Гений Бердяева и Церковь
Богословие и философия
6 мин.
Недостаточность исторической перспективы не позволяла до сего времени всерьез обратиться к теме взаимоотношений Николая Бердяева и Церкви. Поэтому, впервые начиная об этом разговор, попытаемся расставить хотя бы некоторые точки над «i» и утвердить исходные постулаты в раскрытии данной темы:
1. Н.А.Бердяев особенно остро переживал различия, а иногда и противоречия между церковью и Церковью. Он был неотъемлемым членом Церкви, смело и даже дерзновенно относившимся ко всем человеческим и историческим структурам и организациям в ней и, следовательно, в целом к церкви. Бердяев понимал роль церкви, но более желал исполнять свою великую пророческую миссию — поддержать «скинию Давидову падшую», проявить в жизни и усилить Церковь. Он никогда не уходил из Православия, но часто был невысокого мнения о православной конфессиональной институции. Бердяев видел уникальность духа Православия в прошлом, настоящем и будущем, ибо он укоренен в вечности, но так или иначе он мог и смел видеть правду и истину и в других церквах и духовных учениях. Он стремился к полноте истины и считал, что обрести эту полноту можно в Православной церкви, хотя не отрицал такой возможности и для неправославных христиан. Он чувствовал необходимость для всех христиан прорываться через свою конфессиональную ограниченность и жизненную неправду. Его интересовало и учение, и жизнь церкви, хотя он понимал, что жизнь превосходит церковное учение, и что учение становится завидным ее образцом.
2. Н.А.Бердяев был великим апологетом Христианства (тождественного Православию) и должен быть признан церковью как один из величайших защитников и проповедников его учения.
3. Н.А.Бердяев стремился к воцерковлению жизни, всего подлинного в ней, к тождеству Христианства не с высшей религией, а с высшей Жизнью. Он ждал поэтому нового откровения силы Божьей, Божьего Духа, ибо знал, что Дух есть сила (энергия). В этом смысле он является прямым «продолжателем» последнего великого православного святого отца — практика, мыслителя, пророка и догматиста — св.Григория Паламы, без которого нельзя понять и признать бердяевского пафоса проникновения человека в божественные тайны Свободы и Творчества. А без приобщения к ним нельзя найти и осуществить человеческого призвания. Так Н.А.Бердяев раскрыл апостольское учение о том, что «наше жительство на небесах».
4. Н.А.Бердяев оправдал человеческую плоть (тело и душу человека), соединив ее с жизнью человеческого духа, приобщенного к вечной Жизни Духа Божьего во Христе и через Христа.
5. Н.А.Бердяев впервые (после ап.Павла) оказался вполне на высоте христианской антропологии, заново открыв и описав ее центр — Богооткровенную (от слова «откровение») во Христе соборную человеческую личность, понятую уникально и чисто по-христиански, «экзистенциально», не тождественную никакой индивидуальности, но противостоящую ей. (Его термин «персонализм» — не самый удачный).
6. Н.А.Бердяев ввел и другие понятия, поставившие в христианстве многие вещи на свои места. Например, он отказался от онтологии в пользу подлинной «экзистенции», понятой не по-западноевропейски, а по-православному, даже прямо по-библейски. Для него Бог Яхве не просто Сущий, а Единый, истинно Существующий. (Термин «экзистенциализм» — также не самый удачный у Бердяева.).
7. Н.А.Бердяев возродил достоинство христианского (нееретического) гностицизма, ощутив единство мира в его иерархическом строении, как и соответствующей ему жизни. Он строил новое здание необъективированного и неидеализированного познания Бога, мира, жизни и человека, не стесняясь использовать при этой постройке как бы «строительные леса» — мифологемы (Ungrund, Адам Кадмон, коммунизм и т.д.). Однако ясно, что по мере завершения строительства здания эти «леса» ему и нам все менее необходимы (подобно «софиологии» конгениального о.С.Н.Булгакова).
8. Н.А.Бердяев заново осмыслил историю, определенно поставив ее под знак «эсхатона», чем признал всю ее трагическую тяжесть и неизбежную неудачу, но в то же время всю ее высшую правду, растворенную свойственным только ему вкусом борьбы за нее ради откровения полноты метаисторической богочеловеческой истины.
9. Н.А.Бердяев утверждал ценность и достоинство социального и культурного строительства в единстве его лучших достижений в настоящем и прошлом. Однако он знал ему меру и его место.
10. Н.А.Бердяев, веря в Слово и силу слова, говорил на современном ему языке и не стилизовался (в отличие, например, от о. П.Флоренского). Поэтому он так трудно вписывается в наш современный стиль церковной жизни и благочестия. С него было бы трудно писать традиционную икону.
11. Н.А.Бердяев показал недостаточность в христианской жизни духовных символов, знаков, «теней» и образов и тем самым то, что Церковь Божия — больше даже своих таинств и догматов, ибо она есть весь Божий мир, она есть Божия Тайна, которая открывается лишь верующему ей сердцу в непрерывном напряженном искании и движении духа и Духа в нем.
12. Н.А.Бердяев заново осмыслил и утвердил, как своего рода аристократические, «аскетические добродетели» в христианстве. Он возвел послушание к Богу, а смирение к его корню — Миру, который есть тот же Бог (вспомним сказанное о Христе: «Он есть мир наш»). Для Бердяева и целомудрие не было связано непременно с безбрачием, а с Целостностью, Единством, Мудростью.
13. Н.А.Бердяев последовательно выступал против любого, и особенно духовного, насилия (как обычного проявления духовной слабости), показав пример борьбы со всякого рода противниками оружием духовной правды и Истины, которая побеждает неправду и неистину внутренней силой собственной убежденности через восполнение положительного духовного и нравственного опыта своего противника, а не разрушение его лишь потому, что в нем не все правильно (праведно) и истинно.
