Третья миссионерская «открытая» встреча в Огласительном училище при Свято-Филаретовской московской высшей православно-христианской шк
(16 февраля 1997 г.)
Приветствую вас, дорогие братья и сестры!
Сегодня нам нужно поговорить о катехизации, о том, что такое оглашение взрослых людей, которое предстоит большинству собравшихся здесь, в храме, всем тем, кто хотел бы после наших «открытых» миссионерских встреч, пойти дальше, вглубь христианской жизни, осваивая христианский опыт веры. Вот об этом мы и поговорим в первую очередь. Я буду рассказывать об оглашении и о храме, покуда многие из вас первый раз пришли в храм сознательно, всерьез. Я покажу те книги, которые вам будут нужны вначале, в первой части оглашения, и которые желательно приобрести, если их у вас еще нет. Надеюсь, что большинство таких книг у вас есть, но если все-таки нет, вы можете приобрести их у нас за ящиком в перерыве или в конце нашей встречи, или в каком-то другом месте — пожалуйста, это все равно, лишь бы вы приобретали то, о чем будет идти речь. Ну и потом мы с вами прочтем молитву перед началом первого этапа оглашения, очень древнюю молитву, которая веками употреблялась в Церкви по отношению к взрослым людям, приходящим в Церковь, к Богу, к вере и желающим научиться вере, т. е. пройти оглашение. После этого мы разобьемся на небольшие группы, человек по 20, и назначим место следующей встречи в удобное для вас время, уже для каждой из этих групп. Вот все, что нам с вами нужно будет сегодня сделать, завершая цикл «открытых» встреч.
Первые две встречи проходили не в храме, как вы помните. Они проходили в большом зале, в светском учреждении, и это было не случайно. Только тогда, когда вы что-то услышали о христианстве, о вере, о жизни, когда вы хоть как-то прикоснулись к опыту личного восприятия православной веры православными людьми, пришедшими в Церковь из неверия, из мира сего или от расслабленной и искаженной веры, только после этого можно было пригласить вас в храм — в надежде, что это не будет вас смущать и что вы уже в какой-то степени сделали свой выбор и можете сказать: «Нашел, и надо продолжать искать». Я хотел бы это подчеркнуть, увы, не так часто это говорится в церкви. Если вы нашли Бога, если вы нашли Церковь, нашли человека, себя в Церкви и в Боге, то надо продолжать искать. Никогда не останавливайтесь в своей духовной жизни, в своем духовном росте и укреплении. Если человек почувствовал резонанс, какую-то гармонию, какое-то единение с тем, о чем шла речь на наших первых встречах, то он может здесь пойти дальше. Если этого нет — фальшивить не следует, пред Богом не нужно никакого насилия. Усилие нужно всегда, насилие — никогда. Нужно продолжать искать. Мы говорили вам, что вы можете прийти снова через четыре месяца на подобные встречи, которые проводит наше Огласительное училище при Свято-Филаретовской высшей православной школе, или как-то иначе строить свою духовную и церковную жизнь, но, повторяю, вы теперь имеете возможность и перспективы вот такого углубления, укрепления себя в вере с помощью Божьей.
Собственно говоря, в прошлый раз мы уже начали разговор об оглашении. И я вам приводил самую краткую как бы формулировку того, что представляет собой оглашение, хотя, как все формулы, и эта формулировка — какая-то условность, лишь какой-то знак чего-то важнейшего, собственно происходящего во время оглашения, ну и в какой-то степени это знак внешний, конечно. Я говорил, что «оглашение» — это русское слово, образованное от слова «глас», а соответствующее слово с греческим корнем — «катехизация». Эти два слова — синонимы, они означают одно и то же.
Оглашение есть наставление, научение, не обучение, а именно научение основам христианской веры и жизни, причем научение, наставление последовательное, постепенное и целостное, помогающее вам войти в полноту благодатной жизни. Вот это и есть оглашение.
Оглашение — это всегда священнослужение. Это некая жертва Богу. Современные люди не очень привыкли приносить какие-то жертвы, они боятся жертв, и без них постоянно ощущая себя как бы неполноценными, обделенными. Но этот комплекс неполноценности надо преодолевать. И для этого есть возможность, реальная возможность, потому что чего не хватает человеку, то есть у Бога, и что невозможно человеку, то возможно Богу. Да и само слово, имя «Бог» не случайно не только созвучно, но и родственно такому слову, как «богатый», т. е. тот, у кого всего много, в ком есть преизобилующая и преизливающаяся полнота, полнота жизни, полнота духа, полнота любви и свободы. Мы об этом говорили, говорили о Боге как о такой полноте Истины. И именно такого Бога ищет всякий человек, и Его находит, не приобретает себе в собственность, еще раз хочу подчеркнуть, а находит, встречается с Ним и общается. Вот это и есть цель христианской жизни, в этом суть христианской жизни.
Итак, оглашение есть священнослужение. А коли священнослужение, значит, те люди, которые вам помогут проходить оглашение, катехизаторы, будут совершать такое священнослужение, где бы и в каких бы обстоятельствах это ни происходило — в вашей ли квартире, дома ли, за обеденным столом, за чашкой чая — все равно это будет священнослужение. Для вас, наверное, это не очень привычно. Вы, быть может, больше привыкли к тому, что священнослужение — это набор не очень понятных древних символических действий, требующих совершенно определенных фраз, поз, облачений, выражений. Но это не обязательно должно быть именно так, потому что духовная реальность может быть выражена по-разному, в том числе и абсолютно современным языком. Хотя все равно это будет язык несколько символический, или иногда язык притчи, или это будет какой-то в глубоком философском смысле слова миф, миф — не в смысле волшебной сказки, не в смысле неправды, а в смысле особого способа выражения той духовной реальности, которая проходит через человеческий опыт, через обычные человеческие формы выражения и воплощения, потому что по-другому быть выражена не может — нет у людей другого языка. Другое дело, что иногда мы эти мифы быстро осознаем, и когда ими пользуемся в современной жизни, то их даже уже не воспринимаем как мифы, ибо нам кажется, что это совершенно обычная, ну, может быть, только поэтизированная реальность. Нет, все значительно сложнее, когда речь идет о духовной жизни, как мы будем еще говорить.
И вот, вам нужно будет участвовать в оглашении как священнослужении, потому что всякое научение истине может быть только духовным. Я уже говорил, что научение и обучение — не одно и то же. «Обучение» — это школа. В школе идут занятия, будь то начальная школа, средняя или высшая. А вот катехизация — это что-то другое. Это и не начальная школа, и не средняя, и не высшая. Да, в катехизацию будет входить передача каких-то знаний, умений, информации, в конце концов. Действительно, это так. Но центр будет не здесь. Тот, кто ищет только информацию, только передачу знаний, боюсь, не всегда будет доволен, потому что наша цель — передача духовного опыта Церкви, а это не может быть переведено на язык информации, язык совершенно объективный, ну и поэтому не очень-то живой. Я очень хотел бы, чтобы вы это знали. Поэтому мы не называем наши огласительные встречи «занятиями». И я буду очень не рекомендовать вам пользоваться такого рода терминологией, потому что, даже лишь произнося это неточное слово «занятия», «вот, я пришел на занятия», вы уже будете настроены как бы на какую-то лекцию, на то, что вам что-то вкладывают в умы, в вашу жизнь, и вы просто учитесь, проходите обучение. «Научение» же — это наставление. Слово «наставление» сейчас тоже плохо понимается, но изначально оно означало «вот взять и поставить». Представьте себе, что вы потеряли дорогу в лесу, потеряли ориентир. И вдруг вы его нашли, и теперь как-то поставлены на правильный путь, или кто-то вам показал: «Идите туда — и достигнете цели». Вот это будет «наставление». Это будет «научение», но не «обучение». Это понятно? Или совсем трудно? Понятно? Ну, я так и думал, что все понятно.
Я уже сказал, что не случайно вы сейчас находитесь в храме. С древнейших времен духовное наставление было положено проводить в храмах. Только с той небольшой разницей, что в древности, скажем, полторы тысячи лет назад, вот если бы мы с вами сейчас мысленно как бы перенеслись в III, IV, V век христианской веры, то со временем, после первых каких-то бесед, после того, как удостоверились бы, что у вас что-то живое внутри откликается на Слово Жизни, вас тоже пригласили бы в храм, правда, не пустили бы собственно в храм, его двери остались бы закрыты, но вас разместили бы примерно так же, и вы тоже сидели бы, только в притворе. Сейчас остатки древних притворов — это вот тот нартекс, или, говоря на светском языке, тот вестибюль, через который вы проходили, когда с улицы попадали в храм. Вы видите, что современные церковные притворы, как правило, маленькие. А в древности они были очень большие и занимали по меньшей мере половину площади всего храма, поэтому все люди в них умещались. Но, правда, таких больших собраний оглашаемых не было, пожалуй, даже в столичных городах, при патриарших кафедрах, зато было много разных епископских кафедр, при которых люди распределялись более равномерно. Наше время — немножко сложное время, но благодатью Божией у нас есть то, что есть.
Так вот, вы сидели бы в притворе, а сейчас вы сидите в храме. Да, вы не стоите, ибо и здесь все немножко поменялось. В древности вероятнее всего я бы сидел, а вы бы стояли. Сейчас вы сидите, я стою. Ну, может быть, так и должно быть. Христос сказал: «Я посреди вас как служащий. Я пришел, не чтобы Мне служили, но послужить». История иногда очень живо и непосредственно напоминает нам некоторые евангельские строки.
Так вот, можно ли сидеть в храме мирянам? Видите, некоторые сомневаются, говорят, можно только больным, а некоторые говорят — в католических храмах сидят. Что еще? Вот кто-то считает, что если служб нет, — то можно. Но мы с вами говорили, что оглашение — это священнослужение. Я вам все-таки должен сказать, что сидеть в храме можно и во время священнослужений, кроме некоторых моментов — тоже не буду сейчас вдаваться в подробности. Другое дело, что из аскетических соображений в последние века, это уже довольно долгие века, под влиянием монашеской идеологии, сидеть в церкви стало как-то не принято. Но в древности в основном сидели. И до сих пор на богослужениях сохраняются такие интересные возгласы, как, допустим, «восстаньте», или есть такой почти совсем непонятный современному уху призыв: «прости, премудрость, вонмем». Слово «прости» современному уху ничего не говорит совсем, а вообще оно означает «встаньте» — люди сидели, и в какой-то важный момент богослужения их приглашают встать. «Прости» дословно означает «прямо, встаньте прямо». Мы сейчас переводим так — «встаньте благоговейно». Это несколько описательный перевод, не буквальный, но по смыслу правильный. Все эти моменты в богослужении сохранились, хотя их значение и смысл здорово подзабыты. А «вонмем» означает «будем внимательны» (к Премудрости Божьей).
Я сейчас не хотел бы утомлять вас долгим разговором об оглашении, долгим объяснением. Лучше вы узнаете в жизни, на практике, что это такое. Скажу только, что это очень благодатное время, когда человек может, имеет внутреннее право заниматься устроением своей духовной жизни для того, чтобы потом иметь силы помочь другим. Это тот небольшой отрезок вашей жизни, когда вы будете заниматься собой, своими проблемами, их устроением. Для этого, конечно, нужно слушаться катехизаторов, тех, кто будет совершать вот это священнослужение катехизации, таинство Слова, оглашения. Их требования будут минимальными, ибо мы предполагаем, что вы все — люди занятые, что живем мы с вами в очень трудных, тяжелых условиях огромного города, мегаполиса, с его особыми проблемами, что людям придется далеко ехать, что им надо работать, что у всех есть свои неудобства, опасности и все прочее. Но, во-первых, помните — оглашаемых особым образом хранит Бог, с оглашаемыми ничего никогда не случается плохого. Конечно, это не значит, что нужно быть простофилей. Я думаю, всем понятно: человек, который, как говорится, сам идет, нарывается на опасность, — он сам за себя отвечает. Но если человек вполне нормальный, то тут он очень хорошо почувствует, какой покров Божий будет над ним, ибо как бы рука Божия будет закрывать его, прикрывать от всякого рода зол, бед, напастей, опасностей. Я думаю, что для всех вас это важно знать.
Мы сами живем в тех же условиях, что и вы, и знаем, какие трудности есть в вашей жизни, знаем ваши нагрузки и ваши страхи, и ваши проблемы, и ваши сомнения. Именно поэтому весь самый большой по времени период оглашения, примерно больше полугода, вы будете встречаться в группах достаточно редко — ну, два раза в месяц. В древней церковной практике было несколько иначе: люди встречались два раза в неделю, но и жили они обычно в городах, по численности населения от пяти до сорока тысяч человек. Разница здесь очевидна. К тому же у них не было, так сказать, возможности каждому приобрести Священное писание и что-то еще — одно, другое, третье… У вас такие возможности есть, и вы все — люди грамотные. Уж наверняка. И значит, можете многое делать самостоятельно.
В древности оглашение взрослых людей, приходящих в Церковь, длилось два-три года. Если же человек прежде был, скажем, жрецом или имел профессию, принадлежащую, как сейчас бы сказали, к запрещенным (ну, это понятно, к самой древнейшей профессии и т. д.), или был идеологом языческим, то оглашение его продлевалось до пяти лет. В наше время, конечно, редко можно найти среди оглашаемых бывшего жреца, разве что жреца науки, а вот бывшего идеологического работника, работника ЦК, райкома, обкома или еще чего-нибудь подобного в Москве встречаешь не так уж редко. Сейчас много разных людей приходят в Церковь, и слава Богу. Кем бы человек ни был прежде, он все равно в первую очередь — человек, независимо от своего прошлого, от того, как он жил, хорошо или дурно, грешил больше или меньше, был ли прежде идеологическим работником или еще каким-то сотрудником, независимо от национальности, возраста, состояния здоровья, социального положения, имущественных обстоятельств, — и всякий человек призывается Богом и к Богу.
Но оглашение, тем не менее, проходит личностно — и вместе, и у каждого по-своему. Нет шаблонов в духовной жизни — вот в чем дело. Я думаю, вы легко здесь со мной согласитесь: в духовной жизни шаблонов нет. Так же, как и с тем, что невозможно насилие в духовной жизни, и что невозможно создать систему таких шаблонов, по которым, так сказать, кроили бы духовную жизнь каждого. Не получится ничего, а если получится, — то не дай Бог, лучше вообще тогда ничего не кроить и не делать, пусть голос совести сам к чему-то приведет человека. А человек, выкроенный по шаблону, — это уже опасный человек.
В наше время действительно встречаются люди, которым нужно продлевать оглашение. Но редко бывает так. Как правило, все-таки можно уложиться меньше, чем за год, — правда, отчасти, может быть, это из-за наших немощей, из-за того, что у нас не хватает помещений, катехизаторов, каких-то книг и еще чего-то. Но как бы то ни было, все-таки большинство людей в наше время способно пройти полноценную катехизацию быстрее, чем это было в древности. И мы с вами будем на это рассчитывать, будем на это надеяться. Но еще и еще раз повторю: если кому-то из вас нужно будет больше внимания и времени, вы можете и на это рассчитывать, мы кроить по шаблону никого не хотели бы. Это в равной степени интерес и ваш, и наш, потому что мы понимаем, что духовная жизнь — вещь тонкая, и у каждого человека она немного по-своему, как-то особенно развивается и т. д.
А сейчас, может быть, я уже перейду к разговору о храме. Вот мы с вами в храме, и вы не должны стесняться, бояться храма. Не грех бояться, имея страх Божий, т. е. не грех быть благоговейным в храме, — это так. Но бояться, что тебя кто-то осудит, оговорит, дернет — такого страха быть не должно. А вы знаете, что очень многие современные люди не ходят в храм только потому, что они этого боятся, они боятся случайно сделать что-то не так, думают, что здесь существуют какие-то неписаные законы, и они, может быть, их нарушат, и тогда будет неприятность. И это их стесняет, они не хотят, чтобы их внутренняя жизнь, их какая-то внутренняя обращенность к Богу была связана с этими неприятностями. А такие неприятности, к сожалению, в ряде случаев бывают, во многих храмах бывают. Мы не будем осуждать этих старых, может быть, верующих людей, которые прошли через все советские годы. Им никто не прививал культуру, и поэтому ждать от них культурного отношения к людям трудно. Уж коли не дали им, что же мы будем спрашивать? Но тем не менее мы должны знать, как вести себя в церкви, что такое храм, что как в нем называется, какое имеет назначение. И тогда у нас никакого страха не возникнет, мы просто уже будем знать, всё ли мы делаем так, как надо, или что-то не так, и вот это очень важно. Чтобы открыть для вас дорогу к храму, я сейчас на этом остановлюсь.
Что такое храм? Ну, поговорим на примере нашего храма. Это немножко необычный московский храм. До революции и даже до конца 30-х годов он действовал. Это был один из самых красивых храмов Москвы, и один из самых стойких храмов, ибо в Москве в то время почти не оставалось действующих церквей. Но когда его перед войной закрыли, здесь сделали гараж. Все, конечно, разрушили, все мраморные иконостасы, всю красоту, и все забелили. Вот видите, мы начали расчистку замечательной, совершенно уникальной росписи, которая вдохновляла Михаила Булгакова на роман «Мастер и Маргарита». Эта роспись называется «Се Человек». Вот, Понтий Пилат показывает на Христа. Видите — на том самом балконе. Кто читал «Мастера и Маргариту», тот хорошо помнит эти слова. Залитая солнцем терраса, и эти слова: «Вот, Человек». Рука Пилата показывает на Христа в терновом венце. Храм Успения Пресвятой Богородицы в Печатниках — уникальный храм, в нем многое сохранилось; еще многое в нем надо реставрировать, делать, но тем не менее здесь идут богослужения уже не один год.
Итак, входя в храм, сначала вы попадаете в притвор, или по-гречески «нартекс», потом — в сам храм. Человек, приближаясь к храму и входя в храм, действительно, должен замедлить свое движение, должен как-то постараться освободиться от суеты мыслей, движений, действий, от греховных мыслей, помыслов и замыслов, от всего того, что мешает ему во встрече с Богом и с ближними. Храм — всегда собрание церкви, и храм называется церковью постольку, поскольку в нем и собирается церковь. А церковь — это люди, это не здание, это люди, это собрание. По-гречески «церковь» — «экклисиа», что переводится — «собрание». Это тоже было бы хорошо всем взять на заметку сразу. Церковь — в первую очередь это люди, живые люди, причем не только священнослужители, конечно, а все верующие: и крещеные, и некрещеные, если они верующие.
Вот, вы входите в храм, и перед вами напрямую — главный алтарь. Видите, он закрыт. Собственно алтарь — это тот престол, который находится за этой завесой, за этими вратами. В наше время они называются «царскими вратами», и через них никто не может проходить, кроме священнослужителей: епископа, священника или диакона. Другого, более низкого ранга священнослужители через них проходить не могут, они пользуются боковыми дверями, или диаконскими. Вот они, видите? Узкие небольшие двери.
Алтарь нужен для того, чтобы совершать главные священнодействия, главные таинства Церкви. Возвышение перед алтарем называется солея, на нее просто так вступать не нужно, потому что она тоже в основном используется для священнодействий, хотя здесь строгого запрета нет, если только не в части ее перед царскими вратами. Здесь есть выступ, который называется амвон (не все видят, к сожалению), и на эту часть наступать никому не нужно. Если вы хотите, допустим, поставить свечечку перед любым из образов, где есть подсвечники, то вы можете это сделать, если проход не закрыт. Во многих храмах солея закрыта специальными решетками, у нас — нет, у нас, как в древности, — открыто. Купив свечечку, вы можете благоговейно, спокойно подойти и поставить ее перед образом. Но если вы хотите, допустим, поставить свечу Спасителю, а потом — Божьей Матери, не переходите прямо по солее, а спуститесь, обойдите амвон, не наступая на него (он специально здесь выложен красным ковром, чтобы вы случайно не сделали ошибку), и только потом подойдите к другой иконе.
Аналой. Очень часто, когда вы входите в храмы, то видите, что в центре стоит икона, обычно главная икона данного праздника или храма. Сейчас у нас она, естественно, убрана просто из-за такого многочисленного собрания. И очень часто, если человек хочет поставить свечу, он ставит ее перед этой главной центральной иконой. Если какой-то праздник, то на аналой, на столик в центре храма, кладется именно икона праздника. Подойдете, поставите свечечку и помолитесь, можете приложиться к иконе, и все будет замечательно.
Канун. Но если вы хотите поставить свечу за упокой души кого бы то ни было, то сбоку в храмах обычно есть так называемые кануны, т. е. отдельные столики, часто металлические, на которых ставится металлическое распятие, небольшое металлическое распятие — крест с предстоящими Божией Матерью и Иоанном Богословом. Не всем видно, но тот, кто сидит тут рядом, видит этот столик с металлическим распятием, и там много-много гнездышек для свечей, и всегда есть еще свободное пространство рядом. Это место — специально для заупокойных поминовений. Вы туда можете подойти, поставить тихонечко свечечку, предварительно обжегши ее с противоположной стороны, чтобы она приклеилась и не упала, а рядом вы можете положить любое приношение. Можно приносить какие-то маленькие пожертвования, обычно хлеб, вино, конечно, такое, которое может употребляться в церкви для богослужения, а не для распития, и уж конечно, в любом случае не водка и не крепкие напитки. Нельзя приносить мясо, рыбу, остропахнущие продукты. Вы понимаете, что если храм начнет напоминать базар, — это совсем не то, что нужно. Часто приносят сладости разного рода, печенье, фрукты, ну, яички тоже иногда, чаще все-таки что-то типа блинов, в помин за упокой. Есть традиционные поминальные вещи: блины, мед, кутья (вареный рис с изюмом). Некоторые даже приносят торты и т. д. Это ваша возможность, это ваше право, это ваша жертва, которая идет на храм. Это я говорю потому, что иногда бывают такие курьезные случаи, когда люди, конечно, по наивности, принесут что-то в родительскую субботу, помянут своих родных, близких, подадут через ящик, где продают свечечки, записочку за упокой и за здравие, потом кладут на этот поминальный столик свои приношения, а когда кончается служба, кидаются все это забирать обратно. Действительно, это немножко смешно, но мне приходилось это видеть. Ну, все это просто потому, что не знают, что и как.
Вот я упомянул ящик. Это то место, где, прежде всего, продают свечи. В нашем храме, видите, здесь еще множество всяких книг. Храм-то нам передали, а храмовые помещения, которые когда-то принадлежали храму, передать забыли, ничего не передали, поэтому у нас совершенно ничего нет, никакого домика на сегодняшний день, и просто негде разместиться. А ведь вам нужны эти книги. Здесь и Священное писание, конечно, и другая религиозная литература. Это, как правило, православная литература, а если в отдельных случаях внешне не православная, то та, которая полезна для чтения православным людям. И тут все — и просфоры, и церковные календари, и иконы, и крестики — вообще все-все-все для вас. В нормальном случае все это нужно было бы из храма убирать. Все-таки не случайно в Евангелии говорится, что нельзя дом Божий делать домом торговли. В нормальном случае этого быть не должно. Даже свечи нельзя было бы продавать в храме, а лучше сделать какой-нибудь маленький лоточек рядом с храмом. Но для этого и нужно иметь свою территорию и какие-то помещения. Видите, пока это все еще переходный период. Я надеюсь, со временем это все будет сделано во всех храмах, и в нашем, конечно.
Я уже рассказывал о центральном алтаре, но в большинстве храмов есть еще дополнительные алтари, так называемые приделы. Только не путайте притвор с приделом. Приделы — это маленькие церковки как бы внутри одного пространства храма. Раньше, до закрытия храма, здесь тоже было три таких алтаря: центральный и два боковых. Они и пристроены позже. Главная церковь — ХVII века, а приделы — это уже ХVIII-ХIХ век. Видите, какой великолепный стиль модерн был когда-то. Ну, сейчас боковых приделов нет, в них и нужды нет. Но сохранилась часовня, древняя часовня, которая, когда выросли эти приделы, была включена в пространство храма, хотя и автономно: вход в нее с угла улицы, перекрестка. Но есть и внутренний проход, он используется для служебных целей.
Вот то пространство наверху — это хоры. Обычно хор стоит в конце, на концах солеи, и эти концы называются клиросами. И сам хор называется клиросом: правый клирос, левый клирос, а хористы — клирошанами. Все это такие, несколько непривычные для вас, наверно, слова. Но хор не обязательно должен стоять на солее, для хора могут быть и специальные помещения, как те самые хоры. Перед иконами стоят подсвечники, в принципе вы можете ставить свечу перед любой иконой, какая вам нравится. Есть своеобразные приметы, что вот такой-то святой помогает от того, другой — от другого. Ну, это такое «народное благочестие». Оно церковью как бы принимается, хотя и достаточно сдержанно, потому что к этому слишком легко прилипают очень напоминающие язычество вещи, которые предполагают уж очень утилитарное отношение и к вере, и к святым, и к канонам.
Далее, еще одно, может быть, последнее, правило. Все в храме, как вы уже, наверное, догадались, сориентировано на главную святыню. Какая в храме главная святыня? Кто знает? Совершенно верно, вот брат сказал — это престол. Главная святыня — это всегда престол, т. е. алтарь. Ну, мы его сейчас называем престол, потому что в нашей поздней традиции алтарем стали называть не только тот стол, на котором совершается священнодействие таинства, но и все пространство вокруг, которое закрыто иконостасом и завесой. Все связано с престолом, хотя вы его и не видите. А поэтому и неудобно стоять спиной к нему или даже боком. Все сориентировано на восток, к престолу. Поэтому когда вы входите в храм, не вставайте ни боком, ни спиной к престолу, кроме как с какими-то функциональными нуждами, например, вы подошли к ящику, и, понятно, что при этом вы не можете стоять к нему спиной, чтобы стоять лицом к алтарю.
Некоторые немного стесняются в храме, не знают, как вести себя, поэтому закладывают руки назад, стоят в каких-то несколько неестественных позах или еще как-то. Это, конечно, не принято делать. Будьте свободны, и это будет хорошо. И при этом — благоговейны. Если вы вошли в храм, то помните: вы сориентированы всегда на восток. И вот это — центральная ось, как бы линия пути от входа к алтарю, к главному входу в алтарь, к царским вратам, к престолу, я бы назвал ее даже «красной линией». Именно на этой «красной линии» будет стоять центральная икона. А когда вы пересекаете «красную линию», как бы проходя мимо престола, то положено повернуться лицом к престолу и, перекрестившись, слегка поклониться, воздавая этим честь главной святыне. Повторяю, главная святыня — престол, даже не та или иная икона, пусть и чтимая, пусть и чудотворная; в храме все свято, но вот есть главная святыня, центральная — святой престол.
Старайтесь в храмах, конечно, не шуметь лишний раз, не разговаривать. Если вы не одни пришли, то понятно, что какой-то разговор может продолжаться, но, чтобы не мешать другим, он должен быть тихим, благоговейным и связанным с тем, где вы находитесь. Даже если у вас очень хорошее настроение, радостное, замечательное, ведь можно прийти с радостным настроением в храм, пожалуйста, и прекрасно, и не случайно в Писании говорится, что Царство Божие есть радость в Духе Святом, то пусть эта радость будет все-таки не слишком бурно выражаемой, потому что рядом с вами могут быть другие люди, которые пришли, может быть, совсем не с большой радостью, а может быть, с какими-то переживаниями, болями, скорбями. Не мешайте им. Наоборот, помогите, если можете.
Если вы видите, что кто-то что-то делает не так, по незнанию или еще по каким-то причинам, нужно потерпеть, если это возможно, или, если надо сделать замечание, делайте это, ради Бога, без раздражения, без грубости, спокойно и вежливо. Нам всегда самим неприятно, когда к нам обращаются иначе, но почему-то, когда мы чуть-чуть что-то узнаём и других начинаем как бы наставлять, тут мы чувствуем себя хозяевами и начинаем вдалбливать в других это свое, как правило, мизерное знание. Избегайте этого. Это будет слишком похоже на фарисейство и ханжество, и это не оправдывается ничем. В Церкви от нас всех требуется смирение, то есть, как мы с вами уже говорили, умение знать себе меру и сохранять внутри себя мир. Мир, мера — корни слова «смирение». Иначе вы будете мешать всем, а вам всё и все будут мешать.
И наконец, уж коли мы с вами пришли в храм, то я должен сказать, что есть еще одно небольшое правило. Правда, оно в первую очередь касается женщин. Это связано с традицией русской церкви. В других православных церквах и неправославных христианских церквах может быть иначе. Да, правильно говорят некоторые сестры, понимая, к чему клонится речь. В русской церкви принято, чтобы женщины в храмах были с покрытыми головами. Причем, летом или зимой — все равно. Ну и, конечно, если вы сидите, то сидеть надо благоговейно. Если уж у вас есть такая возможность сесть в храме, то не надо, например, класть ногу на ногу, да? Некоторые сразу поправились, и я очень рад, что вы слушаете не абстрактно то, о чем я вам говорю. И, насколько это от вас зависит, старайтесь иметь в храме достаточно красивую, чистую, простую и скромную одежду. Когда вы специально собираетесь в храм, то даже если вы привыкли красить губы, как-то краситься, постарайтесь, чтобы этого было как можно меньше у вас на лице. Благодать, если она коснется вас, вашего сердца, даст вам красоты несоизмеримо больше, чем даже самая хорошая губная помада. Уверяю вас, это так. Ну, понятно, то, что касается одежды, ее скромности и чистоты, это требуется и от мужчин. В нормальном случае люди верующие приходят в храм хорошо одетыми. Правда, у нас все еще очень мало храмов, и иногда бывают такие толпы и давки, что тут если как следует оденешься, то неизвестно, во что это все превратится к концу службы. Но все-таки сейчас храмов стало больше. Я надеюсь, их будет еще больше, и эта проблема снимется. Конечно, человек в храме смотрится особенно хорошо, когда он одет красиво, чисто, опрятно и пусть даже немного торжественно.
Впрочем, я тут должен оговориться и сказать совершенно откровенно, честно, что когда я вижу, что некоторых людей выгоняют из храма только потому, что женщина пришла в брюках, или у нее накрашены губы, или не покрыта голова, то у меня сердце кровью обливается. Я считаю, что это недостойное, ханжеское поведение. Да, хорошо, когда женщины с покрытыми головами, не в брюках и т. д. Ну конечно, это лучше, но все-таки если человек идет к Богу, выгонять его из храма по этим причинам нельзя. Я думаю, что если человек идет, допустим, с работы, а сейчас очень много такого рода сфер деятельности, где женщине значительно удобнее быть в брюках, и вот ей по сердцу хочется зайти в храм, а она думает: «Ах, я в брюках, поэтому в храм не пойду», то пусть лучше она в брюках придет в храм, чем станет ждать, когда подготовится внешне, или чем вообще будет проходить мимо храма каждый раз. И если вы не очень хорошо себя чувствуете, то лучше сидеть в храме, чем стоять и думать: «Когда же все это кончится?» Согласны? Вот и хорошо.
А теперь встанем и будем молиться о тех, кто начинает первый этап своего оглашения, и потом разобьемся на малые группы по дням недели, на утро или вечер, как вам будет удобнее.
