Литургический путь Православной Церкви в Америке XX в.
Литургический путь православной церкви в Америке в XX веке
Люди, приехавшие из России в Америку, часто бывают удивлены при посещении богослужений в приходах православной церкви — наследнице русской миссии, основанной в 1794 г. на Аляске и распространившейся далее вдоль побережья Тихого океана к югу до Сан-Франциско и в восточном направлении через весь континент до Нью-Йорка. Посетители удивляются внутреннему убранству наших церквей: церковным скамьям со спинками, цветным витражам, иконостасам, выполненным в различных стилях — от массивного русского барокко до почти символической перегородки, которая ничего не скрывает от глаз посетителей. К их изумлению они обычно слышат евхаристический канон, произносимый вслух, видят почти всю паству, причащающуюся каждую неделю. Их ошеломляет относительная краткость Божественной литургии, которая, как правило, длится от одного до полутора часов. Они слышат псалмы антифонов в целом и не понимают, почему некоторые ектении опускаются, чаще всего ектения об оглашаемых.
Эти отличия могут быть частично объяснены различиями в культуре.
Православная литургия всегда зависит от местных условий, от исторических обстоятельств. Человек славянского происхождения, посещающий службу в греческой или арабской общине, может задаться вопросом, принадлежит ли он к той же самой вере. В этом и заключается сущность нашей литургической традиции, где опыт веры так глубого усвоен и так полно воплощен в культуре. Каждая культура имеет собственную историю, собственный опыт. Культуры, относящиеся к одной и той же вере, несмотря на их внешние отличия, предполагают совершение по существу одной и той же литургии.
Что касается православия в Америке, то различия в богослужении не могут быть объяснены только различием в культуре. Посещающий американский приход становится свидетелем не просто американизированной службы, хотя она и проводится на американском английском языке в здании, скамьи в котором иногда действительно взяты из протестантских церквей. Фактически большинство изменений в церковной службе имеют русское происхождение. Изменения эти — выражение связей и преемственности, которая существует между нашими церквами. И это совсем не означает разрыва с нашим прошлым или капитуляции перед «иностранным» влиянием.
Мы должны искать корни этих изменений в России конца XIX — начала XX вв. В XIX в. в России были проведены исторические исследования. Этот период отмечен открытием святоотеческих истоков православной веры. Открывая академическому и духовному миру писания греческих отцов, изучая историю восточной церкви, ученые подготовили, по словам о. Георгия Флоровского, освобождение Русской Православной Церкви от веками длившегося западного пленения.
В области литургической истории этот период дал много значительных работ. А. Дмитриевский, М. Скабалланович, И. Мансветов, И. Карабинов, Н. Красносельцев, А. Петровский, М. Орлов и многие другие исследовали сложную эволюцию христианского богослужения. Как и на Западе, эти ученые заложили основу для дальнейшего расцвета литургического богословия и таким образом подготовили дальнейший путь литургических реформ.
В XIX в. в России сфера духовных изысканий была в основном исторической и ограничивалась учеными кругами. Некоторые усилия были предприняты в области литургической реформы. Однако замечательным исключением в этот период стали нововведения недавно канонизированного Иоанна Кронштадтского и русский перевод Библии митрополита Московского Филарета. Обе эти попытки вызвали тогда негативную реакцию. Русские церковные обычаи оставались, по существу, неизменными с XVII в. После реформ Никона и последовавшего за ним раскола, мало кто отважился поддерживать реформы в дальнейшем. Церковный Собор 1667 г., завершая обсуждение Служебника, провозгласил: «Такоже и въ предь да печатаютъ, и никтоже да дерзнеть отъ ныне во священнодействие прибавити что или отъята, или изменити. Аще и ангелъ будетъ глаголати что ино, да не имате веры ему» (Н. Субботин. Деяния Московского Собора 1666–1667 гг., М., 1893. Часть 2. С. 15,16).
До середины XVII в., однако, были проведены две литургические реформы. Обе — гораздо более обширные, чем никоновская. Первая из них, осуществленная во времена митрополита Киевского Киприана в конце XIV — начале ХV вв., — это постепенное принятие во всей России Типикона «Св. Саввы» (монашеское правило, которое достигло своего завершения на Афоне в XIV в.). В русских соборах и приходских церквах это означало конец для так называемого Кафедрального Типикона, который был заимствован из Константинополя в Х-ХI вв. В монастырях Типикон «Св. Саввы» заменил более ранний Студийский Типикон (городской монашеский также константинопольского происхождения).
Вторая реформа была проведена в первой половине XVII в. в Киевской митрополии, во главе которой стоял Петр Могила. Эта реформа, так же как и реформа Никона в Москве, ввела современную греческую практику в Русскую Церковь, но со значительными латинскими влияниями, многие из которых вошли в московскую практику через Московский Требник 1672 г. Этот вопрос изучался Н. Успенским, который преподавал в Петербурге несколько лет тому назад (см. Н.Успенский. Коллизия двух богословий в исправлении русских богослужебных книг в ХУII в., Богословские Труды, 1975, N 13. С. 148–171). Знаменательно, что ни реформа Киприана, ни реформа Петра Могилы не вызвали большой оппозиции.
Только в бурное первое десятилетие XX в. вопрос о литургической реформе вновь был поставлен. Требование реформы возникло совсем с неожиданной стороны. В 1905 г. Святейший Синод Русской Православной Церкви разослал анкету всем епископам, спрашивая их мнение о реорганизации и возрождении церкви. К.П. Победоносцев, обер-прокурор Святейшего Синода, очевидно, ожидал, что епископы, большинство из которых он отбирал, точно следуя своим консервативным взглядам, окажут поддержку его реакционной позиции против либеральных реформаторов. Результаты потрясли его. Ответы епископов, опубликованные позже в трехтомном издании (Отзывы епархиальных архиереев по вопросам о церковной реформе, СПб., 1906.), оказались мощным призывом к широкомасштабным реформам во всех областях церковной жизни (см. James Cunnigham. A Vanquished Hope. Crestwood, NY: St.Vladimir’s Ргеss, 1981).
Анализ ответов в деталях не входит в рамки этого доклада. Но мы остановимся на одной мало известной области — на литургической практике. Ответы епископов противоречат широко распространенному взгляду, что Русская Церковь и ее руководство были в то время очень консервативными, противостоявшими любым изменениям. Тридцать два из шестидесяти четырех епископов, заполнивших анкету, оказались сторонниками литургических изменений. Их ответы показали замечательную открытость литургическому возрождению и даже требование его.
Почти все епископы были недовольны существующим положением в литургической жизни церкви. Осознавая первостепенное значение богослужения в христианской жизни, они жаловались на сложившуюся ситуацию: «Вера православная познается, укрепляется и поддерживается главным образом церковным богослужением. Церковное богослужение по справедливости считается лучшею веро- и нравоучительною и воспитательною школою, благодатно и спасительно действующею на все силы и способности души. Но для того, чтобы богослужение было действительно таковым, нужно непосредственное, сознательное и живое участие в нем всех предстоящих… К глубокому сожалению, этого нельзя сказать о богослужении Православной Русской Церкви» (Епископ Нижегородский Назарий, Отзывы II. С. 454).
Вопрос о литургическом языке был одним из наиболее важных. Ответы на него были различны — от сдержанных суждений тогдашнего архиепископа Северо-Американского Тихона, который требовал нового современного славянского перевода церковных текстов с дальнейшей перспективой перехода на русский язык (Отзывы I. С. 537), до более радикального мнения епископа Псковского Арсения, который писал, что церковное богослужение должно совершаться на «общепонятном русском языке» (Отзывы IV. С. 6). Епископ Архангельский Иоанникий выражал недовольство тем, что переводы церковных книг существуют на таких языках, как латышский, мордовский, а по-русски служить нельзя (Отзывы I. С. 335, 336). Из 28 епископов, высказавшихся по вопросу о церковном языке, 8 были за использование русского, 18 — за серьезное исправление славянского текста с целью сделать его более понятным, 2 — за тщательное обсуждение этого вопроса.
Вторым серьезным вопросом для многих епископов был вопрос о Типиконе. Типикон — книга, которая регулирует литургическую жизнь церкви, в основном — монастырского происхождения. Службы чрезвычайно долгие и для мирян монотонные. Только несколько монастырей могли следовать этому буквально. В приходских церквах и соборах службы всегда сокращались. И отсюда возникают проблемы. В отсутствие руководства священники сокращали службы, как хотели. Не было единообразия, но гораздо хуже то, что сущность церковной службы искажалась произвольным и нелогичным изменением богослужения.
Епископы проявляли большой интерес к самому порядку проведения служб. В частности, они выступали за более широкое участие мирян. Одиннадцать епископов предлагали ввести общее для всех молящихся пение во время службы. Существовало глубокое убеждение, что пение и чтение непонятны для прихожан из-за манеры их исполнения.
Пять епископов, включая архиепископа Северо-Американского Тихона (Отзывы I. С. 537), высказались за чтение вслух так называемых тайных молитв. Многие епископы выступали за отмену повторяющихся ектений и молитв, с одной стороны, и за расширение библейских чтений и возобновление проповедей, с другой. Архиепископ Тихон поднял вопрос о «новом» календаре, особенно, в связи с Американской епархией, где все общество жило по григорианскому, а не по юлианскому календарю.
Этот краткий анализ указывает только на открытость литургической реформе и возрождению, которая существовала в русской церкви накануне революции. Трагические события, которые затем последовали, разрушили все возможности к осуществлению этих реформ в жизни. Намеченный Церковный Собор не был проведен, а Собор 1917–1918 гг. смог только восстановить патриаршество и выбрать Тихона в качестве главы церкви. Политика уничтожения церкви началась сразу после революции, и дальнейшее обсуждение вопросов внутренней жизни церкви, особенно связанных с литургией, стало невозможным.
Последующее принятие многих из упомянутых выше реформ обновленческой церковью после 1922 г. создало только больше трудностей. С одной стороны, русская церковь боролась за выживание под гнетом сугубо атеистического коммунистического режима, и поэтому не могла вернуться к этим вопросам. С другой стороны, любые предложения, касающиеся литургических изменений, немедленно вели к обвинениям в обновленчестве. Глубокие литургические исследования практически прекратились, за исключением работ Н. Успенского (ученика А. Дмитриевского), профессора Ленинградской духовной академии.
В бурные послереволюционные годы центром русской интеллектуальной и религиозной мысли становится Париж. Здесь в Свято-Сергиевском богословском институте собрались многие из величайших православных мыслителей XX в., включая о. Сергия Булгакова, Антона Карташева, Владимира Зеньковского, о. Киприана (Керна), о. Николая Афанасьева, о. Георгия Флоровского и других. Это были люди, сформировавшие в дальнейшем новое поколение богословов, включая о. Иоанна Мейендорфа и о. Александра Шмемана, чьей памяти эта конференция и посвящена.
А. Шмеман завершил свое образование в Свято-Сергиевском богословском институте, специализируясь в области церковной истории под руководством А. Карташева. Он защитил кандидатскую диссертацию по теме Византийской теократии. Затем начал преподавать церковную историю в институте сначала как мирянин, а затем как рядовой священник. Вскоре, однако, он заинтересовался литургией под влиянием о. Киприана (Керна), его духовного отца, который был профессором патристики. Еще более значительным для молодого А. Шмемана оказалось влияние о. Николая Афанасьева, профессора канонического права, чьей главной сферой интересов была экклезиология. Больше всего о. Николай Афанасьев известен своим учением о евхаристической экклезиологии в понимании церкви, которое подчеркивает важность литургии и, главное, Евхаристии. С этой точки зрения, основанной на некоторых ранних писаниях святых отцов, таких как Игнатий Антиохийский, Ириней Лионский, Церковь полностью реализуется как воплощенное Тело Христово именно тогда, когда она собирается вокруг алтаря для совершения Евхаристии. Следовательно, это и завершение, и источник церковной жизни. Таким было видение Церкви, которое о. Александр Шмеман отстаивал до конца своей жизни, стараясь постоянно переводить этот принцип из теории в практику.
Круг общения о. Александра Шмемана, однако, едва ли был ограничен учителями и коллегами в богословском институте. Париж в 1940–1950 гг. был также центром католического возрождения, движения, которое включало в себя как «возвращение к истокам» (в первую очередь к писаниям греческих отцов), так и «литургическое движение» (вдохновляющим фактором которого было изучение восточной литургии). Благодаря личным контактам и изучению работ таких ученых, как Жан Даниелу и Луи Буйе, о. Александр Шмеман разработал свою «литургическую теологию» и «философию времени». Труды этих западных ученых занимали видное место в его библиотеке, наряду с работами русских исследователей литургии конца XIX — начала XX вв. и книгами его учителей в богословском институте в Париже. Однако именно в Америке о. Александр оставил наиболее заметный след. Он прибыл в Свято-Владимирскую православную академию в Нью-Йорке в 1951 г., где в 1962 г. стал деканом и оставался им до своей смерти в 1983 г. Человек идеи и действия, Александр Шмеман никогда не был удовлетворен чисто интеллектуальными интересами. Через многочисленные публикации, частые выступления и особенно в процессе преподавательской деятельности он постоянно старался претворить в жизнь свое понимание Церкви в первую очередь как евхаристического собрания. Не будет преувеличением сказать, что он был движущей силой возрождения евхаристической и литургической жизни в Америке, которое продолжается и по сей день.
Когда А. Шмеман в начале 50-х годов прибыл в Америку, ситуация была не блестящей. Русская революция привела к хаосу в жизни церкви не только в России, но и в Америке. Церковь, которая раньше возглавлялась русским архиепископом, была раздроблена по политическим и этническим причинам на многочисленные конкурирующие группы. Среди юрисдикции славянского происхождения язык литургии был славянским, хотя большинство верующих из семей, проживших в Америке уже несколько поколений, не говорили на языках своих предков — русском, украинском, карпаторосском, галицком и других и тем более не понимали церковнославянского. Многие из бывших униатских приходов следовали определенным латинским традициям, таким, как отказ от причастия маленьких детей или проведение заказных поминальных литургий во время поста. Хотя ситуация и стала меняться, духовенство, не имея достаточного богословского образования, было слабо подготовлено, чтобы представлять Православие в плюралистическом обществе. Многие из приходов функционировали главным образом как этнические клубы, и руководство в них принадлежало мирянам. Священнику отводилась лишь роль церковнослужителя. Устав прихода обязывал прихожан принимать таинство исповеди и причастия раз в год.
Три десятилетия, которые о. Александр Шмеман посвятил работе в Америке, отмечены удивительными преобразованиями в церковной жизни, особенно литургической. Английский становится общепринятым языком богослужения в большинстве приходов. Первоначально используемые английские тексты были переводами со славянского языка, сделанными церковью по поручению архиепископа Тихона в начале века. Но в 1960–1970 гг., стали появляться новые переводы, сделанные прямо с греческого, более научно обоснованные и на лучшем английском языке. Эта работа продолжается и до сих пор.
Александр Шмеман положил основание евхаристическому возрождению. Там, где причастие раз в год было нормой церковной жизни, теперь значительная часть мирян участвует в таинстве каждую неделю. Общая исповедь проводится во многих приходах как дополнение к личной исповеди. Прежнее требование, чтобы исповедь предшествовала каждому причастию, теперь не обязательно для тех, кто причащается регулярно и часто. Так называемые тайные молитвы, главным образом евхаристический канон, теперь читаются вслух в большинстве церквей. Для того чтобы изъяснить экклезиологическую сущность крещения, оно часто совершается вместе с Евхаристией, обычно в воскресное утро в присутствии всех прихожан. Для того чтобы дать возможность семье работающих прихожан посетить праздничные литургии, попадающие на будние дни, они часто совершаются вместе с всенощной — вечером накануне церковного праздника.
Два года назад Литургическая комиссия православной церкви в Америке провела опрос духовенства с целью определить: 1) что фактически делается в приходах и 2) что духовенство хотело бы видеть сделанным в области литургии. Результат был поразительным, особенно если его сравнить с ситуацией прежних лет. 80% священнослужителей читают вслух весь или часть евхаристического канона; 95% священнослужителей одобряют частое причастие; 52% проводят общую исповедь, как правило, ежемесячно; 39% проводят крещение вместе с евхаристической литургией (69% хотели бы делать то же самое, если бы епископы благословили их и дали указания); 21% совершают вечернюю литургию накануне некоторых праздников (55% делали бы это, если бы получили благословение епископов).
Что касается надежды духовенства на будущее, то имеются многочисленные пожелания прийти к большему единообразию и четкому руководству. Часто слышится: «Каждый священник — это свой собственный Типикон», — точно так же, как это было среди русских епископов в 1905 г. И так же, как в 1905 г., многие священнослужители высказываются за развитие приходского Типикона взамен монастырского Типикона «Св.Саввы», который не может быть выполнен в жизни прихода. Большинство изменений в американской литургической практике напрямую соотносится с работами о. Александра Шмемана. Многие священники, служащие сейчас в Америке, учились с ним, и было бы трудно найти священника, который не слышал бы его или по крайней мере не читал бы его работ. Как в своих речах, так и в книгах о. Александр всегда подчеркивал экклезиологический смысл богослужения. Литургия, как он утверждал, должна быть действом всей церкви — духовенства и мирян вместе. Литургия и особенно Евхаристия — наиболее совершенное выражение и осуществление Церкви. Таким образом, литургия не может быть отделена от богословия, так как она сама совершенный акт богословия, знание и ощущение Бога, и поэтому литургия — первоисточник богословия. Это было великое открытие о. Александра Шмемана, и оно оказало влияние не только на православие, но и вышло далеко за пределы церкви. Книги о. Александра широко используются в американских университетах и семинариях. Только в прошлом году американское правительство заказало несколько тысяч экземпляров его книги «Великий пост» для того, чтобы разослать армейским священникам. В недавно изданной католиками книге «Как заложить основание. Лидеры литургического движения» содержится биография о. Александра Шмемана, и он упоминается среди «отцов» нашего века. В краткой хронологии в начале книги при перечислении важных моментов в литургическом движении 1966 г. отмечен публикацией его «Введения в литургическое богословие».
Широкий интерес к православию в американском обществе стал возможен благодаря работам таких выдающихся богословов, как о. Александр. Благодаря его личному авторитету многие американцы приняли православие. Много приходов в Америке состоят целиком или большей частью из новообращенных. В Свято-Владимирской православной академии, где он преподавал много лет, большая часть студентов приняла православие будучи взрослыми. Много священников и четыре епископа были обращены в православие. Таким образом, надежда св. Тихона создать местную православную церковь в Америке осуществляется.
Было бы неправильно нарисовать этакую идеальную картину православия в Америке. Не все наши литургические преобразования позитивны. Например, введение скамей в церкви (американцы не любят долго стоять, исключения составляют только футбольные матчи) приводит к превращению мирян в пассивных наблюдателей. Использование органов в некоторых церквах (греческого и арабского происхождения) также уменьшает роль мирян. Еще более показательно фактическое сведение литургической жизни к воскресной литургии. Субботние всенощные службы часто плохо посещаются, и поэтому мало где эти службы проводятся. Обыкновенно служится только вечерня. В результате мало людей слышат воскресное Евангелие, кроме как на Пасху, а оно должно читаться каждое воскресенье на заутрени. Богатая гимнография недельного воскресного цикла, которую полагается петь на вечерне и утрене и которая содержит так много ценного, фактически опускается. Только теперь делаются некоторые попытки к развитию более полной субботней вечерней службы. И это тяжелая борьба. Наши церкви расположены не только в городах, но и в пригородах, и люди должны часто проделывать долгий путь до церкви. Церковь должна конкурировать со всевозможными развлечениями, которые привлекают людей в американском обществе. И, что еще более серьезно, церковь должна действовать в обществе, которое является западным и полностью секуляризированным. Русская церковь боролась с открытым атеизмом, православие же в Америке столкнулось с более изощренным врагом. Хотя Америка претендует быть нацией «под Богом» (это представлено даже на наших деньгах!), Бог далек от сознания и повседневной жизни американцев. Бог Тот, с Кем они общаются один на один в их собственной совести — в церкви в воскресное утро, если они того хотят. Но, по их мнению, нельзя позволить Богу вмешиваться в их повседневную жизнь. Религию, например, нельзя преподавать в общественных школах. В результате жизнь разбивается на куски. Бог может существовать в воскресное утро, но остальное время люди живут, как будто Его нет. Это суть секулярной политики, и она также оставила свой след в жизни православной церкви. Секуляризм ведет к разрыву между церковным богослужением и жизнью верующих. И о. Александр Шмеман был озабочен решением этой проблемы. В дополнении ко второму американскому изданию книги «За жизнь мира» (Crestwood, NY: St.Vladimir’s Seminary Ргеss, 1973), которую часто считают его лучшей работой, содержится глава «Богословие в секулярный век», где о. Александр говорит (с. 134): «Мы не нуждаемся в каком-то новом богослужении, которое было бы как-либо приспособлено к нашему новому секулярному миру. Что нам нужно — это открытие заново истинного смысла и силы богослужения, и это значит — его космической, экклезиологической и эсхатологической сущности. Это, конечно, подразумевает большую работу, большую "чистку". Это подразумевает учение и труд. Это подразумевает избавление от мертвого груза, который мы несем с собой, слишком часто принимая его за саму суть наших «традиций» и «обычаев». Но когда мы откроем истинный закон молитвы, настоящее значение и силу нашей литургии, когда это снова станет источником всеохватывающего мировоззрения, тогда и только тогда единственное противодействие «секуляризму» будет найдено. И нет ничего важнее сегодня этого открытия заново и этого возвращения — не к прошлому, но к Свету и Жизни, к Истине и Благодати, которые всегда наполняют церковь, когда та становится в своей литургии тем, что она есть».
