Свидетельство о совершившемся: евхаристическая экклезиология на рубеже веков и тысячелетий. Предисловие к публикации
Богослужение и таинства
5 мин.
Опубликовав в этом номере в разделе «Миссионерство и катехизация» «Вступление в таинствоводство (мистагогию)» свящ. Георгия Кочеткова, мы не случайно хотим дополнить его в разделе «Богослужение и таинства» малоизвестной в России статьей о. Николая Афанасьева «Таинства и тайнодействия». Дело в том, что она являет собой одну из первых в сакраментологии попыток выделить некую единую для всех таинств структуру — то, что у о. Георгия Кочеткова названо нормалью. Читатель без труда увидит как общность двух этих попыток, так и их неслучайное различие.
Хотелось бы остановиться на нескольких моментах работы о. Николая. Прежде всего, он изымает таинства из контекста чего-то индивидуалистического, возвращая их в их изначальный соборно-экклезиологический контекст. В первом случае таинства понимаются как «средства благодати» для верующих и тогда акцент, естественно, приходится на таинство Священства. Во втором же случае таинства совершаются в Церкви и для Церкви, они сами созидают Церковь, и тогда акцент переносится на Евхаристию. Но нельзя не заметить, что при этой смене акцентов у о. Николая все-таки оказывается во многом непреодоленным старый, схоластический подход к таинствам. Ведь большинство из них и здесь оказывается по-прежнему лишь средствами, правда, теперь уже не благодати, но Евхаристии. Именно поэтому сама Евхаристия у о. Николая не «вписывается» в его же структуру таинства: откровение воли Божьей—священнодействие—свидетельство Церкви о свершившемся в ней. Ведь у о. Николая получается, что именно сама Евхаристия и является свидетельством Церкви о действительности других совершившихся в ней таинств, коль скоро они суть необходимые условия, средства для нее. Выходит, что одно таинство свидетельствует о другом, таинство свидетельствует о таинстве. Из этого круга нет выхода, вследствие чего Евхаристия, как последнее в ряду таинство, оказывается свидетельством о себе самой, откуда и получается знаменитый тезис о. Николая, что Евхаристия и есть таинство таинств и сама Церковь, и значит, церковная жизнь сводится к таинственной, сакраментальной жизни.
Между тем, для Православия всегда было характерно стремление увидеть каждое таинство в его собственной реальности, т.е. не как средство для чего-то, но как особое измерение «жизни во Христе» (название трактата о таинствах великого византийского богослова Николая Кавасилы, в котором он как раз и предпринимает попытку такого взгляда). В этом случае оказывается, что мало собственно сакраментального, таинственного свидетельства о совершившемся в Церкви (которое, безусловно, необходимо, тут нельзя не согласиться с о. Николаем Афанасьевым), — нужно еще и свидетельство именно «жизни во Христе», т.е. уже мистическое свидетельство, выходящее за рамки только сакраментальной, таинственной жизни Церкви (для Кавасилы, например, мистическим свидетельством о подлинности совершившегося сакраментального Крещения было мученичество, а для прп. Симеона Нового Богослова — дар слез).
При таком взгляде, конечно, и Евхаристия оказывается не лишенной такого свидетельства. И тут можно предположить, что одной из его форм и была в древней церкви агапа — трапеза Любви после Евхаристии, на которой взаимная любовь членов общины свидетельствовала о всех совершившихся (и постоянно совершающихся) в ней таинствах…
Статья о. Николая была опубликована в 1951 г. — в самой середине нашего века, который для церкви во многом прошел под знаком евхаристического возрождения. Евхаристия как бы вернулась в церковь, и церковь вернулась к Чаше. Эта дата символична: корни экклезиологии и сакраментологии о. Николая уходят в богословие о. Сергия Булгакова и дальше, а ствол — вверх, к богословию о. Александра Шмемана и митр. Иоанна Зизиуласа, который как раз призывает нас к продумыванию связи Евхаристии и агапы.
Прошло 50 лет, и те поместные церкви, где евхаристическое возрождение состоялось, спрашивают себя: что же дальше? И вот, публикуя сегодня, в последние дни XX века, статью о. Николая Афанасьева «Таинства и тайнодействия» и «Вступление в таинствоводство» о. Георгия Кочеткова, в котором как раз делается попытка показать необходимость и таинственного, сакраментального, и мистического, жизненного, свидетельства Церкви о совершающемся в ней, мы выражаем надежду, что следующий век станет для нашей церкви веком уже не только евхаристического (т.е. таинственно-мистериального и приходского), но и агапического (т.е. сакрально-мистического и общинного) возрождения.
