Некоторые замечания о VII Международной консультации православных богословских школ
С 20-го по 26-е января с. г. в Санкт-Петербурге проходила VII международная консультация православных богословских школ, организованная Syndesmos‘ом.
Syndesmos (Синдесмос) — Всемирное братство православной молодежи — единственная всемирная православная организация, нынешнее руководство и многие члены которой прикладывают много усилий для объединения и взаимодействия различных молодежных организаций всех поместных православных церквей.
В начале своей деятельности Syndesmos задумывался как всемирный союз только молодежных православных организаций, но со временем он стал включать в себя и богословские школы, поскольку это было единственной возможностью пригласить к участию в его деятельности молодежь стран Восточной Европы. Русские богословские школы были приняты в эту организацию после горячих споров на генеральной ассамблее в Бостоне в 1969 г.
Сегодня уже несколько десятков богословских учебных заведений со всего мира являются членами Syndesmos‘а и, соответственно, влияние их, а следовательно, и представляемых ими течений в православии на деятельность всемирного братства становится все более ощутимым. После появления большей внешней свободы у поместных церквей стран Восточной Европы, вызванного падением коммунистических режимов, этот процесс активизировался. Особенно ощутимым стало влияние Русской православной церкви. Поэтому и старейшие наши духовные учебные заведения, такие как Санкт-Петербургская и Московская духовные академии, и относительно новые богословские школы, такие как Свято-Филаретовская московская высшая православно-христианская школа, Библейско-богословский институт им. св. апостола Андрея и др., стараются участвовать в подобных форумах, ибо с одной стороны, это самый представительный съезд православных богословских школ, где можно познакомиться и поделиться опытом со многими их представителями, а с другой — на таких собраниях становятся отчетливо видны различные тенденции в мировом православном богословском образовании, выявляются приоритеты в отношениях между школами, церковными движениями и т.д. В конце концов, на таких консультациях всегда можно заявить о себе, выступить с новыми предложениями, в общем — что-то изменить в церковной жизни, а это бывает очень ценно.
В принципе, в Syndesmos может вступить любая православная молодежная организация или богословская школа, ибо всемирное братство заинтересовано в широком представительстве и сотрудничестве с самыми различными организациями. Основным формальным условием вступления является лишь наличие благословения на это правящего архиерея. Такое условие представляется оправданным, являясь некоей гарантией официального участия представителей всех церквей во всемирном братстве, что, конечно, необходимо для его полноценной работы, авторитета, влияния и т.д. Кроме того, этим оно оберегает себя от членства чуждых церкви организаций, как бы проверяет своих будущих членов на «церковность», что тоже вполне понятно.
Но вместе с тем такое условие вносит очевидную двойственность в жизнь и деятельность Syndesmos‘a. Формальная зависимость состава всемирного молодежного братства только от епископата может превращать его и в еще одно поле для церковной и иной политики, что не идет на пользу ни братскому движению, ни самой церкви. Если братство не может изнутри себя определять свою жизнь, если оно внутренне несвободно в своих решениях и вынуждено оглядываться на церковно-политическую ситуацию, то оно, соответственно, принимает решения компромиссные. Фактически находясь в такой зависимости, Syndesmos бывает весьма ограничен в решающем положительном влиянии на молодежную, просветительскую и богословско-образовательную деятельность в церквах. Например, он не в силах защищать те общины, организации и церковные движения, которые подвергаются неправедным нападкам, от кого бы они ни исходили.
Все это приходится говорить с глубоким сожалением. Syndesmos, повторюсь, единственная всемирная православная организация. Она приносит большую пользу всему православию, всему христианству, она может поддержать и способствовать единению всех здоровых церковных сил. Именно поэтому, чтобы иметь адекватное представление и о прошедшей консультации, и о работе Syndesmos‘а вообще, нужно говорить не только о его достижениях, но и о недостатках, о которых «по традиции» говорить было не принято.
Перед руководством и участниками Syndesmos‘а, как и перед организаторами нынешней и предыдущих консультаций, стояли и стоят серьезные вопросы и задачи. Православные христиане всего мира заботятся о расширении и усилении роли своих поместных церквей, и особенно эта проблема актуальна в тех странах, где православные находятся в меньшинстве по отношению к представителям других конфессий или религий. Решение этих проблем, естественно, более всего связывают с Русской церковью, ибо она не только самая большая поместная православная церковь в мире, но и более всех других активно развивается и имеет (пока имеет!) определенные возможности для миссии, катехизации, духовного образования, благотворительного служения и т.д. В России и в Русской церкви сейчас во многом решается судьба мирового православия. Поэтому и Syndesmos заинтересован в более активном позитивном участии россиян в своей работе.
Но в то же время можно наблюдать, что в РПЦ, да и в других православных церквах очевидно усиливаются изоляционистские, фундаменталистские, по существу сектантские тенденции, которые в своем большинстве суть «нормальное» следствие постсоветского К сожалению, такая «советскость» сознания — характерная черта не только многих представителей России. Само по себе это не очень страшно. Опасно то, когда мы не отдаем себе в этом отчета и не делаем ничего, чтобы это сознание в себе преодолеть, а наоборот, часто стремимся духовную жизнь построить по этим парадигмам прежней жизни. сознания носителей подобных идей. Эти крайние силы стремятся укрепить свое влияние не только внутри отдельных церквей, но и в межправославных и международных отношениях, что проявилось и на консультации, о чем мы еще скажем ниже.
Конечно, угроза православного фундаментализма пугает не только западных христиан, католиков и протестантов, но и многих православных, в том числе и в Syndesmos‘е. Следствием этого стала та заинтересованность его руководства в расширении участия различных по направлениям организаций из РПЦ, которая была хорошо видна и на предыдущих консультациях (заинтересованность, естественно, проявляли и сами их представители). Не менее очевидным было желание многих участников, в противовес фундаменталистским и традиционалистским выступлениям, говорить о серьезных недостатках в миссионерском служении, системе духовного образования, литургической жизни Русской церкви и т.п. и о тех позитивных действиях, которые могли бы способствовать обновлению церковной жизни. Такая ситуация не могла не вызывать дискуссий, но ведущие заседаний старались сглаживать всякого рода однозначные реакции на подобные выступления.
На открытии консультации с приветственным словом к ее участникам обратился митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Владимир. Пленарные заседания проходили под председательством ректора Санкт-Петербургских академии и семинарии епископа Тихвинского Константина. Организационную работу совещания осуществлял генеральный секретарь Syndesmos‘а Владимир Мисиюк, также в работе участвовал президент Syndesmos‘а Эконому и другие церковные деятели. В соответствии с программой рабочие заседания консультации проводились и в светских вузах города (Санкт-Петербургский университет, Российский христианский гуманитарный университет и др.) — с тем, чтобы, по словам епископа Константина, произвести «миссионерский эффект». В дни работы форума в Академии технологии и дизайна проходила выставка, на которой была представлена продукция многих православных издательств и мастерских из разных епархий.
Среди докладов, прозвучавших на консультации, было несколько основных, как бы установочных, посвященных важнейшим актуальным проблемам церковного образования и связанного с ним молодежного движения, вопросам литургической жизни и т.п. На их содержании хочется остановиться более подробно. (Кстати, трудно представить, как можно было бы в стенах, скажем, Московской духовной академии говорить с трибуны о радикальной реформе богословской школы, о церковном обновлении, о возможности совершения богослужения на русском языке или на какую-либо другую серьезную церковную тему. Известно, как встречали недавно в той же академии представителей ВСЦ. Но на совещании в Петербурге это было возможно, и важно, что подобные выступления прозвучали именно в стенах духовной академии, именно от авторитетных в церковном мире людей, против которых трудно развязать необдуманную критику, навесить расхожие ярлыки и т.д.).
«Сотрудничество между богословскими школами и молодежными организациями» — так назывался доклад бывшего президента Syndesmos`а, настоятеля православного прихода в Иломантси (Финляндия) прот. Рауно Пиетаринена. Богословское образование, отмечалось в докладе, должно быть жизненно, должно вести молодежь туда, где «вода живая», и ни в коем случае не строиться на ненависти и не учить ненависти к кому бы то ни было, ибо «ненависть никогда не может быть мотивом для изменений». «Многие призваны проповедовать своей жизнью, но только немногие могут исполнить задачу учительства словами. В их случае важно, чтобы их слово стало плотью; чтобы слова стали делом в их собственной жизни и жизни их учеников. Будем помнить: было недостаточно, когда сердца учеников горели на пути в Эммаус — они узнали Христа только тогда, когда Он преломил с ними хлеб». Особый акцент о. Рауно сделал на том, что важнейшее дело в богословском образовании — это воплощение богословия в жизни, «вхождение в жизнь церковную». Это необыкновенно важно, ведь наше богословское образование по-прежнему остается чрезвычайно схоластичным (о чем говорил на консультации и иером. Иларион (Алфеев)) и делом весьма далеким и от тех проблем, с которыми сталкиваются современные верующие, и задач, стоящих перед церковью в целом. Более того, некоторые силы в церкви стараются сохранить именно такое бездвижное отношение к образованию, препятствуя проявлению в нем хотя бы малейших признаков какой-либо жизни, что весьма способствует процветанию обскурантизма и законничества и в духовных школах, и на приходах.
Замечательный доклад в третий день работы консультации представил профессор Афинского университета Афанасий Н. Папафанасиу. Доклад, называвшийся «Язык Церкви — язык мира: путь общения или путь конфликта?»Полный текст доклада опубликован в «Миссионерском обозрении» № 1 (39)/1999 г., с. 6–8. Здесь цитируется по оригинальному переводу., был посвящен проблемам церковного обновления и связанной с ним проблеме церковного языка, в том числе богослужебного.
В начале своего выступления докладчик привел слова св. Григория Богослова: «Обновленцы — так немудрые называют предусмотрительных», показав тем самым, что проблема обновления всех сторон жизни церкви существует в ней с самых ранних времен. Церковь на протяжении всей своей истории сама решает внутри себя проблему собственной жизненности, проблему непрерывного обновления себя и своей жизни в общении с Богом. «Многие православные сегодня могут не согласиться со св. Григорием, поскольку обновление обычно рассматривается как акт самочиния, в сущности тождественный секуляризации. Подобная опасность, возможно, действительно существует; и тем не менее, мы не можем пройти мимо того факта, что сама Церковь обещает миру некое всеобъемлющее обновление — представление о том, что все творение в конце концов станет новым в общении с Богом. Это конец, описанный в книге Откровения (21: 1–5). Следствием этого представления является то, что жизнь верующего — не пассивное ожидание конца, но, скорее, участие в историческом делании Божьем». Церковь и мир, отметил греческий профессор, это не две онтологически противоположных реальности, Церковь — это откликнувшаяся на Божий призыв часть мира, который весь без исключения призван «добровольно принять приглашение стать Телом Сына, Второго Лица Святой Троицы, и, таким образом, по свободной воле войти в вечную троическую Жизнь». Церковь никогда не считала возможным закрываться от мира и тем самым препятствовать миру стремиться к познанию Истины. Поэтому «до конца истории Церковь не имеет права прекращать призывать творение Божье к общению с Ним. Диалог Церкви и мира не может быть прерван и, конечно, никто не может положить никакого конца до последнего конца. Рассматриваемая таким образом, миссия Церкви всегда остается той же самой, но всякий язык призван стать ее плотью, так чтобы благовестие спасения могло быть осознано всяким обществом, всяким народом, во всякую эпоху… Церковь, отказывающаяся говорить к миру и с миром, — это не просто церковь молчащая, она подвергает себя опасности перестать быть Церковью вовсе! Если она не вводит мир в свое животворящее Тело, она оставляет его в царстве Смерти. Это как если бы поместная церковь отказалась принимать хлеб мира и, следовательно, в конечном счете не смогла бы приготовлять святую Евхаристию!
Подобному процессу присуща и та опасность, что поместная церковь может упорно держаться за язык прошлого, на котором говорили столетия тому назад, рассматривая его как язык Самого Бога! В этом случае церковь начинает обновлять дурное, поскольку поворачивается спиной к преданию Православия, рассматривающему Церковь как продолжающееся Воплощение. О. Георгий Флоровский, например, упоминает слова А. Шишкова, министра просвещения царской России, противостоявшего тем, кто пытался перевести Писание на общеупотребительный язык: «Как же дерзнуть на перемену слов, почитаемых исшедшими из уст Божиих?» Однако, ответ уже содержался в православном предании. Так, св. Григорий Нисский, оппонируя еретику Евномию, утверждавшему, что Сам Бог открывает определенные слова, возражал, что Бог открывает значения, а человек изобретает слова. «Голос Божий, — говорит св. Григорий, — ни говорит по-еврейски, ни выражает себя каким-либо иным способом, известным другим народам». В самом деле, хотя человеческие языки могут стать плотью истины, они не есть истина сами по себе. Именно это, вторя св. Григорию, утверждал великий русский миссионер Макарий Глухарев (1792–1847): «Неужели слово Божие в облачениях славянской буквы перестает быть словом Божиим в одеянии российского наречия?»» Часто противники смысла в церкви утверждают, что перевод невозможен, ибо в этом случае Писание, богослужебные и другие церковные тексты станут доступны «вульгарной толпе». Подобная характеристика — «вульгарная толпа», — по мнению А.Н. Папафанасиу, отчетливо выявляет экклезиологическую основу спора, ибо часто именно как такую «толпу» церковные «охранители» воспринимают народ Божий. Между тем еще «апостол Павел говорил, что члены Церкви должны употреблять понятные слова, дабы каждый мог знать, что сказано… Ни богослужение, ни другие измерения церковной жизни не должны рассматриваться как область агностицизма, бессознательного романтизма или бездумных инстинктов. Вот почему божественная Литургия, Крещение и т.д. включают исповедание веры. Церковь требует, чтобы каждый отдельный ее член знал учение и лично его исповедовал: «Я верую…»»
Далее афинский профессор продолжил: «Православное предание следует рассматривать как предание, ничего не теряющее и не путающееся из-за множества языков — как среди разных народов, так и в течение исторических периодов жизни одного народа… Языковая множественность предстает следствием греха. Тем не менее, Церковь никогда не искала «обратного хода» в виде установления одного языка для всех народов или на все века. Она реалистически принимает уже существующие поствавилонские языки и пытается преобразить их в новую плоть истины. Именно это, прежде всего, — в противоположность Вавилону — и произошло на Пятидесятницу, когда люди из всяких народов услышали апостолов, возвещающих о чудных делах Божьих на их собственных языках (Деян 2: 4–6)».
В заключение своего выступления А.Н. Папафанасиу отметил, что перед лицом общемировой проблемы глобализации, перед повсеместным наступлением господствующей модели западной цивилизации церковь должна быть готова свидетельствовать в совершенно новых для нее обстоятельствах. В таком контексте языковая восприимчивость церкви — это «не просто вопрос перевода текстов с одного языка на другой. Говоря шире, она связана с самим устройством церкви. Она позволяет поместной церкви быть истинно поместной и истинно Церковью. Она позволяет ей выражать себя, создавать новые тексты и сеять Истину на новом поле, в новом культурном контексте, в конкретной цивилизации, в конкретном обществе».
Конечно, никакой серьезный разговор о сегодняшних церковных нуждах и проблемах невозможен вне важнейшей темы языка ЦерквиСм. сборники «Язык Церкви», вып. 1, 2 и след., М., Свято-Филаретовская высшая школа, 1997 г., а также статью С. Зайденберга «Язык Церкви — возвращение к Церкви» («Православная община» № 48, с. 54–87) о международной богословской конференции «Язык Церкви", материалы которой готовятся к печати в издательстве Свято-Филаретовской высшей школы., и многое и в настоящем, и в будущем церкви связано именно с тем, как она эту проблему решает и будет решать. Об этом после выступления Афанасия Н. Папафанасиу кратко сказал проректор Свято-Филаретовской высшей школы свящ. Георгий Кочетков, выступление которого вызвало оживление в зале, а у некоторых участников даже напряжение, так как о. Георгий говорил не о тенях проблем, а касался сути конкретных событий церковной жизни в России. Так, скоро исполнится уже два года, как сам он запрещен в служении, а двенадцать лучших его прихожан — в причастии в результате конфликта, спровоцированного фундаменталистскими силами как раз потому, что на приходе о. Георгия, в соответствии с решением Поместного собора Российской церкви 1917–1918 гг., по желанию всего прихода в богослужении частично использовался русский язык, велась активная миссионерская и огласительная работа среди взрослых и т.д. Ни на одно из его прошений о снятии прещений или хотя бы о личной встрече и разговоре правящий архиерей — патриарх Алексий II — не ответил, и дело по сей день находится в тупикеОб этом см. «Православная община» № 42–45, 47..
Самым большим по объему выступлением на консультации стал доклад иером. Илариона (Алфеева) «Духовное образование на христианском Востоке (I-VI вв.)», посвященный современным проблемам духовных школ и оказавшийся более интересным и глубоким, чем его же доклад на предыдущей консультации в Белграде в 1997 г.
В нынешнем докладе автор вновь говорит о необходимости реформы богословского образования, но акцент ставит на изменении школьной системы именно в ее внутреннем существе. В качестве примера, на который следует ориентироваться в этом движении, он называет «истинно православные традиции богословского образования»: «Реформа, в которой мы нуждаемся, не предполагает изобретения чего-то принципиально нового. Напротив, нам необходимо вернуться к древнему, забытому наследию богословского образования на христианском Востоке. Как мне представляется, знаменитые школы христианского Востока являлись носителями подлинного духовного образования, и нынешнее положение дел во многом является следствием отступления от принципов, заложенных в этих школах, но вытесненных впоследствии чуждыми Православию католическими и протестантскими влияниями».
Справедливость этих слов автор показывает сначала на примере апостольской общины, а затем Александрийского огласительного училища (II-III вв.), высшей духовной школы Оригена и академии в Нисибине.
Община учеников Спасителя была первой христианской школой, где ученики слушали Учителя, где они, сознавая свое ученичество и единственность их общего Учителя, жили вместе и обретали не только знания и мудрость, но и совместный духовный опыт, поскольку проходили совместный путь. «Сознавая Свое учительское достоинство, Христос говорил: Ученик не выше учителя, и слуга не выше господина своего: довольно для ученика, чтобы он был, как учитель его, и для слуги, чтобы он был, как господин его
(Мф 10: 24–25). В то же время Он подчеркивал, что Его ученик — не «слуга» и не «раб» своего Учителя; это, скорее, Его друг и «сотаинник»: Я уже не называю вас рабами, ибо раб не знает, что делает господин его; но Я назвал вас друзьями, потому что сказал вам все, что слышал от Отца Моего
(Ин 15: 15). Ученичество есть не что иное, как дружба с Учителем — глубокая дружба, при которой Учитель ничего не скрывает от учеников». Преемство учения и в учении — неотъемлемая черта всякой духовной школы (в христианстве — начиная с общины Спасителя); важно, чтобы ученики, познавая учение, готовились сами стать учителями, наставниками, и именно на это были ориентированы древнехристианские школы.
Подробно рассказав об устройстве жизни и системе духовного образования в раннехристианских духовных школах и о традиции православного богословского образования вообще, о. Иларион в итоге выделил десять пунктов, «над которыми… стоило бы подумать при подготовке новой модели духовной школы», которые мы с незначительными сокращениями здесь приводим.
«1. Прежде всего, раннехристианская духовная школа была единой общиной, братством людей, объединенных одной целью, одной задачей… Что препятствует нам возродить этот дух общинности и единства?
2. Отношения между учителем и учеником в раннехристианской школе строились на основе взаимного доверия; учеников и учителя скрепляли тесные узы дружбы; не было дистанции между «профессорско-преподавательской корпорацией» и студентами… Если преподаватели духовных школ последуют примеру Христа, Который, будучи «Учителем и Господином», умывал ноги Своим ученикам, атмосфера в духовных школах сразу же коренным образом изменится.
3. В духовной школе христианского Востока ключевой фигурой был ректор. Он являлся духовным руководителем школы, определял общее направление ее деятельности. Он был «педагогом»-детоводителем, своего рода духовным отцом учащихся. Ректор не был администратором, не занимался финансовой деятельностью, не отвечал за дисциплину в школе: за это отвечали другие. Ректор был богословом, специалистом в своей области (в частности, в области библейской экзегетики), и потому пользовался огромным авторитетом. Что мешает нам возродить такой тип руководителя духовной школы?..
4. Высшим органом управления в таких школах, как Нисибийская, было общее собрание учащих и учащихся. Не следует ли возродить эту традицию? Не стоит ли подумать о том, чтобы именно в компетенцию общего собрания передать ключевые вопросы академической жизни?
5. Не следует ли такие вопросы дисциплинарного характера, как исключение учащихся из школы, сделать прерогативой общего собрания? Это во всяком случае избавит духовные школы от произвола членов администрации, которые лишатся возможности выносить свой суд над учащимися «келейно» под влиянием личных симпатий или антипатий (при нынешней системе ни одна духовная школа от этого не застрахована).
6. Не следует ли сделать должности лиц, ответственных за дисциплину в школе (инспекторов, помощников инспекторов и пр.), выборными, с тем чтобы в выборах участвовали и преподаватели и студенты? Это существенным образом повысит уровень доверия учащихся к инспекции.
7. Обращаясь к опыту огласительных училищ эллинистического мира (в частности, Александрийского училища времен Климента), не стоит ли нам подумать о том, чтобы от фрагментации богословского курса, т.е. деления его на многочисленные «дисциплины», такие как догматическое, нравственное, систематическое, литургическое богословие, постепенно переходить к его интеграции?.. По крайней мере, мы могли бы разработать такую систему преподавания богословия, при которой курсы богословских наук были бы взаимосвязанными и взаимодополняющими (при нынешней системе эти курсы иногда дублируют друг друга, иногда же не имеют между собой никакой связи).
8. Опыт древнехристианских дидаскалов может научить нас тому, как воспитать у учащихся навыки самостоятельной работы (Ориген, в частности, приучал своих слушателей не только ставить вопросы, но и самим находить на них ответы). Не следует ли нам продумать такую академическую систему, при которой упор делался бы не на усвоение учащимися некоей суммы богословских, церковно-исторических и иных сведений, но на развитие у студентов вкуса к самостоятельному изучению предмета. Не следует ли сократить лекционный курс, высвободив время для самостоятельных занятий? Не стоит ли разработать новую концепцию лекции, которая стала бы лишь введением в проблематику и библиографию вопроса, а ответ на вопрос студенты искали бы самостоятельно?
9. Во всех школах древнехристианского Востока важное место занимало изучение философских дисциплин. Уделяем ли мы сегодня достаточное внимание таким предметам, как логика или диалектика, изучаем ли произведения античных (и не только античных) философов, заботимся ли о том, чтобы привить учащимся навыки диалектического мышления?..
10. Раннехристианские школы были не только научно-богословскими центрами, но и центрами духовного воспитания юношества. Богословские школы формировали молодого христианина, закладывали в нем основы подлинной церковности, истинно-христианского благочестия. Можем ли мы похвалиться тем, что из стен наших богословских школ люди выходят более преданными Церкви, более духовно зрелыми, чем когда они туда поступали? И если нет, не следует ли нам серьезно подумать о тех изъянах, которые у нас в этом плане существуют, и постараться их исправить?»
В конце выступления о. Иларион еще раз подчеркнул, что в реформе богословского образования нельзя ограничиться лишь изменением форм, нужно «кардинальным образом менять структуру управления, содержание учебных программ, весь подход к учебному процессу», в чем существенно может помочь опыт духовного образования на раннехристианском ВостокеОтрадно отметить, что на всех этих принципах, пусть и не во всем их практически достигая, строит свою работу и жизнь Свято-Филаретовская высшая школа..
Доклад о. Илариона вызвал живой интерес и его обсуждению планировалось посвятить специальное заседание в тот же день поздно вечером, но его проводить не стали, видимо опасаясь, что столь важный вопрос выявит сильное расхождение во мнениях у многих участников консультации.
Одним из самых важных, если не самым важным итогом VII консультации православных богословских школ стало решение о создании Международной ассоциации богословских школ.
Данному вопросу был посвящен один из круглых столов, который возглавлял архиепископ Кенийский Серафим. Ассоциация планируется быть выделенной из состава Syndesmos‘а и, соответственно, в нее смогут входить самые разные богословские школы, в том числе и независимые. Таким образом, эта организация может стать действительно независимой, что в условиях современного православного мира было бы делом беспрецедентным и чрезвычайно ценным. Нужно ли говорить, как православные церкви нуждаются сегодня в качественном и количественном возрастании духовного образования и, особенно, высшей богословской школы. Однако, против такого устройства ассоциации активно выступили представители МДА, настаивая на том, чтобы рабочие связи осуществлялись не напрямую между школами или ассоциацией и школами, а через официальные епархиальные и патриархийные структуры (учебные комитеты и т.п.Сегодня председателем Учебного комитета Московской патриархии является ректор МДА.). Понятно, что в таком случае состав ассоциации будет строго органичен и далеко не все учебные заведения смогут в ней участвовать. Кажется, такая позиция не была поддержана большинством представителей школ и в состав рабочей группы по подготовке создания ассоциации вошел как представитель «официоза» (МДА), так и представитель независимых школ (Библейско-богословский институт)Представителя Свято-Филаретовской высшей школы, который один из немногих проявил желание участвовать в рабочей группе, включить в нее не решились..
В заключение нужно сказать, что результаты VII международной консультации православных богословских школ вряд ли можно назвать однозначными. Отрадно, что в Русской и в других православных церквах есть живые силы, заинтересованные в движении вперед и вверх — как в духовном образовании, так и во всей церковной жизни, способные приводить к Богу и в Церковь и научать новых и новых людей христианской вере и жизни. Но в то же время, очевиден рост и влияние тех сил, которые стремятся законсервировать церковную жизнь, подчинить все единой букве того «православия», в котором, по меткому замечанию одного простого человека, нет христианства.
Конечно, многое в ближайшем будущем Syndesmos‘а будет зависеть от его нового руководства, которое будет избрано на Генеральной ассамблее в июле этого года. Но может быть, еще больше зависит от рядовых членов всемирного молодежного братства, от их реальной христианской жизни, от их усилий в своих церквах, братствах, приходах, от того, смогут ли они стать надежной опорой в борьбе со всякой неправдой, мраком и злом этого мира.