Необоснованные суждения. Полемика с архимандритом Тихоном (Шевкуновым)
Имя архимандрита Тихона (Шевкунова) хорошо известно в церковных и околоцерковных кругах. Более того, для многих представителей как первых, так и вторых он является серьезным духовным авторитетом. Поэтому не случайно корреспондент «НГ-религий» О. Недумов поспешил взять у него интервью в связи с не лишенной актуальности темой: «Какой Поместный Собор нужен Русской Церкви?». Однако та необыкновенная легкость, с которой о. Тихон высказывает свои суждения, точнее идеологемы, способна повергнуть в шок любого, имеющего за плечами богословское образование в объеме духовной академии.
Начнем с центрального его суждения, которое О. Недумов счел нужным вынести в подзаголовок публикуемого в «НГ-религиях» интервью: «Необходимо исключить парламентаризм как фактор церковной жизни». Уже для студента 1-го курса духовной академии, успевшего в рамках обязательной библиографии по истории Древней Церкви ознакомиться с 1-м томом знаменитых «Лекций» В.В. Болотова, в которых великий ученый предлагает ставшее классическим понятие о Церкви, данное суждение будет означать не что иное как: «Необходимо исключить церковность как фактор церковной жизни». Дело в том, что в греческом оригинале Нового Завета то, что мы называем церковью, обозначается словом ekklesia. Последнее же по своему первоначальному смыслу непосредственно связано с демократией древнегреческих городов-государств, как раз и обозначая примитивную форму парламентаризма. «Древнегреческие государственные единицы, — указывает Болотов, — представляли собою союз свободных граждан, как полноправных членов. Для совместного обсуждения дел, когда совет старцев признавал дело выходящим за пределы своей власти, посылался герольд, который приглашал народ собраться. Таким образом, высшая инстанция государственной власти состояла в том, что «делали церковь». При этом никто из граждан не имел права уклониться от участия в предстоящем обсуждении или воздержаться от голосования. Решение, принятое на таком собрании большинством голосов, становилось законом, который уже никто не мог отменить. Само слово ekklesia происходит от глагола ekkaleo — вызываю, приглашаю, отсюда также происходит часто встречающееся в Апостольских Посланиях понятие kletos — званый, обозначающее полноправного члена Церкви Христовой, имеющего право иметь суждения по всем вопросам ее жизни и решающий голос, когда они выносятся для принятия по ним соборного определения. В свою очередь, когда Господь Иисус произнес Свои известные слова: созижду Церковь Мою
, Он употребил арамейское adat, соответствующее греческому ekklesia и служившее для обозначения общества Израиля, также представлявшего собой примитивную форму парламентаризма. «Самое обыкновенное в этом обществе, — говорит Болотов, — было собираться под председательством старейшин у ворот города для обсуждения вопросов политических, судебных и общественных. Эти собрания долгое время являлись высшею инстанциею во всех делах: здесь возвещались все повеления Божии».
На последнем замечании следует остановиться особо. Прежде чем произносить сакральную формулу: «Изволися Духу Святому и нам», противопоставляя ее решению, принятому большинством голосов, согласно стандартной парламентской (она же и соборная) процедуре, о. Тихону следовало бы обратиться к первоисточнику, откуда эта формула заимствована, чтобы увидеть, что никакого противоречия здесь нет. Итак, посмотрим, вследствие чего она была произнесена. Для этого откроем 15-ю главу книги Деяний Апостолов, где описан Собор, получивший название Апостольского, хотя, кроме апостолов, от которых получил начало епископальный строй Церкви, в нем также приняли участие «пресвитеры», под которыми, впрочем, следует понимать не представителей одной из иерархических степеней (нынешняя трехчинная иерархия, как известно, сформировалась как минимум спустя полстолетия), а «старцев», т.е. тех из еврейских религиозных авторитетов, кто поверил в Иисуса как в Мессию и вошел в Его Церковь. Кстати, если обратиться к той редакции греческого текста Деяний, которая лежит в основе славянского и русского Синодального переводов, являющихся официальными в РПЦ, то соборное определение принимали апостолы, и пресвитеры, и братья
, т.е. все полноправные члены церкви в Иерусалиме, выразившие с ним согласие (Деян 15:23). В том же варианте, который текстологами признается в качестве первоначального, это место читается: апостолы и пресвитеры-братья
. Но в любом случае, выше Дееписатель указывает, что к решению вставшего перед Собором вопроса имели отношение не только апостолы и старцы, но и вся церковь
(Деян 15:22). Вопрос же, как известно, стоял перед ними весьма острый, более того, можно сказать, переворачивающий все их религиозное сознание, а именно: дозволительно ли язычникам, поверившим в единственного Бога и в Его единственного Сына, при этом получивших благодать Святого Духа, не исполнять первейшего требования Моисеева Закона об обрезании. Из Деян 15:1 и 5 следует, что в Иерусалимской церкви имелась партия «фундаменталистов», требовавшая от новообращенных язычников неукоснительного соблюдения всех предписаний Моисеева Закона. Соборная дискуссия была долгой (Деян 15:7), прежде чем доводы Петра о даровании уверовавшим язычникам Святого Духа, свидетельства Павла и Варнавы и, наконец, заключительное выступление предводителя Иерусалимской церкви Иакова младшего представились большинству собравшихся убедительными, и они решили не затруднять обращающихся к Богу из язычников
и не возлагать на них никакого бремени
, имея в виду обрезание (Деян 15:19,28). Именно большинству, поскольку оппозиция «иудействующих» и в Иерусалиме и в рассеянии еще долго сохранялась, немало досаждая Павлу в связи с его миссией среди язычников и в связи с признанием им необязательности обрезания для детей христиан-евреев (см., напр., Деян 21:20–21). И вот, от имени тех, кто признал свидетельство Духа Святого и правоту Павла, Апостольский Собор и написал ту известную формулу (Деян 15:28), которую столь опрометчиво привел в своем интервью о. Тихон.
Если же обратиться к эпохе Вселенских Соборов, плодом которых стали священные догматы, то они, как известно, тоже принимались в результате дебатов, подчас весьма острых, и являлись отражением воли большинства. Также известно, что не всегда соборная деятельность в то далекое время протекала собственно соборно. Иногда у иных церковных лидеров возникал соблазн не собрать Собор, а подобрать из своих приверженцев. В связи с этим можно вспомнить бесчиние св. Кирилла Александрийского на Эфесском Соборе 431 г., когда он начал его в кругу своих сторонников по заранее заготовленной схеме, не дожидаясь прибытия восточных епископов. Результатом этого стал его конфликт с Иоанном Антиохийским и длившаяся два года схизма.
Касаясь давно и, кажется, окончательно решенного вопроса о составе участников Священного Собора Православной Российской Церкви о. Тихон весьма опрометчиво утверждает, что «до ХХ века никому из церковных людей даже в голову не приходило, что членом Поместного Собора мог стать простой священник или мирянин». Уже приведенный пример Апостольского Собора показывает, что это не так. Собственно, весь опыт Первоначальной Церкви свидетельствует о том, что все вопросы своей внутренней жизни поместные церкви решали общим собранием своих членов. Прежде всего, это касалось такого фундаментального вопроса, как кадровый. В важнейшем памятнике Апостольского Предания «Учении Двенадцати Апостолов» мы читаем такое наставление, обращенное к мирянам: «…избирайте себе епископов и диаконов достойных Господа, мужей кротких, несребролюбивых, правдивых и проверенных…» (15:1). Здесь, как мы видим, закладывается важнейшее основание соборности — избираемость Церковью своих предстоятелей и должностных лиц и их полная подотчетность Церкви, причем тут уже действует принцип консенсуса в отношении кандидатов на церковные должности. Следы этого дошли до нас в литургическом предании. В связи с этим я вспоминаю одну лекцию покойного профессора Н. Д. Успенского, который два десятилетия тому назад объяснял нам, тогдашним первокурсникам Ленинградской духовной академии, что диаконский возглас «Повелите», не есть просто некая дань древнему обрядовому обычаю. Каждый член Церкви может в ответ на него сказать: «Не достоин», если имеет убедительные доказательства канонического несоответствия кандидата на церковную должность. При этом голос даже только одного члена Церкви обязывает епископа остановить рукоположение и разобраться во всех обстоятельствах данного демарша. Другое дело, что провозгласивший свое «не достоин» берет на себя огромную ответственность, поскольку, если его несогласие с поставлением кандидата не имеет под собой твердых доказательств его недостоинства, а того хуже, основано на личной неприязни, то ему самому грозит экскоммуникация.
Правда, во II–III вв. Церковь Христова настолько развилась численно и географически, что уже окружные соборы, т.е. соборы в масштабах провинций или даже целых диоцезов, насчитывавшие десятки, а то и сотни участников, действительно, стали уже по преимуществу соборами епископов. Но при этом следует учитывать, что епископ был избранником поместной церкви, а потому и полномочным ее представителем на окружном соборе. То же самое касалось и Вселенских Соборов, практика которых была впервые опробована в 325 году. Но в любом случае епископ был чуток к настроениям своей поместной церкви, которую он представлял, что нашло отражение в известной патристической формуле: «епископ в церкви, и церковь во епископе».
Тем не менее, привлечение к участию в соборной жизни мирян возродилось отнюдь не в 1917 г., как утверждает о. Тихон. Прежде всего, в таком важном соборном делании, как выборы духовенства, оно во многих Поместных Православных Церквах и не прерывалось или же прервалось уже довольно поздно. Достаточно сказать, что народные выборы приходского духовенства в России были упразднены только при Петре I. А, скажем, еще в прошлом веке, когда греко-православный Александрийский Патриархат был весьма немногочислен, представляя только греческую диаспору Египта, греческого Александрийского Патриарха избирали не только епископы Патриархата, но и весь клир, а также избранные представители мирян. На привлечение к соборной деятельности мирян пришлось пойти в 1858 г. и Константинопольскому Патриархату. Имевшее место до этого доминирование в Синоде так называемых геронтов — митрополитов крупнейших епархий, делавших Патриарха своим заложником, которого они могли свободно смещать, не считаясь с церковным мнением, привело к важной реформе церковного управления. Теперь выборы Патриарха производил Церковно-Народный Совет (ethnosyneleusis) в составе членов Синода и выборных представителей сословий греческого населения Османской Империи. Более того, с этого времени наряду с Синодом в системе высшего церковного управления Константинопольского Патриархата появилась такая структура, как Постоянный Народный Смешанный Совет в составе четырех митрополитов-синодалов и восьми мирян, избранных из числа жителей Константинополя. На этот Совет было возложено ведение всех гражданских дел Церкви, попечение о церковных учреждениях — школах, больницах и богадельнях, а также контроль за состоянием церковного имущества и финансов, в том числе и за материальным состоянием ставропигиальных монастырей. Совет также имел право рассматривать жалобы экономического характера на архиереев. Такая структура управления Константинопольским Патриархатом просуществовала до 1923 г., т.е. до того времени, когда из Турции была изгнана основная масса греческого населения. Этот опыт, как известно, был творчески использован Московским Священным Собором 1917–1918 гг., образовавшим в системе высшего церковного управления избираемый Поместным Собором Высший Церковный Совет в составе епископов, клириков, монашествующих и мирян с достаточно широкими полномочиями в отношении административных и хозяйственных дел Православной Российской Церкви.
Абсолютно не прав о. Тихон, когда, касаясь четко установленных Священным Собором 1917–1918 гг. сроков проведения Поместных Соборов Православной Российской Церкви, говорит, что «введение строгой и обязательной периодичности в живую жизнь Церкви» суть «крайность» и «уступка либеральной агрессии прогрессистов начала века». Действительно, Вселенские Соборы собирались по мере необходимости. Католическая Церковь, по сей день сохраняющая традицию проведения Вселенских Соборов, придерживается этой практики. Что же касается соборов поместных, имея в виду соборы епископов какой-либо области или страны, то древние церковные каноны требуют собирать их дважды в год (Апостольское правило 37-е, I Вселенского Собора правило 5-е, IV Вселенского Собора правило 19-е и Антиохийского Собора правило 20-е). Впрочем, позднее «по разным неудобствам, положено, чтобы они собирались однажды в год» (VI Вселенского Собора правило 8-е, VII Вселенского Собора правило 6-е). Таким образом, категорическое требование церковной дисциплины — ежегодный созыв Архиерейского Собора. Что же касается Собора Церковно-Народного, каковой в России именуется Поместным или же Священным Собором, то его периодичность, определенная еще в 1917 г., также должна рассматриваться как категорическое требование, поскольку от этого зависит непрерывность деятельности органов высшего церковного управления и их правопреемство.
Касаясь Священного Собора 1917–1918 гг. и участия в нем наряду с епископами избранных представителей духовенства, монашествующих и мирян, о. Тихон, ссылаясь на воспоминания митрополита Евлогия (Георгиевского), говорит, что это участие представляло в первой части Собора «нечто «жуткое», «по духу разброда, непримиримости, враждебности». Жаль только, что указанный источник использован здесь произвольно, потому что, читая дальше тот же абзац воспоминаний владыки Евлогия, мы увидим следующую картину: «Необъединенность, разброд, недовольство, даже взаимное недоверие… — вот вначале состояние Собора. Но — о чудо Божие! — постепенно все стало изменяться… Толпа, тронутая революцией, коснувшаяся ее темной стихии, стала перерождаться в некое гармоничное целое, внешне упорядоченное, а внутренне солидарное. Люди становились мирными, серьезными работниками, начинали по-иному чувствовать, по-иному смотреть на вещи. Этот процесс молитвенного перерождения был очевиден для всякого внимательного глаза, ощутим для каждого соборного деятеля. Дух мира, обновления и единодушия поднимал всех нас…». Добавим к этому, что митрополит Евлогий нигде в своих воспоминаниях «Путь моей жизни» не ставит под сомнение правомерность формирования Поместного Собора не только из епископов, но и из выборных представителей клира, монашествующих и мирян.
Но обратимся к нашим дням и к тому вопросу, коим вызвано интервью архимандрита Тихона (Шевкунова). У любого, кто достаточно знаком с жизнью современной РПЦ, ничего, кроме удивления, не может вызвать такой его пассаж: «…при существующей хорошо известной ангажированности многих околоцерковных кругов, при нынешних пиаровских технологиях, которыми не преминут воспользоваться при выборе делегатов (имеются, очевидно, в виду члены Поместного Собора от клириков, монашествующих и мирян — иг.И.), форма проведения Поместных Соборов, которая была введена Русской Церковью в ХХ веке, повторю, весьма и весьма спорна». Что и говорить, о. Тихон, вне всякого сомнения, является общепризнанным специалистом по пиаровским технологиям, реализуемым известными ангажированными околоцерковными кругами. Однако совершенно непонятно, как эти технологии могли бы быть использованы, в случае, если юбилейное мероприятие Московской Патриархии проводилось бы в формате Поместного Собора. Как человек, имевший по долгу своей тогдашней службы в ОВЦС МП самое непосредственное отношение к подготовке и проведению Поместных Соборов 1988 и 1990 гг., могу засвидетельствовать, что при том способе «выбора», а точнее, подбора членов Собора от клириков и мирян, который укоренился в нынешнем Московском Патриархате, никакие пиаровские технологии не помогут. Дело в том, что ничего общего с выборами членов Собора от соответствующих курий — клириков и мирян от епархий, монашествующих, единоверцев, и т.д., как это было предусмотрено правилами, принятыми летом 1917 г. Святейшим Синодом, здесь нет и в помине: никакой соборности, никакой автономии от епархиальной и прочей церковной власти. В лучшем случае собирается некое подобие Епархиального Собрания в составе настоятелей и церковных старост, которым правящий архиерей предлагает тех кандидатов (клирика и мирянина), кого он считает нужным. Далее их в соответствии с известным советским обычаем открытым голосованием единогласно «избирают» членами Поместного Собора. Сейчас этот способ «избрания», думаю, сработал бы точно так же, как и 10 лет тому назад. Ведь разве могут наши отцы-настоятели и старосты ослушаться своего архиерея, т.е. того, от кого полностью зависит их нахождение у церковной кормушки? Впрочем, в иных епархиях архиереи не утруждали себя и этим «формальным» мероприятием, а просто брали с собой на Собор, в качестве «делегатов», тех, кого хотели. Вероятнее всего, они поступили бы так и на этот раз.
Однако это только, что называется, верхушка айсберга. Главная же проблема состоит в том, что до сих пор мало кто в РПЦ открыто говорит о таком вопиющем факте: несмотря на десятилетие полной внешней свободы, какой Российская Церковь не знала за всю свою историю, в ней до сих пор не восстановлен канонический строй, определенный Священным Собором 1917–1918 гг. и разрушенный извне в 1922 г. Таким образом, в РПЦ до сих пор остаются порушенными сами основы церковности, как они определены Апостольским Преданием, такие как обязательное фиксированное членство в приходе, позволяющее мирянам обрести свой голос и свою ответственность в Церкви, выборность клира и обязательная выборность епископата. А без этого все рассуждения о каноническом достоинстве предстоящего Собора и его решений во многом теряют смысл.
11 августа 2000
НГ-религии № 14 от 26.07.2000
