«Если я останусь верен любви»
Прежде всего надо смыть лично со своей совести все грехи. Не может совесть Родины очищаться, если не очищается совесть сынов ее, и прежде всего, собственная совесть каждого из нас.
Вот и путь. Кто не познал его, тому он покажется невыносимо узким. А кто приобщился к нему, тот в узости обретет для себя светлый простор, и такой простор, который может стать необъятно широким, если только каждый из сынов Родины не устрашится этой узости и не обленится в искании Истины. Кто обрел этот путь, тот на месте стоять не может, он всегда будет в движении. Все темное он будет видеть, и даже так ясно видеть, как не способен видеть никто другой, но воспринимаемое им только с еще большей силой разбудит в нем вдохновение побеждать любовью это темное ради Истины.
Я люблю Россию. Ее любили и любят все, но любовь свою все выявляли по-разному, некоторые очень возвышенно, а другие почти полностью теряли свою любовь к ней. О последних не будем думать, а подумаем лучше о тех, кто вдохновенно прославлял имя России.
В их прославлении звучат замечательные слова, и они раскрывают перед нами почти священные образы. Для таких, как Блок, она является даже в образе возлюбленной. Все это прекрасно, но в их прославлении имени России не слышится голоса, который бы раскрывал имя каждого из них: воспевая Русь, они в этом воспевании сами расплывались. И если для них Русь так дорога, как возлюбленная, то невольно возникает неминуемый вопрос: «Возлюбленная-то она, возлюбленная, а ты сам-то кто для нее?» Если она возлюбленная, то ты должен быть возлюбленным ее. Нельзя же воспевать жениху свою невесту, забыв о том, что он, как жених, обязательно должен быть подстать своей невесте. Если бы все, воспевающие Русь, не забывали о себе, о своем достоинстве, а лучше сказать, не ощущали свою нищету, которая особенно очевидна рядом с возвышенным образом Руси, то не дожили бы они до того дня, когда священная Русь сказала им: «Не знаю вас».
Когда в церкви за богослужением воспевают Пречистую Деву Марию, то Ее воспевают разные люди. Одни из них воспевают с трепетом душевным, сознавая, что для воспевания Пречистой уста их непригодны, так как запачканы нечистотой. И это сознание очень дорого, так как оно делает их воспевание Божией Матери таким, в котором почти не слышится красования своим голосом и горделивого превозношения себя. Но на клиросе часто бывают такие певцы, для которых нет разницы в том, чтобы воспевать Деву Марию или паясничать в каком-нибудь кабаке…
Я люблю Святую Церковь. Я — сын ее. Много горького я принес ей, но это горькое только еще больше раскрывает во мне любовь к ней. Образ Святой Церкви, образ Невесты Христовой совершенен по своей красоте, и животворная сила его неизмерима, но мы, христиане, своею жизнью осквернили этот образ. Мы страшно обнищали, и было бы прекрасно, если бы мы сознавали эту свою нищету. Но горе нам, что, обнищавши, мы считаем себя богатыми, и чем больше раскрывается наша нищета, тем больше мы возносимся на ложную высоту. Здесь все то же самое ослепление, которое проявляется во всей нашей жизни, и прежде всего, ослепление мое личное.
Но и любовь тоже моя. Она оживотворяет меня, она воздвигает меня к жизни, и я верен ей. Во всем темном, мрачном и неправедном я вижу прежде всего самого себя и твердо знаю, что все это темное и мрачное рассеется, если я останусь верен любви.
Вот эта верность и является светочем моей жизни. Я знаю, что идти вперед можно только в том случае, если этот светоч озаряет мой жизненный путь. Когда этот светоч угасает, тогда надо останавливаться и думать только о том, чтобы не прельститься тьмою и не утонуть в ней.
Когда этот светоч угасает в сердце, человек должен остановиться, хотя тьма в этот момент обволакивает его, стремится прельстить его и поглотить в своей бездне. Это очень опасный момент. Прельщение тьмы бывает бесконечно многообразным. Часто оно принимает форму очень для человека заманчивую, так что обольщение трудно опознать, оно использует самую ничтожную возможность проникнуть в душу человека и овладеть ею. Противостоять этому коварному обольщению может только тот, кто познал теплоту Святой Любви и пригрелся к Ней. Обольстительная тьма и светоч Любви несовместимы: тьма обретает силу в меру угасания Любви. Если человек не осознал в своей жизни, что угасание этого светоча лишает его смысла жизни, то он делается беззащитным перед тьмой, обволакивающей его. Он делается рабом ее, и в этом случае только потрясения жизни могут заставить его очнуться от греховного сна. Но очень часто потрясения в жизни человека, наоборот, еще больше лишают его познания истинного пути жизни, ведущего к утверждению в Истине, и тогда обольстительная тьма греховная поражает не только душу, но и кости человека.
Так как люди слишком легко прельщаются соблазнами, приятными на вид, но ядовитыми в основе своей, то мы, все человеческое общество, находимся в глубоком затмении, которое очень часто лишает нас возможности понимать друг друга, хотя мы говорим на одном языке и употребляем одни и те же слова.
Что же делать? Как же жить, чтобы противостоять врагу? Для этого следует внимательно следить за своим сердцем и упражняться в том, чтобы светоч любви не угасал. Чем раньше человек будет в этом упражняться, тем глубже он преуспеет в этом. В детские годы сердце человека особенно легко воспринимает благодатную радость, которая предохраняет его от касательства греховной тьмы. Но с годами чистота сердца нашего тускнеет, и происходит это потому, что тьма греховная уже изыскала пути, хотя бы и ничтожно малые, которые дали ей возможность внедриться в наше сердце. А дальше с нами происходит то, что мы или начинаем относиться к затмению нашего сердца беззаботно, или же это затмение вызывает в нас тревогу.
В первом случае мы ворота нашего сердца не стремимся прикрыть, и мутная волна темных, обольстительных страстей входит в них свободно, но очень коварно, чтобы не потревожить наше безмятежное настроение. Здесь враг действует с поражающей хитростью. Острие греховной смерти, ради которой он существует, всегда прикрывается так, чтобы оно было скрыто под очень заманчивым видом. Этот заманчивый вид бывает необыкновенно изощренным, когда нужно овладеть человеком высокого духовного сознания. Но когда этот человек ослепляется, то заманчивость врага уменьшается, а потом, когда человек окончательно порабощен, и совсем отбрасывается.
Как же жить бедному человеку, когда сети греховные раскинуты вокруг него? Прежде всего, ему надо остановиться. Но это возможно только для такого человека, который оберегал в своей жизни чистоту детского сердца и был верен ей. Такой человек хорошо знает, что чистота сердца является сосудом благодати Божией, которая излучает тепло не только для него, но и для всех людей через его сердце, а когда тьма подступает к нему и он теряет бодрствование, то тепло исчезает у него из сердца, а холод тьмы, порабощающей его, все больше и больше проникает в него, и будет проникать до тех пор, пока сердце его не окажется закованным льдом. И что удивительно, как замерзающий человек видит даже приятные сновидения, так и человек, у которого льдина подавила сердце, часто испытывает весьма высокие переживания. Ему мерещится, что он благороднейший человек, что цели его жизни безупречны, что он создан для того, чтобы жить в таком самосознании. У него нет никаких сомнений, что он очень умно живет, а те, кто кругом него — второстепенные люди. Он упивается своими личными чувствами, а то, что рядом стоят люди и робко смотрят вокруг, он не видит, да и не хочет видеть. Так он и живет. Но лед, сковавший сердце, укрывший его от действительности жизни других людей и затмивший его собственную совесть, бывает крепким только до тех пор, пока в его собственной жизни надменные переживания остаются непоколебимыми. Но это бывает очень короткое время. Во льду жизни нет. И как только жизнь человека под влиянием всевозможных трудностей, невзгод, болезней и надвигающейся смерти рассеивается, то для человека, ослепленного своею личной жизнью, лед исчезает. Это может произойти сразу или постепенно, это несущественно, а существенно то, что льдина, исчезая, открывает душу человека совсем не подготовленную к тому, чтобы принять на себя крест жизни, уготованный каждому из нас.
И тогда только человек осознает, что все, пережитое им, исчезло как дым, и уныние подавляет его жизнь. Но и здесь человек не поймет того, что уныние и является тем ядом, который он вкусил в расцвете своей жизни под сладкой оболочкой врага.
Еще раз задаю вопрос: что же делать? Учиться жить в чистоте сердечной. Привыкает же человек, встав утром от сна, освежить свое лицо чистой водой. Это входит у него в привычку, и если лишить его этого, то он будет чувствовать себя очень неудобно. Вот так надо привыкать человеку блюсти и свое сердце в чистоте, и когда это станет привычкой, тогда человек будет чувствовать себя очень неловко, если чистота сердца его потемнеет.
Стыдно человеку с неопрятным видом показываться перед людьми, даже если он их не уважает, но как мало мы испытываем стыда, когда встречаем людей в нечистоте своего сердца! Но если мы с этой нечистотой будем жить, то она нас заведет во тьму греховную.
Чтобы спастись от этого, надо остановиться, внутренне остановиться, сознавая, что ни шага мы не должны делать в таком состоянии. Мы будем должны, конечно, жить и исполнять необходимое, но внутренне, в своей совести, мы должны быть мертвыми, не доверяя никаким обольстительным мыслям, которые враг внушает нам. И в таком положении человек должен оставаться, забыв о времени и ожидая только того, чтобы в гробовом омертвении, а оно является лучшей защитой от вражьего искушения, блеснул луч или хотя бы искра Святой Христовой Любви. И только тогда он увидит, какие обольстительные бездны были вокруг него, как ловушки, расставленные врагом для нашего порабощения.
Но часто враг стремится поработить нас не обольстительными мыслями, а открытым нападением, безжалостно нанося нам удары, вдруг на человека обрушиваются бедствия, начиная с самых малых и кончая смертельными, весь арсенал своего оружия пускает он в ход, а цель его одна — сломить дух человека и поработить его.
Такие нападения враг совершает по своему произволению, но не без попустительства Божьего: они необходимы для того, чтобы определить степень преданности человека воле Божьей в любви к Нему. Часто человек бывает так слаб, что не выдерживает простых укоризн, а тем более оскорблений и унижений, не выдерживает разных жизненных невзгод и ожесточается, теряет веру. У него рождается стремление защитить себя любыми средствами, и если это ему не удается, то в нем укореняется затаенная злоба, и он ждет случая, чтобы отомстить за все унижения, которые он претерпел. В этом случае он отрывается от Бога и полагается на свою силу или на помощь людей, подобных себе.
Врагу этого вполне достаточно, так как он запутал в своих сетях человека и господствует над ним.
Но не всякий человек поддается такому малодушию и оставляет благодатное единение с Богом. Многие противоборствуют и, несмотря на все вражеские искушения, сохраняют верность Богу, и Господь посылает им силу противоборствовать искушению и не оставляет их до тех пор, пока они остаются верными Ему. В этом случае человек не только побеждает искушения, но и выходит из них окрепшим, готовым к еще большей борьбе с искусителем.
Но жизнь переполнена испытаниями несравненно более тяжелыми, чем те, которые были упомянуты. Люди теряют самых близких людей, сами подвергаются болезням, бывают жертвами стихийных бедствий и всякого насилия. Эти испытания часто носят такой характер, что лишь очень немногие способны их выдержать, не отступая от Христа, а не отступает от Христа тот, кто живет в любви к Нему и в преданности Его Святой воле. Большинство же людей расслабляются духом, теряют веру, ожесточаются, омрачаются ненавистью, ропщут на несправедливость, как они думают, Божью, ропщут на Бога и даже отрекаются от Него. А это врагу нашего спасения только и нужно.
Жизненный путь такого человека усеян всякими испытаниями. Для христианина эти испытания, независимо от их тяжести, являются поводом для свидетельства своей любви ко Христу. Надо стоять на одном месте до тех пор, пока огонек любви святой не обогреет мое сердце и не осветит путь жизни предо мной, и в тот самый миг тьма, которая подавляла меня, хотя и остается, но коварной, прельстительной силы в себе уже не имеет.
С человеком происходит подобное тому, как на заре рассеивается ночная тьма, и человек все больше и больше видит окружающее. Только тут он обнаруживает, что в то время, как его тянуло вперед, он стоял у бездны. Но он не доверился себе, пока отблески восходящего солнца не осветили землю, и как только отблески мелькнули и осветили то, что было перед ним и окружало его, так он сразу устремился вперед, минуя бездну, по верному пути.
«Я это хорошо чувствую, и поэтому испытываю глубокое облегчение, когда говорю тебе то, что меня мучает. У меня такое ощущение, что я, говоря с тобой, перекладываю на тебя то, что мучает меня. Я уже не чувствую себя одиноким, и хотя меня часто подавляют отдельные переживания, но я ощущаю твою душу и мне бывает легче. У меня рождается надежда, что ты не только поймешь меня, но и поддержишь».
«Будем надеяться, что общими усилиями мы устоим против унылых настроений. Но сейчас я вижу, что ты очень неспокоен. Я слушаю тебя».
