Из воспоминаний
Если в предыдущем номере нашего журнала мы печатали документы, вообще предшествовавшие указу о веротерпимости 17 апреля 1905 г., то в этом номере публикуются документы, появившиеся непосредственно перед указом и прямо связанные с ним. Это докладная записка в Комитет министров митрополита С.-Петербургского Антония (Вадковского) и записка видного государственного деятеля Российской империи, в то время — председателя Комитета министров, Сергея Юльевича Витте «О современном положении православной церкви». В качестве предисловия мы предлагаем читателю отрывок из воспоминаний С. Ю. Витте, где подробно раскрывается тот контекст, в котором эти документы появились на светC. Ю. Витте. Воспоминания. Т. 2. М., Изд. социально-экономической литературы, 1960.
Когда приступили к вопросам о веротерпимости, то К. П. Победоносцев, пришедши раз в заседание и усмотревши, что митрополит Антоний выражает некоторые мнения, идущие вразрез с идеей о полицейско-православной церкви, которую он, Победоносцев, двадцать пять лет культивировал в качестве обер-прокурора святейшего синода, совсем перестал ходить в Комитет и начал посылать своего товарища Саблера.
Сперва Комитет министров определил некоторые общие положения о веротерпимости, затем главным образом остановился на устранении стеснений, лежащих на старообрядчестве и на неизуверных сектантах.
В особенности Комитет министров остановился на крайне трудном положении, в каком находятся в смысле религиозном наши старообрядцы, которые всегда составляли элемент наиболее консервативный, наиболее преданный своему царю и родине.
Такого воззрения держался и покойный император Александр III, который относился всегда к старообрядцам в высокой степени благосклонно. Такого же воззрения и убеждения держался и поныне держится император Николай II, и если все-таки при всем этом ничего не было сделано для большей веротерпимости к старообрядцам, то, конечно, это происходило не от взглядов и желания этих императоров, а от крайне узких воззрений их советчиков и особливо обер-прокурора святейшего синода Константина Петровича Победоносцева. В отношении веротерпимости Комитет министров в полном составе, а равно и члены, которые были приглашены в Комитет министров по моему представлению и с утверждением его величества для рассмотрения всех вопросов по указу 12 декабря 1904 г., а именно члены Государственного совета Таганцев, Сабуров, Куломзин, единогласно считали необходимым в отношении веротерпимости принять решительные меры. На этом поприще нечто и сделано, а именно последовал знаменательный указ 17 апреля 1905 г. о веротерпимости, который ныне составляет базис того положения вещей, в котором находятся в России инославные и другие церкви, отличные от святой православной церкви.
Этот указ был выработан Комитетом министров, и его величеству угодно было утвердить его. Он приобрел силу закона. Указ этот такого же рода, как манифест 17 октября 1905 г., т. е. представляет собою такие акты, которых можно временно не исполнять, можно проклинать, но которые уничтожить никто не может. Они как бы выгравированы в сердцах и умах громадного большинства населения, составляющего великую Россию.
Указ 17 апреля установил лишь принципы; необходимо было выработать все подробности, ясно устанавливая пределы свободы инославных, нехристианских и отпавших от православных церквей и отношение к ним властей.
Для сего по представлению Комитета министров должно было быть основано особое совещание по вопросам о веротерпимости.
Для всех было очевидно, что собственно от этого совещания о веротерпимости желают. Конечно, это особое совещание никаких законченных трудов не сделало и в бытность мою председателем Совета ничего не представило, затем было закрыто и некоторый материал передало в министерство внутренних дел.
Митрополит указывал лишь мне, как председателю, и членам Комитета министров, что согласно сообщениям Комитета предполагается дать значительную свободу инославным церквам, а равно и нехристианским религиозным общинам, а также старообрядчеству. Не возражая ничего против этих предположений, он тем не менее находил, что это в высокой степени несправедливо в отношении православной святой церкви, ибо православная церковь не пользуется теми свободами, которыми предполагается наградить иные церкви и иные вероисповедания. Конечно, это было заявление такого рода, которое не могло не встретить не только полной симпатии со стороны Комитета министров, но даже не могло не возбудить в сердце членов, по крайней мере в моей душе, самые резкие горестные чувства.
Представляя его величеству доклад об указе 17 апреля и о решении Комитета образовать особое совещание по вопросу о веротерпимости, конечно, я не мог не доложить государю о том, что высказал высокопреосвященный митрополит. Его величество тоже принял близко к сердцу горькое соображение митрополита. Я доложил государю, что вследствие такого заявления митрополита было бы необходимо рассмотреть в Комитете министров главные основания, которые желательно было бы ввести в отношения государства к русской православной церкви и которые могли бы дать русской святой православной церкви необходимую свободу действий и свободу управления.
Его величеству благоугодно было соображения мои одобрить. Вследствие этого я доложил Комитету министров о решении его величества, чтобы Комитет обсудил вопрос о необходимых мерах по изменению некоторых порядков в православной церкви, с тем чтобы эти решения, которые будут намечены Комитетом министров, получили осуществление лишь через святейший синод или при его участии по заведенному порядку.
При обсуждении указа 12 декабря, я в качестве председателя Комитета министров представил по каждому вопросу записку, т. е. свои мнения, которые могли бы облегчить Комитет министров в обсуждении дела. Поэтому я вплотную занялся изложением вопроса о том, в чем заключается слабость общества нашей православной церкви и какие, по моему мнению, необходимо сделать преобразования.
Эта записка была составлена одним из моих сотрудников при моем большом и сердечном участии, так как вопросы православной церкви всегда, начиная с моего детства, были мне очень близки по тем традициям, которые я наследовал от моей семьи, и по той семейной атмосфере, в которой я воспитывался.
Когда записка была напечатана и разослана членам, то последовало возражение и критика на нее обер-прокурора святейшего синода К. П. Победоносцева, числящегося больным. На записку К. П. Победоносцева я отвечал подробной запиской, одновременно же митрополит представил в Комитет министров по моей просьбе редакцию тех вопросов, которые подлежали обсуждению Комитета министров.
Вопросы эти были установлены с объяснением сути дела по каждому из представляемых вопросов. Эта работа, как мне сделалось известным, была произведена профессорами духовной академии под руководством митрополита.
Когда был составлен весь этот материал, то мною было назначено заседание Комитета министров для обсуждения этого вопроса.
Накануне дня, назначенного для заседания, вечером, я получил от К. П. Победоносцева письмо, в котором он мне сообщил, что по высочайшему повелению вопрос этот должен быть снят с обсуждения Комитета министров и вообще все это дело, о некоторых изменениях в порядках православной церкви, должно быть передано в святейший синод.
Очевидно, что такого рода решение было принято под давлением оппозиционных сфер, во главе которых стоял числившийся больным обер-прокурор святейшего синода К. П. Победоносцев. Вопрос этот, таким образом, был передан на обсуждение святейшего синода.
Синод того времени принял решения гораздо более радикальные, нежели те, на которых остановился бы Комитет министров, а именно он решил, что для обсуждения всего этого дела необходимо собрать поместный собор и учредить патриаршество, и так как это решено было единогласно, то Владимир Карлович Саблер не только не решился пойти против этого решения, но даже стал его соучастником. В результате В. К. Саблер должен был оставить место товарища обер-прокурора святейшего синода К. П. Победоносцева, а митрополит Антоний впал в опалу со стороны всесильного обер-прокурора. Решение же синода не было ни утверждено, но и не было и отклонено государем императором, а только было указано, что вопрос о созыве собора будет решен впоследствии.
Затем прошло более пяти лет, так вопрос о соборе и не решен. В надлежащих случаях как бы подымается этот вопрос и показывается в виде отдельной туманной картины, но никакого собора в действительности собирать не предполагается.
Между тем если взирать на будущее не с точки зрения, как прожить со дня на день, то, по моему мнению, наибольшая опасность, которая грозит России, — это расстройство церкви православной и угашение живого религиозного духа. Если почтенное славянофильство оказало России реальные услуги, то именно в том, что оно выяснило это еще пятьдесят лет тому назад с полной очевидностью.
Теперешняя революция и смута показали это с реальной, еще большей очевидностью. Никакое государство не может жить без высших духовных идеалов. Идеалы эти могут держать массы лишь тогда, если они просты, высоки, если они способны охватить души людей, — одним словом, если они божественны. Без живой церкви религия обращается в философию, а не входит в жизнь и ее не регулирует. Без религии же масса обращается в зверей, но зверей худшего типа, ибо звери эти обладают большими умами, нежели четвероногие.
У нас церковь обратилась в мертвое, бюрократическое учреждение, церковные служения — в службы не Богу, а земным богам, всякое православие — в православное язычество. Вот в чем заключается главная опасность для России. Мы постепенно становимся меньше христианами, нежели адепты всех других христианских религий. Мы делаемся постепенно менее всех верующими. Япония нас побила потому, что она верит в своего бога несравненно более, чем мы в нашего.
Совещание графа А. П. Игнатьева угасло, и только министерство Столыпина, воспользовавшись работами Комитета министров в порядке ст. 87 основных законов, докончило раскрепощение старообрядцев и неизуверного сектантства, которое было уже почти раскрепощено Комитетом министров по указу 12 декабря.
Таким образом были сняты стеснения, лежавшие столетиями на наиболее преданной русским началам и православию в правильном смысле этого слова части русского народа. А сколько эти люди перетерпели, каким только они не подвергались стеснениям!
При всем уважении к К. П. Победоносцеву, как замечательному по своим способностям человеку, должен сказать, что за последние 25 лет он являлся главным тормозом к решению старообрядческого вопроса. Сколько раз я его ни подымал прямыми и косвенными путями, я ничего не мог достигнуть. Должен засвидетельствовать, что государь всегда в душе был за старообрядчество, он всегда хотел покончить с этим вопросом, но у него недоставало воли перешагнуть препятствия в Победоносцеве и таких господах, как А. П. Игнатьев, Ширинский-Шихматов и tutti quantiПрочих. — Ред..
Независимо от изложенного, Комитет министров по указу 12 декабря принял некоторые частные меры, так, например, относительно свободы малороссийского языка, ибо в то время не разрешалось даже обращение евангелия на малороссийском языке. Вероятно, это имеет место и теперь, после столыпинского режима. Сказанное разрешение было дано Комитетом министров, на заседание коего был приглашен по этому делу президент академии наук великий князь Константин Константинович, который очень поддерживал мнение о необходимости дозволить обращение евангелия на малороссийском языке.
