Осанна в истории
Экуменический и нехристианский опыт
48 мин.
Подобно тому, как евхаристическое воспоминание о Христе всегда включает в себя воспоминание о Его грядущем Втором пришествии, так и христианскую историю можно по-настоящему вспомнить, т.е. осмыслить, только под знаком Эсхатона, с точки зрения ее конца, ее итога.
Часто наши эсхатологические чаяния оказываются своеобразным индикатором нашей веры, надежды и любви, как на ладони показывая устремленность нашего сердца и глубину познания нами тайны Христа и Его присутствия в истории. Это может касаться и исторической трагедии разделения церквей: часто наши подлинные различия становятся особенно отчетливо видны на этом эсхатологическом фоне, но часто именно на уровне эсхатологии мы должны искать и тайну нашего глубинного единства как христиан, т.е. Христовых людей, и основания для того, чтобы это единство стало, в конце концов, реальностью жизни. Это хорошо понимал Владимир Соловьев.
Поэтому сегодня мы предлагаем нашему читателю познакомиться с главой из книги католического профессора, специалиста по христианской социологии Патрика де Лобье «Время конца времен. Очерк христианской эсхатологии», посвященной популярной сегодня на Западе эсхатологической идее «цивилизации любви»Подробнее см. на стр. журнала. Это достаточно необычный для нашего журнала материал, поскольку его публикацией мы хотим познакомить нашего читателя именно со спецификой католического эсхатологического видения, надеясь, что это поможет нам как увидеть наши реальные различия, так и найти лучший путь к реальному единству.
* Patrick de Laubier. Le temps de la fin des temps. Essai sur I’eschatologie chretienne. Paris, F. X. Guibert, 1994, chap. IV: L`hosanna de l`histoire, p. 134—166.
Ангелы и люди задаются вопросом об особенностях времени конца времен, а ответ может дать сам ход истории, над которой властвует Иисус.
Идея цивилизации любви
Почему мы придаем такую важность осуществлению, всего на миг, этого замысла Господа, создавшего человечество в пространстве между двух миров, миром ангелов и миром мертвой материи?
Чтобы понять это, требуется иной подход, нежели прогнозирование, даже самое научное; а первый ответ дает молитва, которой Сам Иисус научил Своих учеников: да придет Царствие Твое, да будет воля Твоя и на земле, как на небе!
Существует целая литература о смысле этого пожелания: то предлагают чисто духовное и мистическое толкование, то воображают новый земной рай, навеянный милленаризмомМилленаризм, или хилиазм — учение о наступлении тысячелетнего земного царства Христа перед концом мира. (Ред.). В католической традиции есть взгляды, которые находятся вне этих крайних позиций. Нельзя априори отвергать современные свидетельства друзей Божьих, которым даны личные откровения. С 1966 г. декрет Священной конгрегации по распространению веры (Sub.n°58/16 A.A.S) разрешает публикации записей, относящихся к сверхъестественным явлениям, даже без санкции Nihil obstat церковных властей. Мы же будем пользоваться здесь только записями до 1966 г.
Разумеется, эти записи не имеют для католиков такого же авторитета, как те, что принадлежат признанным авторам, отцам и учителям церкви, послушным Писанию, передача которого является миссией Церкви. Они были даны для того, чтобы их услышали, а не для того, чтобы их отвергли именем науки, использующей совершенно иные методы. Конечно, существует опасность необдуманного обращения с этими записями, так что они могут подменить для кого-то традиционное богословие и даже Писание. На самом деле, эти записи должны служить Писанию.
Приведем запись Мари Севре (1872—1966) с прямыми указаниями.
«В конце времен Я перенесусь (если можно так выразиться, ибо передо Мной все есть вечное настоящее время), Я перенесусь к Началу, и прежде, чем завершить Время, Я хочу использовать всю мою мощь Творца!
Пусть скажут душам, что Я горю страстным желанием их увидеть, все вместе и каждую в отдельности, занятых разнообразными деяниями в бесконечности Моего Духа.
Это будет апофеоз, который Я готовлю на земле, прежде чем завершить Время.
Момент сосредоточенности души, даже среди толпы, необходим для того, чтобы Дух свободно мог поработать над нею, не важно где, не важно когда!
Затем будет прекрасное обновление, словно всеобщий великолепный концерт, где каждая душа будет петь свою ноту, которой ее научит Дух Cвета и Любви, Дух божественных преображений.
Пусть же души соберутся… пусть рассеют повсюду закваску внутренней жизни!
Так приготовим мы великолепное и мирное время, когда всё на земле будет славить Меня, когда всякая тварь на земле обратится ко Мне, как избранные Мои обращаются ко Мне на небе!
Я, Творец, Я хочу, прежде чем завершить Времена, Я хочу насладиться, на одно мгновение, Моим прекрасным, блистательным творением. Я хочу взглянуть на его красоту, прежде чем разрушить землю, которую Я образовал (прежде чем ее преобразовать, так как о разрушении, собственно говоря, речь не идет)»Marie Sevray, nee Guillemin (1872—1966). Divins appels. Precedee d’une lettre du cardinal Jean Guyot, archeveque de Toulouse (1974) et de Msgr A. Le Bourgeois, eveque d’Autun,1982..
Этот текст надо воспринимать непосредственно, т.е. как частное откровение, которое предлагает нам ясное видение глубокого смысла цивилизации любви в историческом времени. Христос властвует над историей, поскольку Он всевластен. На каждой литургии происходит поразительное чудо, которое превосходит наше воображение: по слову священника хлеб становится Телом Христа, Бога. Паскаль отклонял возражение маловерного: если Он — Бог, то в чем же проблема?
Покидая апостолов в день Вознесения, Он сказал им: Дана Мне всякая власть на небе и на земле
(Мф 28:18); это значит, что Он может, с помощью тех, кто верит в Него, сделать то, чего мы не способны даже вообразить. На исполнение этого замысла могут уйти века и тысячелетия — мы этого не знаем. Однако это зависит и от людей. Народ Израиля, призванный покинуть Египет ради земли обетованной, мог бы пересечь пустыню за несколько недель, но когда посланцы Моисея возвратились после осмотра Ханаана, народ, охваченный страхом и безрассудством, восстал, и это обошлось ему в сорок лет блуждания по пустыне (Числ 14:33).
Для христиан земля обетованная — это небо, но Царство Божье на земле, т.е. Церковь, новый народ Божий, должна, как и Христос, прийти к определенному исполнению изначального замысла Божьего, и текст, приведенный выше, дает некий ключ к нему. Все вещи сотворены не только Им, но и для Него, и если человеческая свобода выбора необходима для свершения замысла Божьего, то и Он достаточно силен, чтобы повернуть все к Своей славе на небе и на земле. В Евангелии есть знаменательный пример, который подкрепляет наши слова. Это замечательная сцена в Новом завете, рассказанная всеми четырьмя евангелистами: въезд Иисуса в Иерусалим как Мессии накануне Его страстей.
Иисус въезжает в город верхом на молодом осле, напоминая о пророчестве Захарии (9:9): Ликуй от радости, дщерь Сиона, торжествуй, дщерь Иерусалима: се Царь твой грядет к тебе, праведный и спасающий, кроткий, сидящий на ослице и на молодом осле, сыне подъяремной
.
Евангельская картина, исполненная несравненного величия и кротости, представляет множество людей, срезающих ветви с пальм и выходящих навстречу Иисусу. Толпа выходит из Иерусалима и кричит: Осанна! Благословен грядущий во имя Господне, Царь Израилев!
Евангелист Иоанн, описывающий эту сцену как свидетель, приводит в точности слова Захарии и добавляет, что в тот момент ученики не поняли ее смысла и что нужно было дождаться Воскресения, чтобы связь между пророчеством и увиденным стала для них ясна. Действительно, речь идет о событии огромной важности, потому что в этот день в Иисусе признали Мессию и царя Израиля. Замысел Божий словно очерчен на мгновение, перед тем, как переменившаяся толпа поведет царя Иудейского на смерть на кресте.
Раз Церковь должна прожить жизнь Христа, Телом Которого она является, то ей следует пережить в историческом времени этот особый момент, эту историческую осанну, которую мы называем «цивилизацией любви». Она станет возможной благодаря единству христиан, примирению Церкви и Синагоги, когда Евангелие будет возвещено всем народам.
Так исполнится Молитва Господня, которую христиане повторяют на протяжении веков, не понимая значения этой необыкновенной мольбы. Смысл исполнения плана Божьего, намеченного на время конца времен, определяется не благоденствием примиренного человечества, собирающего плоды своих трудов, ни даже тем, что этот период может стать подготовкой к последующим испытаниям; он определяется прежде всего важностью осуществления того, что было задумано и создано Богом как совершенное и что было отчасти разрушено восстанием твари.
Вербное воскресенье — это своего рода Богоявление, в определенном смысле столь же важное, что и в момент Крещения в Иордане или во время Преображения. Это проявление замысла Бога, который осуществляется на деле при стихийном участии толпы, сопровождающей Его въезд в Иерусалим. Еврейскому народу принадлежит здесь особая роль, поскольку Христос — Царь Иудейский. В историческом плане роль еврейского народа, собравшегося в Иерусалиме после рассеяния по миру, означает примирение, открывающее перспективу эры всеобщего братства, о которой Г. Сабан (G. Saban) говорил папе Иоанну Павлу II.
Конечно, можно сомневаться в том, стоит ли относиться к этой перспективе иначе, как с верой и надеждой, как это делал о. Сергий Булгаков, или же отвергать любую идею подобного рода и даже осуждать ее как ложную, по примеру К. БартаK. Barth. Der Romerbrief, 1933.. Католический подход нашел свое конкретное выражение в социальном учении, раскрытие которого со времен отцов церкви и до наших дней дает надежду на осуществление того, о чем оно говорит. Поэтому надо обратиться к этим текстам, постоянно дополняемым новыми документами, в частности, исходящими от ватиканского Мажистера, для того, чтобы проследить этапы зарождения цивилизации любви.
Утопия — это неосуществимая мечта, она может стать мифическим планом масштабного проекта, ведущего в «светлое будущее», которое странным образом омрачается по мере приближения к нему. Христианское социальное учение, в особенности социальная доктрина важнейших энциклик последних ста лет, — это нечто совершенно иное. Речь идет об орудии, которое работает на сверхъестественный конец человечества. Рациональный аспект этой доктрины затрагивает собственно человеческую сторону, тогда как пророческий ее план превосходит чисто человеческие возможности.
Другими словами, социальная доктрина церкви дает нам структуру цивилизации любви, но этой структуре нужна душа, и ее даст Дух Святой, действующий через упомянутых уже нами апостолов последних времен. Затем наступит примирение между христианами, которые станут едино, и иудеями, которые выйдут из Иерусалима навстречу Христу и вернутся туда вместе с Ним, по пророчеству Захарии.
В 1913 г. папа Пий Х торжественно отметил годовщину Миланского эдикта (313 г.), позволившего христианам исповедовать их религию после трех веков преследований. Кто мог вообразить себе подобную перемену в пользу христиан? Конечно, Римская империя не стала тут же новым Иерусалимом, она, впрочем, никогда им не стала, но родилась цивилизация, основанная на христианстве, христианский народ, отличный от Церкви как таковой. Церковь выше любых цивилизаций, однако она может по ходу истории передавать им свой дух, прививая христианские ценности.
Это же относится и к цивилизации любви, о которой мы здесь ведем речь, но на ней благотворно отразится духовное созревание, которое продолжается уже два тысячелетия. Не напрасно страдали и трудились святые, нередко отличавшиеся исключительным талантом и к действию, и к состраданию, который продолжал жить в их сочинениях и в их учениках. Для Огюста Конта большую часть человечества составляли мертвые, и он хотел оживить ушедших, взывая к их памяти. Христиане не довольствуются просто воспоминанием, и даже до ожидаемого ими воскресения существует реальное присутствие, своего рода духовная парусия великих живых, какими являются для них святые.
Позитивистское сознание довольно часто переходит, как и сам Огюст Конт, от самого крайнего рационализма к самому поразительному иррационализму. Подобные черты встречаются и у Маркса. Эти два выдающихся наследника эпохи Просвещения изначально отвергли сверхъестественное и заменили его утопиями, которых и в самом деле нигде не найти. Так возникла атеистическая цивилизация, и в недрах ее скрыто отчаяние, пусть даже она пытается у нас на глазах, теряя свою душу, завоевать вселенную.
Общество составлено собранием личностей, устремления которых проявляются в фигурах политических лидеров и гениев культуры и религии. Пытаясь найти олицетворение общества, которое имеет отличительные черты и выражает их в конкретных индивидах, Макс Шелер говорил об обычной личности, а Дж. Робинсон — о корпоративной личности. Когда святые достаточно многочисленны и влиятельны для того, чтобы обычная личность почувствовала их силу, то это приводит к удивительным превращениям. На языке религиозном это называется «заступничеством», на мирском языке говорят о «людях, имеющих влияние».
Пойдем далее. Христос завоевал мир, а зло оставлено для того, чтобы стало возможным высшее благо, для которого не существует препятствий; даже социологические и психологические горы можно сдвинуть с места и сбросить в море: И все, чего ни попросите в молитве с верою, получите
(Мф 21:22). Сначала оно может быть лишь с горчичное зерно; так чаще всего и бывало в бесчисленных делах, на которые подвигала благодать на протяжении веков, начиная с создания Церкви, представляющей из себя сегодня внушительный лес разнообразных начинаний и учреждений. Добавим, что этим свершениям непременно угрожает упадок, как только порыв, их породивший, исчезает. То же случится с цивилизацией любви, не предназначенной для вечности, как и все, что существует в историческом времени. Вернемся к аналогии с торжественным въездом Христа в Иерусалим: через несколько дней после этого события Он вновь туда вернулся, чтобы подвергнуться оскорблениям и быть приговоренным к смерти. Так и цивилизация любви придет к конечному испытанию, возвещенному и пережитому Христом. Его Царство не от мира сего, хотя Ему дана вся власть на земле и на небе.
Итак, цивилизацию любви надо ждать не как конечное достижение, а как приготовление к концу истории, который переходит в вечность. Это необходимо уточнить, если мы не хотим создать христианскую утопию в дополнение ко всем прочим. Как Царь Иудейский отказался от короны палестинского царька, которую хотел ему дать насытившийся народ, так и сыны Божьи призваны благодатью не менее чем к принятию божественности Того, Кто принял наше человечество (молитва на причастии).
Исторический аспект
Чтобы прийти к цивилизации любви, надо не только верить и надеяться, но и как-то представлять ее себе. Этим можно приблизить ее наступление, даже если такое содействие есть условие необходимое, но никак не достаточное.
Мы отметили, что социальная доктрина церкви выдвигала идеи, которые могли бы составить основу цивилизации любви. Но хотя доктрина может указывать направление движения, она не может продемонстрировать воплощение этих идей в истории.
Для начала мы обратимся к истории, чтобы посмотреть, были ли в прошлом конкретные случаи, благодаря которым наши рассуждения опирались бы на факты, а не только на гипотезы.
Обращение Константина и царствование Карла Великого считались в Средние века исключительно важными моментами воплощения Царства Христова на земле, как на небе. Однако, если и есть период, о котором можно говорить как о несомненном успехе в укоренении христианских идеалов на земле, то это XIII век: исключительные успехи папства, создание нищенствующих орденов и великой схоластики; св. Фома Аквинский и св. Бонавентура преподают в Сорбонне, недалеко от Венсена, где Людовик Святой отправляет правосудие. Историки сходятся во мнении относительно выдающихся достижений западной политики, социальной жизни и культуры в эпоху, когда каменные готические соборы на века запечатлели память об этом редком равновесии под знаком христианской религии.
Византийская цивилизация, выглядевшая столь внушительно в тот момент, когда Запад находился в железном веке, в состоянии, близком к варварству, не достигла такого равновесия, и все великолепие ее тысячелетнего существования было сконцентрировано в основном в столице, а не в объединении народов, как на Западе. А подчиненное положение религиозных властей по отношению к власти политической напоминает, скорее, о древних империях, нежели о нововведении христианства: кесарево кесарю, а Богово Богу
.
XVI и XVII века на Западе, несомненно, тоже являются исключительными во многих отношениях, но религиозный раскол, происшедший в этот период, разрушил то, что могло бы стать эпохой цивилизации в христианском духе в Старом и Новом свете. Религиозные войны, зарождение национализма, картезианский дуализм — сколько разных движений возвестили расколы, определившие характер пост-христианского Нового времени, который в окончательном виде проявится в XIX и XX веках.
Европа XIII века отличается прежде всего иерархией ценностей, которая отводит духовности роль регулятора в системе общественных отношений. В таких институтах, как папство, империя, а также монархии, независимые от немецкой Священной Римской империи, политический и религиозный аспекты различались де-юре и де-факто. В Византии, как мы заметили, этого различия не существовало, а в эпоху барокко в Европе появляется принцип разделения и даже противопоставления сфер политики и религии, характерный для новой истории. В XIII веке духовность занимала столь важное место в обществе благодаря глубоко христианскому взгляду на политику, самым ярким представителем которого был Людовик Святой (1214—1270), а необычная судьба германского императора Фридриха Гогенштауфена (1194—1250) ознаменовала временный крах господства политического начала над религиозным. Другим важнейшим элементом стал расцвет университетов, независимость которых гарантировала папская власть. В Париже, где «пекся хлеб христианства», университет пользовался высоким авторитетом благодаря выдающимся святым Фоме Аквинскому и Бонавентуре. Священство, политика и культура — эти три столпа средневекового общества — находили людей, способных внести в них подлинно христианский дух, а также страстность, которая позволяла ему воплотиться. Этот короткий период словно установил хрупкое равновесие разума, поддерживаемого верой. Начиная со следующего века здание будет сотрясаться на всех уровнях: внук Людовика Святого Филипп IV Красивый восстает против Бонифация VIII (Ананьи, 1303), Вильгельм Оккам (1297—1349) вводит номинализм, а ректор Парижского университета Марсилий Падуанский пытается учредить новый цезаризм, который выльется впоследствии в тоталитаризм.
Эта переоценка ценностей, питавших XIII век, оказалась поворотным моментом в тысячелетней истории христианства, которое от этого уже не оправилось.
Как удалось достичь этого в XIII веке, и какие силы обеспечили этот краткий успех?
Следует сказать, что эти свершения стали возможны благодаря расцвету подлинной святости в рамках мирского существования. Святые были во все времена; даже в ходе самых серьезных кризисов церкви мы видим выдающихся святых. Но в XIII веке святость распространяется, если можно так выразиться, на всех уровнях общества и во всех сферах деятельности. Религия становится живой реальностью среди политиков и интеллектуалов. Хорошо известная жизнь Людовика Святого и труды великих схоластов не являются результатом какой-то случайности. Существует определенное соответствие между политическим и культурным обликом общества и религиозностью народной души. Королем считается прежде всего Христос, и формула церемониала помазания королей Франции совершенно однозначна: Да утвердит тебя Иисус Христос, Господь наш, Король королей французских, на этом королевском троне и да возьмет тебя править вместе с Собой в Царстве вечномDom Jean Leclercq. L’idee de la royaute du Christ au Moyen-age. 1959, p. 46.
Св. Бонавентура полагает, что разделение полномочий между духовной властью (папством) и властью преходящей есть следствие первородного греха. Христос, Который по праву является и Царем мира преходящего, отказывается от этой власти, пока полное восстановление мирового порядка не сделает Христа Царем, обладающим всей властью. Этот идеал объясняет теократические устремления, например, Иннокентия III. Папы не претендовали на земную власть во всем мире, но считали, что Христос назначил Петра и его преемников обладателями всей полноты власти, земную часть которой они передают в ведение мирянам под опекой духовных властей.
Этот приоритет духовного начала существовал очень недолго и с XIV века превратился в воспоминание, хотя папы продолжали на него ссылаться.
Есть здесь уникальный опыт, который, несмотря на всю его непродолжительность и несовершенство, заслуживает упоминания. В конце XIX века к этой идее вернулся Вл. Соловьев, различавший в средневековых устремлениях папизм и папство. Он тоже подчеркивает полноту царской власти Христа, Которому дана вся власть на земле и на небе, и ожидает земного воплощения Царства, названного им «свободной теократией», с признанием верховенства духовного над земным.
В XIII веке имеются в избытке и мрачные стороны, идет ли речь о грубости нравов, об инквизиции, о еврейских гетто или бесчинствах во время крестовых походов. Христианский народ в XIII веке состоял из грешников, и в наступившем вскоре крушении проявилась старая причина — развращение нравов. Данте, призывая в «Монархии» (1311 г.) германского императора освободить Италию, объединить христианские народы и отделить политику от религии, анализирует историю провала. Отметим, однако, что великий поэт просит кесаря обращаться к Петру с почтением, с каким старший сын должен обращаться к отцу, чтобы просветленный отцовской благодатью, он осветил земной шар лучами высшей добродетели, для чего он и поставлен Тем Единственным, Кто управляет всеми вещами духовными и земнымиDante. De monarchia, III, 16.
Близящаяся цивилизация любви, результат встречи изобилия благодати и свободного общения людей, наученных столькими испытаниями, должна усвоить уроки истории. Политика есть одна из высших форм человеколюбия, а культура определяет общественное сознание на протяжении целых эпох. Только благодаря святым станет возможно излияние Духа на современное человечество, материально объединенное средствами коммуникации, но в остальном разделенное более, чем когда-либо.
Иоанн Павел II продемонстрировал в Ассизи и вообще в ходе своих многочисленных поездок, как он видит свою роль посреди религий и народов, разделяющих сегодняшний мир. Но мир кажется таким далеким от идеала цивилизации любви, что она рискует показаться еще одной утопией, ведущей к новым иллюзиям. Отчаяние нашего мира очень человечно; христианские чаяния гораздо глубже и в этом мире, и в мире ином, несмотря на гонения: А лодка была уже на средине моря, и ее било волнами, потому что ветер был противный
(Мф 14:24). Затем, между тремя и шестью часами утра, посреди ночи, Иисус приходит по водам и говорит им: Не бойтесь
(Ин 6:20). Тогда Петр выходит из лодки, тоже ступая по воде, а потом пугается из-за маловерия. Иоанн указывает, что апостолы собирались принять Иисуса в лодку, но тотчас лодка пристала к берегу, куда плыли (Ин 6:21).
Мы в том же положении, что и апостолы; можно представить себе, как смешались их мысли и планы с появлением Иисуса, Который успокоил море и положил конец плаванью. Он требует от близких лишь доверять Ему.
Надо признать, что с человеческой точки зрения современные условия неблагоприятны ни для Церкви, ни для установления цивилизации любви, — ветер противный. Но нельзя и просто смотреть на небо, как апостолы сразу после Вознесения, до того, как им сказали, что сей Иисус, вознесшийся от вас на небо, придет таким же образом, как вы видели Его восходящим на небо (Деян 1:11). Значит, говоря о цивилизации любви, надо думать и о непредсказуемых событиях, которые могут привести к тому, что сегодня и вообразить невозможно. Только упомянутые выше знаки могут служить нам ориентиром, но ведь мы говорим о надежде, а не о вероятной эволюции. Вероятность движется в том же направлении, что и ветер, противный Церкви.
Действие — лишь одна из форм необходимой реакции, а есть также молитва и вообще вся духовная и мистическая жизнь, представляющая собой, в конечном счете, суть человеческого вклада в творение Божье.
Исключительная важность осуществления на земле, в историческом времени, замысла Божьего, изначального плана, разрушенного грехом, практически недоступна нашему пониманию. Как правило, мы не придаем этому особого значения. Христианская вера возвещает нам вечную жизнь, которая превосходит все, что человек способен себе представить: видеть Бога таким, какой Он есть. Однако Иисус молился своему Отцу: на земле, как на небе. Говоря о желании включить замысел Божий в историю, приведем для примера поразительный текст из письма Маргариты-Марии Алакок матери-игуменье Сомез (июнь 1689 г.), касающийся двора Людовика XIV:
«У Него есть величайшие замыслы, которые могут исполниться лишь благодаря Его всемогуществу, способному совершить все, чего Он пожелает. Итак, Он хочет, как мне представляется, войти со всей пышностью и торжественностью в дом принцев и королей, чтобы Ему оказали там почести в меру того, как Он был оскорблен, обижен и унижен во время Страстей, и чтобы, глядя на великих мира сего, униженно склонившихся перед Ним, Он получил удовольствие в меру той горечи, какую Он чувствовал, будучи брошен к их ногам. И вот какие слова я услышала о нашем короле: «Скажи старшему сыну Моего Священного Сердца, что поскольку его земное рождение свершилось благодаря поклонению благим делам Моего детства, постольку он обретет свое рождение в благодати и в вечной славе, посвятив себя самого Моему божественному Сердцу, которое хочет восторжествовать над его сердцем и тем самым над сердцами великих мира сего». Он хочет царствовать в Своем дворце, быть изображенным на Своих знаменах и выгравированным на Своем оружии, чтобы они победили всех Его врагов, повергнув к Его ногам их горделивые и спесивые головы, чтобы Он восторжествовал над всеми врагами святой Церкви»Vie et oeuvres de Ste Marguertte-Marie, t. 2, 1991, p. 336—337..
Некоторых смутило то, что показалось им смесью (исполненной пафоса) политики и мистики, со всей ее потенциальной опасностью. И действительно, в XX веке послание из Паре-ле-Моньяля подчас использовалось в частных интересах.
Однако письмо — перед нами, и оно показывает нам, что Христос, говорящий с женщиной-мистиком, желает, чтобы двор оказал Ему почести и обещает принять участие во внешней и внутренней политике Людовика XIV при условии ее полезности для Церкви, для которой Франция — старшая дочь, а ее король — старший сын. При Людовике XIV просьба эта не была исполнена; на нее откликнулся Людовик XVI, когда в августе 1792 г. его отправили в Тампль. Было слишком поздно: просьбу следовало исполнить в королевском дворце, а не в тюрьме.
В 1925 г. энциклика Quas Primas по-своему сформулировала просьбу Христа к Маргарите-Марии. Приведя текст Льва XIII (Annum Sacrum, 25 мая 1899 г.) о том, что империя Христова охватывает все человечество, будь то христиане или нехристиане, энциклика заявляет, что не только отдельные люди, но и целые сообщества призваны признать царскую власть Христа, и далее утверждает, без каких-либо уточнений, что главы государств не смогут отказаться от оказания публичных почестей — от своего имени и вместе со своими народами — в знак уважения и преклонения перед верховной властью Христа; сохранив при этом все свои полномочия, они будут, таким образом, трудиться ради развития и процветания своих народов… Если бы люди признали царскую власть Христа в своей частной жизни и в государственной, то все общество непременно получило бы невообразимые блага — законную свободу, порядок и спокойствие, согласие и мир. Надо подчеркнуть тот факт, что это удивительное увещевание обращено ко всему человечеству, а не к монархистам, тоскующим о связи между троном и алтарем. Как известно, в следующем году движение Action francaise, которое в духе позитивизма проповедовало возврат Франции к монархическому строю, было подвергнуто безоговорочному осуждению.
Таким образом, праздник Христа-Царя установлен для того, чтобы приготовить всемирное царство Христово в сердцах, умах и плоти. В заключение папа добавляет, что Богу угодно,.. когда люди, живущие вне Церкви, ищут и принимают ради своего спасения легкое бремя Христа.
В этот момент пришел к власти Муссолини, Сталин укреплял свои позиции после смерти Ленина (1924 г.), а вышедший из тюрьмы Гитлер только что опубликовал Майн кампф. Все решилось менее чем за десять лет. Призыв Пия XI не нашел отклика, и вскоре на мир обрушились незабываемые и ужасающие катастрофы, а для начала — экономический кризис 1929 г., который обрек на безработицу миллионы трудящихся.
Энциклика Quadragesimo anno (1931 г.), можно сказать, дополнила Quas Primas, определив принципы евангельского учения и, в ряде случаев, конкретное их применение. Во избежание противоположных крайностей либерализма и социализма была даже предложена определенная форма негосударственного свободного корпоративизма. Но в условиях тяжелого кризиса реформа в этом направлении была уже маловероятна. Шесть миллионов немецких безработных вскоре последовали за новым канцлером, который решил проблему, дав Германии работу в рамках подготовки к войне; в это же время в Москве в ходе Больших процессов уничтожались противники Сталина, получившего абсолютную власть.
Именно в этих условиях Маритен в своем знаменитом труде Подлинный гуманизм (L’humanisme integral, 1936 г.) предложил конкретно-исторический идеал светского христианства:
«Мы полагаем, что исторический идеал нового христианского народа, нового христианского земного уклада, будучи основан все на тех же принципах, что и средневековое христианство, должен включать светскую христианскую концепцию, а не сакральную христианскую концепцию земного уклада»J. Maritain. L’humanisme integral, ch.V, I..
Развивая эту идею, Маритен настаивает на плюрализме, на самостоятельном значении земного и общественном характере нового христианства. Автор подробно изучает возможности ее осуществления и подчеркивает необходимость использования чистых средств, которые должны быть очень простыми. Война разбила эти надежды, а наступившая затем холодная война разделила мир на два лагеря.
Только с приходом папы Павла VI конкретно-исторический идеал, основанный на христианских принципах, обретает имя «цивилизации любви», а социальное учение Иоанна Павла II постоянно развивает возможности, заложенные в этой идее. Последняя обширная энциклика — Cehtesimus annus — так определяет вклад, который может внести церковь:
«У церкви нет своей модели. Подлинные и действительно эффективные модели могут зародиться только в рамках определенных исторических ситуаций благодаря усилиям всех ответственных лиц, которые занимаются конкретными проблемами во всех их видах, в социальной, экономической, политической и культурной сферах, тесно взаимосвязанных между собой. Учитывая эти проблемы, церковь предлагает в качестве необходимого идеального ориентира свою социальную доктрину» (43).
Итак, не следует ждать от церкви описания общества завтрашнего дня, пусть даже вдохновленного христианскими идеалами, однако социальная доктрина церкви обеспечивает точную настройку, безошибочный выбор направления на основе естественного закона и Заповедей блаженств. Что мы понимаем под естественным законом? Он противоположен закону джунглей, подчиненному чистому инстинкту, тогда как естественный закон подчинен разуму. Понимание естественного закона отчасти субъективно, оно дано сознанию непосредственно, через наши задатки и восприятие главных принципов: делать добро, уклоняться от зла; с другой стороны, этот закон проявляется в самой общественной жизни и истории, показывающих губительность определенных действий для цивилизации.
Заповеди блаженства восхваляют то, чего мир совершенно не ценит: бедность, кротость, чистоту и т.д.; тем не менее, это первоосновы, которые делают общество человечным еще до того, как сделать его христианским.
Эти замечания не вполне отвечают на вопрос о реальной возможности возникновения такого общества в мировом масштабе. Мы не знаем, как осуществится замысел Божий; он является предметом наших надежд. Однако в противоположность утопии, представляющей из себя человеческую идею без шансов на воплощение, христианское ожидание цивилизации любви основывается на Духе Святом, способном все совершить, не ущемляя человеческой свободы, которая должна содействовать осуществлению замысла Божьего.
Когда под влиянием Параклита люди, по отдельности или в составе какого-либо сообщества, открывают божественное в самих себе и в своей жизни, они могут освободиться от самых разных зависимостей, возникающих, главным образом, из-за материалистических основ мысли, практической деятельности и ее методов. В наше время этим основам удалось проникнуть в самое сердце человеческое, в святилище сознания, куда Дух Святой непрерывно изливает свет и силу новой жизни в меру «свободы чад Божьих». Зрелости человека в этой жизни препятствуют условности и давление, оказываемое на него структурами и механизмами, господствующими в различных сферах общества. Можно сказать, что во многих случаях социальные факторы отнюдь не способствуют развитию и раскрытию человеческого духа и приводят к отрыву его от истинного смысла его существа и его жизни, — о которой заботится Дух Святой — и к его подчинению «князю мира сего»Dominium et vivificantem (1986), 18, § 60..
Этот замечательный текст показывает, что проблема заключается именно в темноте нашего мира и что наш скептицизм связан с материалистической обстановкой, мешающей верить и надеяться на силу Духа Святого, как жаловался Серафим Саровский.
Далее энциклика утверждает, что в великом юбилее 2000 года содержится идея освобождения через вмешательство Духа Святого. Как сказать еще яснее о том, что цивилизация любви возможна и что она будет творением Бога и Духа Святого, призываемого и действующего на каждой Евхаристии?
Христианский ответ на бесконечные возражения, которые ссылаются на разум и историю, на опыт современности и психологию, сформулирован в терминах веры и надежды, с опорой на тысячелетнюю традицию церкви и ожидание исполнения молитвы Сына Божьего: да придет Царствие Твое, да будет воля Твоя и на земле, как на небе.
Для одних это ожидание цивилизации любви является иллюзорной и материалистической формой христианской надежды, для других — побегом в спиритуализм, уклонением от поступка. В обоих случаях мы рискуем впасть в то же заблуждение, что и современники Христа, ожидавшие блистательной эры, прихода Мессии, который вступит во владение Своей империей. В действительности речь идет о кратком периоде благодати в историческом времени, об одном из плодов Царства Божьего, которым является Церковь, неразделимо духовная и институциональная, видимая и невидимая. Этот исторический период благодати готовит наступление конца истории и мира как такового. Христа во время торжественного въезда в Иерусалим приветствовали как Сына Давидова, словно показывая, как Израиль должен встретить Мессию. В конце времен наступит период мира, показывающий, каким должен быть отклик нового народа Божьего после стольких веков евангелизации. Это одно из значений праздника Христа-Царя, учрежденного Пием XI в 1925 г. (Quas Primas).
Такая перспектива представляется необходимой для развития социальной доктрины церкви, так как ей грозят две опасности: либо рационализм, который учитывает лишь то, что предсказуемо с человеческой точки зрения, и не занимается сверхъестественным концом времен; либо глобальное знание, которое ради краткосрочных целей отказывается от христианских ожиданий и тоже не занимается сверхъестественным концом времен. Цивилизация любви, как мы ее здесь понимаем, целиком устремлена к этому концу и занята конкретной его подготовкой, ожидая от благодати осуществления того, что людям кажется невозможным. Рационализм и глобальное знание представляют собой элементы Нью эйдж, тогда как цивилизация любви есть плод истории Церкви, иначе говоря, истории Царства Божьего на стадии странствия.
В тот момент, когда рационализм вновь входит в силу в самых различных формах, христианское учение выступает в защиту разума, признавая его границы и укрепляя его верой. Ведь сегодня одним лишь разумом невозможно обеспечить приход цивилизации любви. Человечество выглядит неспособным сопротивляться одолевающим его страстям. При этом надежда на мир и справедливость на земле является требованием разума, а мнение о ее неосуществимости в истории справедливо, если иметь в виду только человеческие возможности. Цивилизация смерти, развивающаяся на наших глазах, имеет определенную логическую основу, в том смысле, что она обусловливает наше поведение. Христианство как религия спасения не подчиняется никакому историческому детерминизму и возвещает немыслимое, т.е. не что иное, как стремление воплотить цивилизацию жизни при помощи благодати не только в сверхъестественной, но и в обычной жизни. Человечество состоит не из обреченных на смерть, а из живых, которые всегда могут сделать выбор между цивилизацией жизни и цивилизацией смерти.
Духовный аспект
Через три века после Паре-ле-Моньяля женщина-мистик из Польши, сестра Фаустина (1905—1938), недавно причисленная к лику блаженных (1993 г.), передала милосердное послание о последних временах, которое заслуживает всяческого вниманияDominium et vivificantem (1986), 18, § 60.: Это знак последних времен. За ним последует Судный день.
Сестра Фаустина получает указание написать икону Христа Милосердного, чтобы воплотить эту благодать. На протяжении всего ее дневника мы сталкиваемся с необычайно страстным призывом, с заветом Милосердия перед наступлением Судного часа. Мы не способны рассчитать и взвесить ни то, ни другое, мы можем только верить, и это доверие может добиться чего угодно от сердца человеческого, и притом на земле. Цивилизация любви есть плод Милосердия.
Избыток зла вызвал первый потоп, водный; второй потоп, потоп милосердия, будет огненным. Видимые политические и социальные структуры цивилизаций неотделимы от внутренней жизни духовного универсума, который представляет собой всякая личность. Когда мы говорим о цивилизации любви, мы имеем в виду и великолепие, сотворенное Святым Духом, Духом Милосердия. Это таинственное соответствие между духовностью и чувствами связано с воплощением. Цивилизация любви взывает к Милосердию, вестником которого стала, вместе с другими, сестра Фаустина. К тому же, заявляя, все вместе, об ожидании цивилизации любви, мы обретаем то высочайшее выражение человеколюбия, которое включает и саму политическую жизнь. Человечество едино, Церковь едина, и всё собрано в Теле Христовом, поскольку Сын Божий обручился с человечеством:
— Вы берете на себя смелость называть Меня своим супругом,— слышит голос Мари де Валле.
— Это вовсе не смелость, — отвечает она. — Погодите немного, я мигом покажу Вам, как Вы обручились со мной на кресте: удары молотка были звуками свадебных скрипок; желчная горечь была вином брачного пира; богохульства были приветствеными речами… Итак, разве не правда, что Вы — мой Супруг?
— Вы правы, именно там Я обручился с вами и со всем человечествомVie admirable de Marie de Vallees. In P. Milcent. St Jean Eudes. Paris, Cerf, 1985, p. 155..
Духовный аспект цивилизации любви с трудом поддается описанию. В самом законченном виде он выражен в жизни святых. Но каждый святой — это целый расширяющийся мир, не знающий меры. Достаточно взять одного из них, пусть даже самого известного, чтобы отмести любые сравнения и разрушить самые смелые типологические модели. Однако в этой расточительности благодати есть свой порядок, и эту упорядоченность можно разглядеть благодаря Церкви, где святые являются полноправными членами, а те, чье членство менее полно, имеют к ней частичное или же чисто внешнее отношение.
За тысячу лет (993—1992 гг.) 3501 человек были причислены к лику святых или блаженныхSociologie de I’Eglise catholique. Paris, Mame,1993. и примерно одна треть из них (1164) — при Иоанне Павле II, который словно спешит набрать армию заступников накануне великих духовных трудов.
Как следует говорить о святых? Перечисление апостолом Павлом даров свыше подсказало типологию, которая различает апостолов (пап, епископов), учителей (всего их 3213), пророков (миссионеров), святых деятельной любви (чудотворцев), основателей (орденов и конгрегаций) и мирян (в том числе политических деятелей). Эта попытка классификации, основанная на Писании, к сожалению, не способна принять во внимание религиозных гениев, явленных в стольких мужчинах и женщинах, которые нередко обладали сразу несколькими дарами. Мы можем, однако, попробовать отметить самое характерное в том или ином избрании: Франциск Сальский, например, является одновременно учителем, епископом, основателем ордена и миссионером (Шабле); предпочтение отдано его званию учителя в силу его редкости, но в прочих случаях разобраться нелегко.
Святые, признанные Церковью, были, как правило, священниками или монахами. В современном календаре из 143 святых, не бывших мучениками, насчитывается лишь 11 мирян; однако миряне составляют значительную часть святых мучеников.
Но разве святость предназначена только для одной категории народа Божьего? Ответ, разумеется, отрицательный, а Святое семейство, состоящее из трех мирян, уже дало и продолжает давать духовных наследников, не учтенных ни в одном литургическом календаре, но реально существующих. Каноническое признание святости следует церковным, социальным и социологическим требованиям, которые никто и не пытается отрицать, хотя они ограничивают духовную значимость такого признания. Для того чтобы войти в Царство Божье, все должны быть святы. В Откровении апостол Иоанн созерцает великое множество людей, которого никто не мог перечесть, из всех племен и колен, и народов и языков (Откр 7:9), — это соответствует тому множеству друзей Бога, что остались незамеченными. 144 000 спутников Агнца, описанные ниже (14:1–5), возможно, и являются теми святыми, которые составляют честь и отраду избранных, ибо на небе всё разделяется в таинственном единстве любви.
Цивилизация любви предвосхищает вечную жизнь в земном существовании, а поразительная духовная плодовитость, отличающая святых, дает представление о том, какую творческую силу может пробудить наступление мира на земле. Время необратимо, и речь не идет о воссоздании земного рая, однако присутствие (Парусия) Нового Адама и Новой Евы позволяет наилучшим образом восстановить то, что было окончательно утрачено. В духовном плане цивилизация любви будет основана на молитве и таинствах, особенно на присутствии (Парусии) Евхаристии, которая должна стать всем доступна в церквах и, по возможности, даже в семьях, когда будут выполнены все необходимые условия.
Сегодня большинство приходских церквей в промежутках между службами пусты. Случается даже, что во избежание краж их запирают. Без верующих скинии становятся похожи на тюрьмы. Цивилизация любви охватывает эти места поклонения и даже требует новых. Внешнее действие и наука, оторванные от духовных основ, приводят к смерти и становятся обрядами идолопоклонства. Техника, предоставленная сама себе, является грандиозной магической практикой, которая служит нашим страстям, ведущим к саморазрушению. Пророки присланы к нам в большом количестве и с разными миссиями. Их послания составляют поразительную симфонию, которая возвещает о том, что увидел старый Товит после испытания: Яркий свет прольется во все края земли; многие народы издалека придут к имени Господа Бога (Тов 13:11).
Именно новое поклонение, предсказанное пророками, и те, кто ему себя посвятит, откроют путь цивилизации любви. Можно даже сказать, что духовная сторона цивилизации любви представляет собой страстное влечение людей, семей и целых сообществ к Евхаристии. Это становится очевидным, когда мы понимаем, что такое Евхаристия, т.е. Парусия (присутствие), увиденная благодаря вере. Чтобы это приобщение через веру было более доступным, можно обратиться к Той, что поверила.
На наших глазах множатся движения, общины и отдельные люди, которые приходят к поклонению Богу благодаря Богоматери.
Страдание, которого многие не в состоянии вынести, перестанет быть причиной смерти, когда Бог будет восприниматься в образе Матери: Бог — наша Мать, и это так же верно, как то, что Он — наш ОтецJulienne de Norwich. Le livre des revelations, 1373. Paris, Cerf, 1992, p. l99..
«В наши дни общее благо всего человечества ставит проблемы мирового масштаба. Решить их может только такая власть, чьи полномочия, основания и средства имеют также мировой масштаб и которая может действовать на всей Земле. Так что сама нравственность требует учреждения власти с планетарными полномочиями».
Перевод Л. Торчинского
