нашего автобуса оставалось время, мы зашли в сельский храм и услышали проповедь. Проповедь была для меня понятна, но мое сознание раздваивалось: с одной стороны, коммунистический атеизм и «религия — опиум для народа», а с другой, проповедь священника — доступная и искренняя. Из разговора взрослых о христианской и коммунистической морали, возникшего после проповеди, я понял, что эти два понятия близки, но в чем заключалась разница — мне было неясно. И еще я понял, что первично все-таки христианство.
В студенческие годы я узнал о крестном ходе на Пасху, но у меня не возникало желания идти туда, толпиться, если можно сходить с друзьями на дискотеку.
Существенный шаг на пути к Богу был сделан благодаря моей работе со скаутами. Одно из главных служений у скаутов — служение Богу. Служение Богу через служение и помощь ближнему — это мне было понятно, но Бог в моем представлении оставался чем-то неведомым.
Первая учеба с американскими скаутами (в прошлом эмигрантами из России) проходила в Александро-Невской лавре. Как принято у скаутов, ежедневно совершалась утренняя и вечерняя молитва. Но более близкого общения, встреч или бесед ни с семинаристами, ни со священнослужителями не было. Я испытывал некоторую обиду и стыд: американцы знают молитвы, поют в храме, им известно, где нужна помощь по восстановлению церквей. Я этого не знал…
Как-то мне пришлось заниматься подбором вожатых для пионерского лагеря, в это же время удалось познакомиться с о. Арсением, служителем красносельского храма. Он вел цикл лекций для студентов и преподавателей педучилища. В одной из наших бесед о. Арсений весело и понятно ответил на мои вопросы по поводу работы со скаутами и дал благословение на эту работу.
Два месяца я работал в пионерском лагере старшим вожатым и вел занятия по скаутским методикам. Это вызывало большой интерес со стороны детей и много вопросов со стороны взрослых. Мне нравилась система скаутинга своей целостностью и многогранностью. Я сам обучался вместе с детьми, включая в эту работу и других взрослых.
Однажды мне предложили поехать в большой скаутский лагерь в Оптиной пустыни. Там я ближе познакомился с преподавателями лицея «Ключ», которые в лагере проводили занятия с детьми, связанные с основами христианской жизни, изучали жития святых. Несколько бесед для скаутов провел и о. Феофил, монах Оптинского монастыря.
Прямо на берегу «озера Любви», где располагался лагерь, мне впервые удалось увидеть обряд крещения. Взрослых и детей-скаутов крестил настоятель Оптинского монастыря.
Позже мне предложили работу в лицее «Ключ», весь учебный цикл которого опирался на основные христианские праздники — Рождество, Пасха, Троица.
Один из наиболее интересных летних выездов лицея был в деревню Васильково. Огромную помощь в организации и проведении выезда оказал о. Анатолий, служитель васильковского храма. Он вел школу иконописи и восстанавливал храм и другие постройки на территории храма. По делам о. Анатолий всегда ездил на мотоцикле, чем произвел сильное впечатление на лицеистов. Вместе с детьми мы копали грядки и делали клумбы, красили скамейки и забор вокруг храма. О. Анатолий и его ученицы-послушницы уделяли нам очень много времени, рассказывая о храме, об иконах, о великомучениках, беседуя о Серафиме Саровском, а также знакомили нас с основами иконописи. Мы поднимались на колокольню, ходили смотреть, как готовят просфоры и т. д. Это было очень живое и тесное общение. А как прекрасно о. Анатолий и послушницы пели! В деревне нас называли «Божьим лицеем».
С помощью о. Анатолия мы смогли поехать в село Красное, где восстанавливался храм Николая Чудотворца. Это необыкновенно красивое место — на высоком берегу реки. А несколько дней мы жили в монастыре Ниловой пустыни. На лодках плавали вокруг этого замечательного острова, помогали убирать территорию монастыря от камней и т. д.
Перед отъездом из Василькова о. Анатолий и его ученицы показали нам кукольный спектакль «Вертеп». Взрослые и дети были в восторге.
Я знал, что преподаватели лицея проходили оглашение, и даже дважды был на открытых встречах, но потребности в оглашении не чувствовал. Для меня достаточно было духовной жизни лицея. Я читал Евангелие, естественно, не все понимал, но и не обращался за разъяснениями.
Однажды, провожая лицей в осенний выезд, я помогал грузить вещи в машину и разговорился с водителем. Он очень удивился, что я еще некрещен, и настоятельно рекомендовал снова прийти через неделю на открытую встречу. На этой встрече я увидел родителей лицейских детей, они убеждали меня в важности оглашения и всячески поддерживали мои усилия. В это время я уже не работал в лицее. Хотя я и старался не прерывать с ним связь, потери в духе для меня были очевидны. Слава Богу, образовавшийся вакуум по мере посещения огласительных встреч начал восполняться.
К.Д.
Свидетельство
В семье, в которой я родилась и выросла, никогда не верили в Бога или, во всяком случае, никогда при мне об этом не говорили. Однако семья была (и есть) очень дружная — в ее основе, как мне кажется, всегда лежала любовь. Образцами духовности тогда были для меня персонажи из произведений художественной литературы, настойчиво и методично «предлагаемые» мамой, бабушками и дедушками.
Годам к двенадцати я была типичным идеалистом-максималистом, Бог для меня означал «справедливость». Именно в это время я впервые столкнулась с еврейским вопросом (у меня мама — еврейка, папа — наполовину, но ожесточенно всем доказывал, что он — «русский!»). Иногда отец, чувствуя, что ситуация в семье ему неподвластна, в сердцах заявлял, что во всем виновата мама и вообще все евреи. К великому сожалению, в моей душе, кроме ненависти к отцу, в тот момент ничего не рождалось.
Чуть позже я узнала о существовании различных религий. У меня возникла чисто формальная картина: количество религий должно быть равно или пропорционально количеству богов (не говорю уж о Греции, о язычестве). Какое-то внутреннее чувство мне подсказывало, что это чушь… И я почему-то твердо уверовала, что Бог все равно один, а религии — лишь тропинки, которые к Нему ведут. Христианство для меня было одной из «равноправных» возможностей прийти к Богу.
В 1986 г. у меня родился сын, и я почувствовала необходимость его чем-то защитить (крещение тогда для меня носило чисто магический характер: если с крестом, то никакая беда не может приключиться). Когда ему исполнилось три года, моя подруга стала его крестной матерью. Что же касалось моего крещения, то я ощущала в то время внутреннюю неготовность к такому событию, хотя уже читала Библию и другую церковную литературу.
В последующие два года я периодически сталкивалась с верующими людьми, чаще стала посещать храм, меня все меньше «отпугивали» набожные, вечно ворчащие старушки.
В 1991 г. мы вместе с бабушкой приняли крещение. Внешних изменений после этого в моей жизни не произошло, но я испытывала необыкновенный подъем — и душевный, и интеллектуальный, и физический: мне казалось, что я теперь все могу! Но, к сожалению, это скоро закончилось — я не выдержала даже самых простых испытаний (тогда я не понимала, что то были искушения, перед которыми я могла и должна была устоять). У меня началась депрессия (с полным безразличием ко всему, с нежеланием жить, с попыткой выздороветь в стенах клиники, но, увы, без Бога!). Вышла из этого состояния с Божьей помощью спустя четыре года.
Прошлым летом моя институтская подруга (в то время проходившая оглашение) привела меня на открытые встречи. Я почувствовала, что снова (как после крещения) приоткрывается то самое «окно», о котором я уже и не мечтала. Теперь я опять ощущаю невероятный прилив сил, но уже духовных, читаю молитвы несколько раз в день (часто даже по дороге куда-нибудь, чтобы не терять время), очень стараюсь не грешить, бываю на богослужениях. Пытаюсь (по возможности) кое-что рассказывать из своего духовного опыта близким, особенно моим детям. Очень надеюсь, что мои дети сумеют прийти ко Христу гораздо быстрее меня. Во всяком случае, я молюсь об этом…
Р.Б.
