Мой путь к Богу и в Церковь
Свидетельство
Восточная философия говорит: «Много путей ведет к заблуждению, к истине ведет только один». И прежде чем встать на этот путь, пришлось пройти через ряд промахов и заблуждений. Я была убежденной атеисткой и активным партийным работником. Но постепенно увлеклась индийской философией. Зерно было посеяно, когда я попала к американцам, пропагандирующим учение Махариши — трансцендентальную медитацию. С помощью этого учения я учила свой разум подниматься над «шумом» мышления в область, где царят тишина и покой, которых нам так не хватает в повседневной жизни. Затем — увлечение наукой разума, основанной, как мне говорили, на учении Христа. Наука разума учила: «Человек — это средоточие Бога в Божием мире. Тот, кем Бог является во вселенной. Человек должен быть в индивидуальном мире» и т. д. Все это были красивые слова, но я не находила главного: как поверить в существование Бога, как освободиться от обстоятельств, управляющих нами, от рабства желаний, как направлять свои поступки? Прошла начальный курс по раджа-йоге, которая учила, как стать хозяином своего ума, как стать личностью. Но, закончив его, дальше не пошла — что-то останавливало.
Моя близкая подруга во время моих «странствий» пришла к вере и уговаривала меня принять обряд крещения в Православной церкви. Но, к сожалению, трагедия современного человека в том, что он воспитан в мире ложных представлений о мироздании и о Боге, и выйти из этого заколдованного круга ему очень сложно. В Православии мне все казалось примитивным, отжившим, хотелось чего-то нового. Чтение же Евангелия давалось с трудом.
Неожиданно я попала на занятия по изучению Библии в кинотеатре «Россия» — опять к американцам. Приняла у них обряд крещения водой. Все, казалось, встало на свои места. Я была всем довольна. Но вдруг заболел муж — инфаркт. Все пришлось приостановить. В течение года, когда я не ходила на эти занятия, меня постоянно информировали о месте и времени встреч.
Когда появилась возможность все возобновить, я стала понимать, что должна идти дальше и что прежняя жизнь не была простой цепью случайностей. Но куда идти?
В декабре 1992 г. у моей подруги умерла мама. Я присутствовала при отпевании. Это было в одинцовском храме Покрова Божией Матери. Тот день траура для меня стал переломным моментом в жизни. Здесь впервые я прочувствовала силу Православия. Через неделю в этом же храме мы с дочерью крестились. Понемногу начала читать церковную литературу и одновременно с ней книги «Живая этика» или "Агни-Йога" Н. К. и Е. И. Рерихов. Христианство стало для меня камнем преткновения. Нужен был учитель. И в этот момент Господь послал человека, который прошел оглашение. После первой же огласительной встречи я поняла, что это мой путь, который я долго искала, и что наконец-то я могу найти ответы на все волнующие меня вопросы. А кроме того, начинается процесс творчества самой себя, который приносит огромную радость. И становятся понятны слова Христа: Я есмь путь и истина и жизнь; никто не приходит к Отцу, как только через Меня
. Сейчас для меня в этом вся жизнь.
М.Н.
Свидетельство
«Господи, помоги мне встать на путь Твой, научи, укрепи меня, дай мне силы удержаться на пути Твоем и утверди меня на нем, ибо верую: нет иного пути, кроме Твоего. Ты — наш Спаситель. Прости меня, Господи, что не откликалась на голос Твой, не обращалась к Тебе за исцелением, а Ты и хранил меня, и звал, и встречи с Тобой были, но по своей воле отпадала я от Тебя. Страшно это отпадение от Тебя. Прости меня, Господи. Помилуй меня. Помоги покаянию моему».
С детства сама мысль о том, что я — крещеная, часто давала мне ощущение защищенности. И слова «Бог хранит», «Господи, помоги!», наверное, были для меня чем-то сокровенным. В воспоминаниях о причащении в детстве — смешанное чувство благоговения, страха, любопытства и еще — причастности всему и всем. Чувство тайны, благоговения, покоя было всегда, когда мне приходилось бывать в церкви. Хотя осознанной веры в Бога не было, не было глубоких размышлений о вере и Боге, но о смысле жизни, о душе, о Любви, о духовности я думала всегда и в сердце как бы складывала то прекрасное, чистое, сокровенное, к которому не допускалось ничто от «мира сего». А еще с детства было ощущение, что меня что-то или кто-то хранит. Это не было высказываемо, но когда в жизни моей происходили какие-то даже страшные вещи, самое плохое со мною не случалось: кто-то или что-то в последний момент спасали меня. В какие-то моменты жизни были и прозрения: было и обращение к Богу, была молитва. Я молилась и благодарила Бога, своего Бога, личного. Для меня Он был Бог-Любовь. Была благодарность Богу за Его творение, за тихое, умиротворенное чувство благодати в природе, за понимание любви как дара и ее смысла — как полное самозабвенное растворение себя в Любви, как жертвенность.
Когда был при смерти мой отец, я просила Бога спасти его с такой верой и убежденностью в Его всемогущество… и когда решался вопрос о сохранении беременности у моей дочери, о возможности родов, я была уверена, что моя молитва была услышана, что Бог спас мою дочь, даровал мне внука, уверена, что мы на душу не взяли страшный грех…
Мне много было дано Богом: сама жизнь, любящие родители, замечательные люди, которых я встречала, и понимание добра, красоты, любви, и убеждения, понимание смысла жизни в служении ближним, в самосовершенствовании, в гармонизации личности, в гармонизации отношений между людьми. Но, как я помнила из слов о. Александра Меня, Бог будет судить нас не по нашим убеждениям, а по нашим делам.
Однако жизнь я прожила как бы начерно. Все было только в начинаниях, в приготовлеиях. Ничего завершенного, все осколочно, раздробленно и противоречиво — и во внешней жизни, и в душе. Противоречия проявились очень рано. Я росла чувствительным ребенком, понимала чужую боль, и страдала, и сочувствовала людям, но могла быть и жестокой, и добиваться подчинения себе других. Была и любовь к близким, и страх за них — чувство отторжения, неприятия. Понимание реалий, наполненность жизни, активность и даже лидерство — и какой-то болезненный уход от действительности в мечтания, желание быть кем-то другим (иметь другую внешность, других родителей, другое окружение). Увлеченность учебой, работой — и лень, неумение постоянно трудиться, преодолевать трудности. Чувство прекрасного и возвышенного — и тяга к непотребному. Часто эмоции, чувства были исключительно на первом месте, властвовали. В какой-то мере была даже гордость за сверхчувствительность, за накал страстей: свою жизнь и жизнь близких я превращала тогда во что-то страшное, в тиранию чувств.
Но себя я почти всегда понимала. Что-то шло от рождения, что-то от воспитания, но главным образом — от постоянной рефлексии. Я рано начала различать добро и зло. Были поступки, за которые мне было стыдно даже не по прошествии какого-то времени, а в самый момент их совершения, т. е. грех я ощущала как грех, а не как что-то иное, и само слово «грех» для меня всегда имело значение довольно определенное. Сама перед собой все же никогда не оправдывалась (хотя перед другими могла и обелять себя, и лукавить, и винить кого-нибудь в своих бедах), знала все свои пороки и судила себя за них, ненавидела, казнила. Часто и перед близкими людьми саморазоблачалась, признавалась в своих грехах, самоуничижалась, говоря потом, что «самоуничижение паче гордыни». Был страх и ужас от всего этого, и желание очиститься, и постоянные (но слабые!) попытки вырваться из порочного круга, но лишь в экстремальных ситуациях, в периоды жизненных кризисов находила в себе силы для изменения внешней жизни и внутренней. Но ненадолго, все возвращалось снова…
С раннего детства я боялась смерти, а к 9 годам это стало маниакальной, навязчивой идеей, ужасом. Каким-то образом я научалась все же справляться с этим страхом, но постоянно возвращалась мысль о том, что не успею подготовиться ни к смерти близких, ни к своей собственной, что так и не исправлю свою жизнь. Я безосновательно успокаивала себя: еще не поздно, еще успею, еще начну. Все чаще начинала думать о Воскресении Христовом, желала себе и другим возрождения и воскресения. Давала клятвы себе: жить в труде и заботе о ближних, очищать себя от скверны праздности, словоблудия, сладострастия, искупать свои грехи. Часто в слезах наедине с собой восклицала: «Господи! Люди! Простите меня!» Я хотела, не смотря на то, что я такая, какая есть, и любви, и понимания, и сочувствия. Но было ощущение одиночества и понимание, что не достойна любви.
Сколько еще так могла бы продолжаться моя жизнь — в постоянных мытарствах, в перепадах от надежды к отчаянию, от взлетов, которые становились все реже, к падениям, которые длились все дольше? Казалось, что конца этому не будет. Не успела ничего хорошего сделать для своих близких. Пять лет назад умерла бабушка: а я все собиралась записать ее рассказы о жизни, быть с ней почаще, утешать ее… и маме не смогла помочь, когда она (всегда такая деятельная, жизнерадостная) в последние годы стала ощущать какую-то безысходность, говорить о бессмысленности жизни… не воспитала я должным образом и дочь. Не была ни хорошей дочерью, ни женой, ни матерью, ни другом. Прожила жизнь — и не для себя даже, а похотей ради своих. Причина же оказалась в том, что я всегда надеялась на кого-то: на родителей, на близких людей, и вот я лишилась этой опоры (видимой и невидимой). Всякая постройка без основания в конце концов рушится, это и произошло в моей жизни. Через потрясения, боль, ужас, панику…
Два года назад в один день я изменила свою внешнюю жизнь. Не было больше распущенности в словах и чувствах, не было больше беспечности. И хотя внутренне я никого никогда не винила, а в своих бедах, несчастьях видела закономерность, причинно-следственную связь, все же прошла и через чувство мщения и ненависти. Но я уже постоянно молилась Богу и только в Нем видела спасение из бездны отчаяния и пустоты. Просила Бога помочь мне все осознать до конца, найти выход, просила прощения и умения прощать.
В это же время от рака умирала моя мама. Казалось бы, я нашла Бога, иду к Нему, а тут снова пустота, оставленность… Смотришь — и не видишь, и понимаешь, что не видишь, не чувствуешь уже ничего, мертвость — почти физическая, ощущение, что хочешь вздохнуть, и не можешь сделать вдох.
Я молилась, чтобы Бог вернулся ко мне. И появилась надежда. Я по крупицам собирала (совершенно сознательно, сначала от ума) какие-то приметы своего возрождения: вот совершенно неожиданно, вдруг, когда и не ждешь ничего, — улыбка ребенка или кто-нибудь взглянет участливо и внимательно; а вот освещенный солнцем, весь золотой тополь, как будто Бог мне дал увидеть маму… Я благодарила Бога за все.
Я не могла не прийти в общину.
Несколько лет назад у меня в доме появилась Библия. Я читала Евангелие время от времени, но, скорее, как миф. Для меня тогда не открывалось и сотой доли того, что я начала чувствовать и понимать сейчас.
Никогда раньше я не знала такой молитвы, таких очищающих слез, такой ясности и такой веры: «Благо мне, что я пострадала, дабы научиться уставам Твоим».
Я молюсь Господу о том, чтобы не быть мне почвой каменистой, чтобы иметь корень и постоянство, не обольщаться заботами века сего, чтобы принести плоды во имя Его. Помоги мне, Господи!
Н.Н.
