Аскетические традиции в древних восточных церквах
История церкви
19 мин.
ХРИСТОЛОГИЧЕСКИЕ СПОРЫ V века, получившие разрешение на III (Эфесском, 431 г.) и особенно IV (Халкидонском, 451 г.) Вселенских Соборах, как известно, раскололи христиан Востока. Среди непринявших постановления этих Соборов оказались прежде всего восточные сирийцы — несториане и монофизиты, а также западные сирийцы, армяне и копты, образовавшие так называемые «дохалкидонские» церкви. Сирийских и коптских последователей дохалкидонских церквей называют еще иаковитами (яковитами) по имени знаменитого монофизитского проповедника VI века Иакова Бурдеайи (Барадая).
Подвижничество в древних восточных церквах основано на общих для всего христианского мира аскетических принципах. Но в нем ярко выразились как этнические и культурные особенности народов этого региона, так и крайности тех учений, которые в свое время отделили их от вселенского православного единства, — несторианства и монофизитства.
Монахи-несториане ведут свое начало от Евгения, современника Нестория. Перед тем, как Евгений основал свой монастырь в Сирии, близ Нисибии, он подвизался в египетских обителях. Поэтому аскетическое направление сирийско-месопотамского несторианского монашества первоначально основывалось на строгом молитвенном подвиге по образцу египетских монастырей [1, с. 30]. Монахи участвовали во всех дневных службах. Пищу принимали два раза в день — в полдень и при закате солнца, причем мясо исключалось, а вино употребляли только в случае болезни. Одежду носили лишь двух видов: грубую шерстяную зимой и льняную летом. Спали на голой земле, не раздеваясь. Постель делали только для больных. Монастыри, основанные учениками Евгения, были также и центрами миссионерства в языческие страны. Но рационалистический дух несторианства не способствовал усилению аскетического энтузиазма. Из учения Нестория, видевшего лишь связь, а не единение божественной и человеческой природы во Христе, логически вытекала невозможность постоянного обитания Бога в человеке, что снимало саму задачу аскетизма. Ко второй половине VI века несторианское монашество заметно поредело, утратило свое влияние и было реформировано по менее строгому, общежительному, принципу. Это сделал Авраам Великий (Кашкарский). Его монашеские правила были составлены по образцу устава св. Пахомия (чередование чтения и молитвы, труда и развлечений, также сильно смягченного) [2, с. 272–276]. Однако решающего влияния на укрепление монашества не оказали и эти правила, тем более что они не были обязательными — за нарушение их не устанавливалось никаких наказаний (епитимий). Авраам лишь советовал поступать с нарушителями по евангельской заповеди — Мф 18:15–17, т. е. отвращаться от невнимающих обличениям. Ряды и реформированного монашества продолжали редеть.
Наконец, в XIV веке митрополит Нисибийский Абедиеза соборне позволил монахам брак. Принятие монашеских обетов несториан прекратилось. Перестали существовать и монастыри. Существуют лишь отдельные подвижники, избравшие уединенную жизнь по собственному почину [1, с. 31]. Монофизитское учение, ставившее человеческую природу Христа в подчиненное положение к божественной, наоборот, предполагало самую суровую аскезу по отношению к плоти как единственную возможность человеческого служения Богу. Было распространено отшельничество. Но и в общежительных монастырях образ жизни был до фанатизма строгим. Так, в монастыре Иоанна Амидского, одном из крупнейших, жизнь монахов проходила главным образом в молитве — общей и частной. Общее богослужение совершалось от первого часа утра до второго часа ночи. Все буквально соперничали друг с другом в бдении. Одни опирались на жезлы, другие на стену, третьи подвязывали себя под мышки веревками, наконец, юные и старые сидели, но не уходили.
В монастырях многие монахи жили на положении келиотов. Это означало столпничество или затворничество внутри отдельного монастыря. Аскеза келиотов была предельно строга: некоторые спали по два часа в сутки, носили вериги, пищу их составляли хлеб, вода и бобы, иногда овощи. Промежутки времени между едой доходили до нескольких суток. Напряженным был их молитвенный подвиг: инок Фома, живший в монастыре Иоанна Амидского на положении келиота, по свидетельству случайно видевшего это Иоанна Ефесского, молился всю ночь непрестанно. Всякий раз, произнося 30 молитв, он клал поклон, а поклонов таких было сделано 500. Но и при этом вожделенным идеалом для иноков оставалась пустыня.
«Почему ты печален, отче, — спросил Иоанн Ефесский келиота Мар Фому, — разве ты живешь не в монастыре, а в миру? Вот предоставлено тебе поститься, молиться и служить Богу, сколько хочешь… У тебя была келия в пустыне? Вот и здесь келия, делай в ней, что хочешь». Тот, поглядев с удивлением, сказал: «Разве может раб служить двум господам? И может ли человек быть в общении и с Богом, и с людьми? Если кто занимается знакомыми и сродниками по плоти, может ли он одновременно заниматься вещами духовными?» [2, с. 216–217].
С течением времени первоначально очень распространенные у сирийских монофизитов крайние формы аскетизма, фанатические и даже уродливые, вытеснялись более умеренными, близкими по строю к православному монашеству. Этот процесс происходил на фоне постепенного сближения с православными и в области догматики.
С XIII века большинство монофизитских монастырей Сирии жило по киновиальным правилам св. Василия Великого. Количество затворников в монастырях значительно уменьшилось, а столпничество и отшельничество исчезли совсем. Православным исследователям конца XIX века аскетизм монахов-монофизитов уже не представляется чрезмерным [3, с. 695–696]. В армянской церкви вначале наиболее распространенным было суровое аскетическое направление «босков» — «пасущихся» (т.е. питающихся только дикорастущей зеленью). Упоминаемые в IV веке, в эпоху св. Григория Просветителя Армении, «монастыри» — это именно боски, живущие на сравнительно небольшом пространстве вокруг какой-либо особенно уважаемой церкви, а не монастыри в обычном понимании.
Почти одновременно пришел в Армению и египетский устав св. Пахомия. Но католикос Нерсес I предпочел ему более развернутый и обоснованный общежительный устав св. Василия Великого, полностью вытеснивший в дальнейшем устав св. Пахомия.
В Х-ХIII веках было построено много крупных монастырей (Татев, Санаин, Ахпат, Гегард и другие), все — с уставом св. Василия [10, с. 181–182]. Именно в это время наблюдался расцвет монашества в Армении, связанного с традиционной строгой аскезой. Монахи Хладцорского монастыря, например, во все дни Великого поста устанавливали для себя сухоядение и вкушали пищу раз в день, утоляя жажду простой водой только в субботние и воскресные дни. Очевидцы свидетельствуют, что эти иноки украшались смирением. Их объединял настоятель высокой духовной жизни отец Барсех (Василий), который, подобно апостолу, был «всем для всех» [11, с. 120]. Монастыри славились своими школами, где изучались богословие, философия, математика, космография, и богатыми библиотеками (до 10 тыс. рукописей).
Тяготение к строгим дисциплинарным формам аскезы с особой силой снова проявилось в Армении в XVII веке, но уже как реакция на упадок традиционного монашества. Восстановление их иногда происходило даже силой в результате народных волнений. В одной из областей некто Мехлу призвал избивать безнравственных монахов. Сам он носил волосяные одежды с двумя острыми железными гвоздями против сердца, которые показывал всем, говоря: «Вот как должны одеваться монахи» (4, с. 271). Епископ Саркис и монах Киракос ввели в это время новый для Армении скитский устав по образцу греческих монастырей Палестины. Однако и самая детальная регламентация всех сторон жизни подвижников, вплоть до формы монашеской одежды по чину каждого [4, с. 273– 275], могла лишь на время упорядочить жизнь монашества. Для того же, чтобы обеспечить долговременные результаты, внешние меры были недостаточны. Поэтому аскетическое возрождение XVII века в Армении оказалось недолгим.
В настоящее время армянские монастыри руководствуются правилами св. Василия Великого, но монашеских обетов их насельники уже не дают. Монастыри фактически стали общинами целибатного духовенства, готовящими для общецерковного служения проповедников и иерархов.
Коптские монахи-иаковиты унаследовали формы строгого подвижничества великих египетских аскетов свв. Антония и Макария. На протяжении веков коптские монастыри не знали общежитии — у каждого инока была своя хижина-келья. В монастырь принимались люди всех возрастов, даже 15–16-летние. Желающий стать монахом выдерживал трехлетнее испытание. Главным направлением духовной жизни иноков был молитвенный подвиг. Элементы быта сводились к минимуму: спали монахи на голой земле, не снимая одежды, пищей служили овощи (но поскольку основным средством содержания монастырей было подаяние и монахи часто странствовали, вне монастыря им разрешалось есть все предлагаемое). Если у монастырей были свои земли, они не обрабатывались, а сдавались в аренду, чтобы не отвлекать иноков от «единого на потребу». Но в некоторых коптских монастырях уже в IV-V веках существовала четкая деловая организация, позволявшая в трудные времена не только содержать обители, но и принимать в их стенах нуждающихся в помощи мирян.
Такое сочетание созерцания и деятельности [6] возрождается в современном коптском монашестве, которое сейчас находится в состоянии духовного подъема, постоянно возрастает в численности и оживляет древние монастыри.
Одним из обновленных монастырей стала обитель, созданная еще в 360 г. в Нитрийской пустыне преп. Макарием Великим. Монастырь с тех пор никогда не пустовал. В 1969 г. к его насельникам прибавилось, по благословению патриарха, еще 12 иноков, ранее подвизавшихся в пустыне Райан в 150 км юго-западнее Каира, где они жили в пещерах при крайней скудости пищи и питья (воду доставляли на верблюдах за два дня пути) и подвергались вооруженным нападениям бедуинов.
Отшельники Райанской пустыни стали ядром новой монашеской общины, которая за 10 лет выросла до 80 человек, а их руководитель о. Матта эль-Мескин («Матфей — бедняк») — духовным отцом братии. Как и во дни преп. Макария Великого, монастырь не имеет определенного и записанного устава. Нет в нем и внешнего обязательного послушания, иерархических различий и дисциплинарных канонов. Отношения братьев просты и почтительны, построены исключительно на взаимной любви и доверии друг ко другу. Особенно нежную и преданную любовь питают все иноки к своему духовному отцу, который, имея большой духовной опыт подвижничества, воспитывает учеников в верности древним аскетическим идеалам великих отцов Египта — подлинной духовной свободе, предельной искренности и постоянному богоисканию. Роль духовного отца, как считает авва Матта, заключается в том, чтобы помочь новоначальному обрести свое место перед лицом Божиим, найти свой духовный путь и привязаться к Господу всем сердцем ? именно к Господу, а не к духовнику. Как только о. Матта замечает, что инок обретает этот путь, он предоставляет его благодатному водительству, помогая и поправляя лишь в меру необходимости. Чрезмерную привязанность к себе лично он «излечивает», запрещая брату на месяц показываться себе на глаза.
Монахи ведут своеобразный дневник, в котором анализируют свои помыслы и поступки — это тоже должно научить их духовной самостоятельности. Авва читает дневник и делает на полях замечания, дает советы. Обязательных епитимий не существует. Если согрешивший сам просит о наказании, оно предоставляется его выбору, авва только отвечает на вопрос: довольно этой епитимьи или нет. Сообразуясь с личными особенностями каждого, духовник благословляет различные образ и время келейной молитвы, частоту участия в церковной молитве в будни (посещение богослужений в монастыре тоже только добровольное). По благословению духовника любой из иноков может на время удалиться в затвор.
Хотя о. Матта и отказался от официального игуменства, предоставив другому старцу первенство чести, он остается вдохновителем и руководителем хозяйственной деятельности монастыря. Большинство нынешних монахов — молодые люди с университетским образованием, хорошо знакомые с современными научными и техническими достижениями. Все они находят применение своим способностям и знаниям в обширной, разнообразной практической и научной деятельности монастыря. Монастырь расширен и заново отстроен ими, постройки отличаются удивительным удобством и изяществом. Монахи живут в просторных, хорошо проветриваемых двухкомнатных кельях с балконом и душевой. Сельскохозяйственные успехи монастыря граничат с чудом благодаря христианскому отношению к труду, а также изобретательности и технической оснащенности.
Важное значение имеет просветительская деятельность монастыря. Для паломников постоянно проводятся устные беседы, в типографии монастыря ежемесячно печатается журнал «Св. Марк», в котором часто публикуются и труды духовника — о. Матты (он автор 50 крупных печатных работ и сотни статей). Детей сельскохозяйственных рабочих монахи обучают общеобразовательным предметам, основам трудовой и технической подготовки, а детям христиан дают и религиозное воспитание.
Сами монахи постоянно изучают и классические аскетические памятники, и современную богословскую литературу, в частности, духовное наследие христиан других конфессий. Особый интерес проявляют к православию — как к его древним традициям, так и к русской религиозной философии XX века.
По образцу Нитрийской обители предполагается восстановление и других древних монастырей Коптской церкви.
Аскетические традиции Египта стали истоками подвижничества для Эфиопии, принявшей христианство в IV веке от коптских проповедников [12, с. 91]. Монастыри располагались в основном в труднодоступных горах (отсюда в названии большинства обителей слово «дебре» — гора). Общежительный устав первого из них — Дебре-Дамо — был полностью скопирован с Пахомиева [8, с. 91]. В таких монастырях практиковалось чередование труда и молитвы, но с преобладанием труда. Занятые в храме или в совете ели только один раз в день (работающие — два раза), а неработающим без уважительной причины не давали есть вообще [8, с. 102]. С середины XIII века духовное делание стало включать в себя переписку книг. Эфиопские монастыри, основанные в это время, в отличие от древних, стали образовательными и культурными центрами [7, с. 9–11].
Особо важное место занимало отшельничество. Отшельники посвящали себя уединенной молитве со строжайшим постом — хлеб ели раз в неделю. Причащались лишь один раз в год. Некоторые отшельники носили вериги, но и сама их одежда («мак») из овечьей шерсти — соответствовала веригам, так как вызывала язвы на теле. Кельи отшельников ставились вокруг монастырей — наподобие передовой цепи войска. Самым распространенным было скитское монашество. Акцент в нем, как и у коптов, делался на индивидуальном духовном подвиге. Даже частое участие в общем богослужении, особенно в литургии, считалось отклонением от нормы. Эта форма подвижничества предоставляет монаху полную самостоятельность в устройстве своей внешней и внутренней жизни. Но, несмотря на неизбежные при такой свободе злоупотребления, в целом для эфиопского иночества характерно стремление к самой строгой жизни. Так, даже сан архимандрита у них означает не начальствование в монастыре, а более высокую степень подвижничества, связанную с произнесением новых обетов, и поэтому дается любому желающему. Есть и звание выше архимандрита — «курена». Монашеский постриг буквально уподобляет постригаемого покойнику: его закутывают в пелены, кладут во гроб и в течение двух часов читают над ним Псалтирь. Постриг принимает далеко не каждый подвижник из живущих в монастыре (хотя они и не отличаются от постриженных образом жизни). Кроме того, в Эфиопии было и есть множество людей, ведущих монашескую жизнь в миру. Приняв постриг от какого-нибудь старца, такой подвижник, оставаясь в своем доме и в своей одежде, меняет лишь образ жизни. При невозможности его продолжать монах снова становится мирянином. Такие переходы для эфиопов не затруднительны и не считаются предосудительными.
Разумеется, монашеский подвиг всегда воспринимается как исключительная возможность богопознания. Чин пострижения включал, например, такую молитву: «Господь наш вседержащий,… отринь мирские помыслы и желания от раба Твоего, который пришел искать Твоего Божества через монашество…» [8, с. 94].
Монашество и в современной Эфиопии очень распространено (835 монастырей и около 100 000 монахов). Оно имеет огромное влияние на народ, который обращается в обители за помощью во всех затруднительных случаях жизни.
Литература
1. Петров Л., свящ. Восточные христианские общества. Спб., 1869.
2. Анатолий, иеромонах. Исторический очерк сирийского монашества до половины VI века. Казань, 1911.
3. Сирийские яковиты. Сообщения Православного Палестинского общества. 1896, декабрь.
4. Аннинский А. История армянской церкви. Кишинев, 1900.
5. Орманиани М. Армянская церковь. М., 1913.
6. Августин (Никитин), архимандрит. Коптская церковь сегодня. ЛДА¦ 1983.
7. Заболоцкий Н.А., проф. Древние Восточные церкви. ЛДА, 1974.
8. Гебре, Михаэль Иольдеруфаэль. История монашества и монастырей в Эфиопии. Кандидатское сочинение, ЛДА, 1975.
9. Софония, епископ. Современный быт и литургия иаковитов и несториан и о церкви армянской. Спб., 1876.
10. Аркелян Б., Иоаннисян И. История армянского народа. Ереван, 1951.
11. Всеобщая история Степаноса Таронского по прозвищу Асохика, писателя XI века. М., 1864.
12. Тураев Б. Исследования по истории Эфиопии. Спб., 1902.
