Дети улицы. Записки верующего
Христианское образование и воспитание
11 мин.
К статье В.Ф.Марцинковского «Дети улицы. Записки верующего»
В Русской церкви уже существует немалый опыт православного воспитания детей и научения христианской жизни. Катехизация детей одна из основных задач нашей Церкви. Возродить этот опыт и сделать его нашей жизнью неотвратимый долг всех православных христиан перед Богом и перед обществом.
В качестве первой публикации предлагаем вашему вниманию отрывок из Записок верующего Владимира Филимоновича Марцинковского. В.Ф. Марцинковский один из руководителей движения студенческих кружков по распространению Евангелия. Движение пришло к нам в Россию в начале века и существовало еще некоторое время и после революции. В 1922 г. В.Ф. Марцинковский, один из постоянных оппонентов Луначарского в диспутах о вере, был изгнан из РСФСР. Умер В.Ф. Марцинковский 9 сентября 1971 г. на Святой Земле.
В.Ф. Марцинковский хорошо знал и любил наследие Православия, опыт святых отцов, он ценил свою принадлежность к Православию и не хотел ее потерять. Но в одном, и важнейшем, он серьезно расходился с наиболее распространенной православной практикой: Владимир Филимонович по-баптистски не признавал крещения, совершенного не по личной вере, то есть не признавал младенческого крещения. Он принимал слова Христовы: Кто будет веровать и креститься спасен будет как непреложную заповедь крестить только верующих. Как мы знаем, это в основном соответствует христианской традиции первого тысячелетия. Ничего большего не хотел Владимир Филимонович, чем возвращения церкви к этой первоначальной практике. Убежденность и желание именно так исполнить слово Писания заставила его вторично креститься.
К сожалению, не прозвучал тогда голос Церкви, который дополнил бы суждения В.Ф. Марцинковского указанием на небезблагодатность младенческого крещения, а также достаточно древнюю практику, когда человек крещеный в детстве, не нуждается в перекрещивании, а в восполнении Крещения через научение.
По профессии В.Ф. Марцинковский был педагогом. Отрицая младенческое крещение, он вовсе не отрицал нужды детей в Благой Вести. Наоборот, если человеку предоставляется осознанно и свободно прийти ко Христу, войти через Крещение в Церковь, тогда благовествование и катехизация становятся необходимы: тогда долг любви заставляет Церковь и ее членов прийти к каждому человеку.
Дети улицы
Марцинковский. Записки верующего. Из истории религиозного движения в Советской России (1917–1923). Прага, 1929.
В 1918 г. в Самаре была введена в целях охранения имущества обывателей обязательная гражданская самоохрана на улицах в ночное время. Эта повинность приравнивалась к военной, и за уклонение от нее ревсовет угрожал карой (как было оповещено в декретах, расклеенных по улицам). Однажды, поздно возвращаясь домой, я застал своего хозяина, инженера Х., на улице в дворницком тулупе с винтовкой в руках. Вскоре пришла и моя очередь, и я был вызван повесткой в комитет нашего квартала.
Явившись к председателю, я объяснил, что по своим религиозным убеждениям я не могу употреблять оружие. Председатель, санитарный врач Х., человек очень интеллигентный, хорошо понял меня и даже выразил некоторое сочувствие моим религиозным взглядам, но все же заявил, что он никак не может сделать мне исключения и освободить меня от самоохраны. Я понимаю, что исключение было бы несправедливым. Но я предлагаю со своей стороны заменить этот труд другим я буду собирать детей улицы по воскресеньям и бесплатно буду учить их, вести с ними просветительные чтения-беседы и т.п. Вот это идея! воскликнул с чувством удовлетворения доктор. Так вы приходите на наше заседание и сообщите свой проект, а я поддержу вас.
В назначенное время я пришел в комитет. Присутствовало несколько человек. Доктор сообщил в нескольких словах о моем ходатайстве и о проекте воскресной школы… Ну, что же… мы согласны, сказали рабочие, пущай обучает ребят, уму-разуму учит …
Конечно, за детей улицы я взялся не только в качестве средства окопаться от самоохраны. Это желание всегда было близко мне как педагогу, а теперь, в особенности, когда я наблюдал картины уличной жизни детей, оно превратилось даже в чувство серьезной ответственности. В годы тяжкой борьбы за существование семейная жизнь вообще пошатнулась. Религиозное воспитание было вообще устранено из школы. Не в том беда, что религия была отделена от государственной школы это было даже хорошо, ибо религия в такой школе превращалась обычно в казенную учебу и часто становилась вместо источника вдохновения предметом скуки. А то было плохо, что религия и вне школы нигде детям не прививалась.
В Новой Зеландии уже за много лет перед этим религия была отделена от школы; но она стала раскрываться детям вне государственной школы в храмах и вероисповедальных школах, в обстановке свободы и обоюдного интереса со стороны учащих и учащихся; в результате в Новой Зеландии религиозность в населении только поднялась и углубилась; в книге, посвященной характеристике этой страны, Мижуев сообщает, что там храмов в три раза больше, чем в Москве с ее сорока сороками (это при полном отделении Церкви от государства и Церкви от школы!).
Религия не боится полной свободы от государственной опеки: наоборот, она нуждается в такой свободе, как пламя в кислороде. Подпорки и государственные привилегии, создающие в конце концов принудительную, господствующую Церковь, всегда были золотой цепью, удушающей существо религии свободу, творчество, вдохновение и энтузиазм.
Итак, в тяжелые дни революции дети были предоставлены сами себе или нередко подвергались воздействию материализма и атеизма, а то и просто улицы. Дети улицы всегда были в больших городах. Теперь, после великой войны и гражданского междоусобия, число этих беспризорных элементов увеличилось.
В ближайшее время мы (то есть я и члены нашего студенческого кружка) назначили собрание детей. Пригласили мы и посредством объявлений, розданных на базарах, у выхода из церкви и т. п.
Помещение предоставил нам на свой риск заведующий одной из городских школ. Мы могли пользоваться последней во внеучебное время по воскресеньям, в течении двух часов.
Я имел целый кадр сотрудников, студентов и студенток (некоторые были педагогичками и учительницами). Одна слепая, очень опытная учительница, была среди нашего педагогического персонала.
В назначенный час школа гудела и звенела от множества детских голосов. Пришли дети улицы, а некоторых привели их родители. Собрание началось общим пением молитвы Царю небесный … Дети пели охотно и стройно. Я помогал пению игрой на скрипке.
Затем я прочитал отрывок из Евангелия, объяснил его примерами из жизни, перебивая рассказ вопросами, обращенными к ученикам. В конце собрания мы нараспев заучивали основное изречение (жемчужину) из данного текста, например: Наречешь ему имя Иисус: ибо Он спасет людей Своих от грехов их Мф 1:21.
В следующие разы мы повторяли стихи предыдущих уроков в результате накоплялось в памяти детей жемчужное ожерелье . Некоторые дети поражали меня своей памятью: они воспроизводили безошибочно стихи, заученные в течение месяцев. Эти же стихи раздавались детям в письменном виде, на листочках; они брали их с собой для повторения дома, и кстати заносили искры Евангелия в свои семьи, своим родителям и родным.
Христос любит детей, и дети всегда загораются ответной любовью ко Христу.
Как радостно было видеть их рвение, смышленность и понимание слов Христа! Каким чистым восторгом светились детские личики, еще не совсем испорченные пагубным влиянием улицы!
После чтения Евангелия дети пели какую-то русскую песню под скрипку. Затем я или кто-либо из сотрудников читал художественный рассказ, который должен был служить иллюстрацией для евангельского слова («Где любовь, там и Бог» Льва Толстого, «Капитан Бопп» Жуковского, «Сигнал» Гаршина и т.п.)
Чтение сопровождалось вопросами, которые служили и для проверки понимания и для пробуждения большей внимательности и сообразительности со стороны детей.
Помню, однажды я прочитал детям поговорку: На бедного Макара все шишки валятся.
– Как помочь Макару? — спросил я.
– Не садись под елку, — ответила меланхолично одна девочка среди всеобщей тишины.
В конце собрания мы все вместе пели Отче наш.
Мы собирали детей в нескольких классах по возрастам. Вскоре помещение было настолько переполнено, что мы организовали другую такую же школу в другой части Самары. (Всего детей приходило в обе школы до 300). Конечно, много их приходило на Рождество, когда мы устраивали для них елку и туманные картины.
В большом классе стояла в углу большая икона, и на ней был изображен Христос, благословляющий детей. Во время молитвы дети по православному обычаю поворачивались к ней. Однажды иконы в классе не оказалось (она была удалена в порядке изъятия из государственных учреждений всех предметов культа). Когда мы встали на молитву, некоторые из детей сказали:
— Как же теперь молиться? Иконы нету…
Тут заговорила слепая учительница:
– Дети, а как же мне-то быть? Ведь я слепая и никогда не вижу никакой иконы. Значит, мне и не молиться?
Дети задумались.
— Бог в душе, — сказал тихо какой-то мальчик.
– Ну вот видите… Так и Христос говорит: Бог есть Дух… В Евангелии сказано: Бога никто не видел никогда …
Дети поняли, и они пели молитву с обычным воодушевлением.
Вообще, я поражался, как дети просто усваивают глубокие истины религии. Не потому ли сказано: Будьте как дети.
Наши беседы носили практический характер, поскольку мы касались применения христианства в жизни. При этом дети, со свойственной им откровенностью, рассказывали о своих неудачах и стараньи жить по-Божьи, чистосердечно каялись в своих детских проступках, драках, ссорах, сквернословии.
В будни учащиеся посещали некоторые семьи, дети которых к нам приходили. Завязывалась связь с родителями, укреплялось взаимное доверие и влияние школы. Родители приходили в школу и громко выражали нам благодарность так как они видели благотворное влияние Евангелия в жизни детей.
Однажды я разъяснял детям цель воскресной школы, отчасти для родителей, которые тут же присутствовали. Дети, кто скажет для чего воскресная школа?
Сидевший впереди мальчик (очень шустрый и беспокойный, с плохой репутацией) бойко ответил: «Воскресная школа для того, чтобы дети в о с к р е с л и» . Лучшего определения не придумать взрослым.
