Несколько слов о св.Серафиме (выступление на международной конференции, проходившей в Бозе, Италия, 19–21 сентября 1996 г.)
Ваши Высокопреосвященства!
Уважаемые дамы и господа!
Дорогие братья и сестры!
Место св. Серафима Саровского в церковной истории, может быть, станет более понятным, если попытаться сопоставить его со св. Симеоном Столпником. Прп. Симеон и прп. Серафим ознаменовали собою переход к новым этапам в истории христианской аскетики. Но один завершил этап ее становления в рамках константиновского периода церковной истории, а другой стал провозвестником конца константиновской эпохи в ее завершающей стадии. Св. Симеон закончил свой подвиг на столпе, а Серафим Саровский начал с него. Первый уходил из мира и от мира все дальше и дальше, второй же все больше приближался к нему. Если первого можно назвать, по удачному выражению архиепископа Сан-Францисского Иоанна (Шаховского), символом «черного», то второго — символом «белого» иночества. Хотя оба они усмиряли плоть ради собственного спасения и возвышали свой дух ради спасения всех — и тех, кто жил «при дороге», и тех, кто засорил себя терниями забот и грехов, и тех, чье сердце окаменело от бесчувствия и бездушия.
Св. Серафим Саровский — основатель именно русского типа старчества, он, по выражению о. Валентина Свенцицкого, «старец всея России». Он верил, как жил, и жил, как верил, — в правде, мире и радости во Святом Духе. Он на деле, в служении показал свое старшинство в церкви. Он же — основатель и монастыря в миру. Это св. Серафим как бы говорит нам задолго до Ф.М. Достоевского: Иди в мир, там мира нет
, что и значит — стяжи мир, и тысячи вокруг тебя спасутся
.
Св. Серафим делал акцент более на мистическом, чем на аскетическом православии, но был доступен всем. Он был ласков и милосерден, и милосердие это не вмещалось ни в какие заранее заготовленные рамки уставов. Любил кормить и поить приходивших к нему, создавая уют духовной семьи-общины, продолжая литургию после Литургии и евхаристию после Евхаристии, совершая агапы — трапезы любви. Он знал, что Бог хочет спасти всех — праведных и грешных, православных и неправославных, и делал все возможное для исполнения воли Божьей.
Именно за это св. Серафима Саровского и возлюбили, и признали своим все — и православные, и многие католики, и многие протестанты, в том числе харизматического толка, например, пятидесятники, и даже некоторые приверженцы околохристианских направлений теософско-антропософского типа. Его любят и монахи, и миряне, мужчины и женщины.
Св. Серафим Саровский восстановил утраченное равновесие Богопознания и божественного Откровения, Священного Писания и Священного Предания, Слова и Духа, духовного созерцания и духовного действия, любви к Богу и ближнему. Поэтому мы видим в нем, как в древнейших святых, богослова, живущего дарами боговедения и подлинного пророчества.
Он не был светски образованным, поэтому не писал духовных трудов и не говорил красиво. Творчество его было словом и делом, и это запоминалось теми, кто его окружал и любил.
Его плохо знали и не понимали современники, но хорошо узнали потомки. Конечно, когда они переложили его наследие в тексты, то сделали это, как могли, привнеся в них себя и свое. Теперь разделить эти вещи было бы вряд ли возможно, разве что по откровению обоженного сердца и ума, т. е. самой полноты духа и смысла.
В связи с этим сейчас существует много поводов почитать его, или резко расширяя его наследие и преувеличивая его значение, или, наоборот, сужая это наследие и принижая его. В первом случае он может как бы затмевать собою не только Евангелие, но и Христа, а во втором — становиться прикрытием пропаганды в церкви нецерковных идей, особенно националистического, монархического или ложноэсхатологического толка. В этом кроется большая опасность и возможность соблазна через людей, сектантски и фундаменталистски настроенных, хотя и выдающих себя за православных и пытающихся говорить от имени Церкви, что создает у непосвященных впечатление, будто Православие — это только они.
Таким образом, в нашем народе любят святого батюшку Серафима, любят его доброту и дерзновение, его смирение и убогость, его силу, совершающуюся в немощи. Он к нам близок и в то же время от нас уже далек, ибо принадлежит старой, уже несуществующей России. Он — напоминание о прошлом и провозвестник славного будущего. Он — во свете Божьего дня, но и в дымке исторических преданий, часто дающих основание для различных толкований его образа и провозвестия. Но главное — он всем нам близок по сердцу, по духу, во славу Божию и Его святой Церкви. Поэтому мы и вспоминаем его так часто, и всегда радуемся, готовясь вновь и вновь услышать: «Христос воскресе, радость моя!» и с любовью ответить: «Воистину воскресе!»
