Опыт призвания
Церковная жизнь
14 мин.
К
аждый воскресный день с начала пятидесятых годов я имел радость входить словом своим во многие дома и корабли мира, где понятно русское слово, и слух человека открывается к великой истине о Боге, Отце людей, и о живой бессмертной человеческой душе.
Чтобы услышать это слово, недостаточно только включить радио, надо открыть сердце свое, внутренний слух души. Я говорю о высших мотивировках жизни и о самых глубоких основах культуры. Противопоставление материализма идеализму неверно. Идеализм не есть какое-то парение в облаках. Материя всегда равна себе и ничего общего не имеет с явлениями разума в человеке, нравственных идей, высоких переживаний и жертвенных дел. Кусочек материи моего уха или мозга не может быть ни морально лучше, ни морально хуже кусочка материи, входящей в мою руку. Добро, истина и правда живут где-то в другом месте, не в материи. Нравственные ценности и понятия рождаются в нас не атомами и не молекулами, они открываются в духе человека и открывают нравственную и разумную личность. Разум и совесть — не пот материи и не какое-либо иное физиологическое выделение. Вера в живого Бога есть утверждение живого человеческого духа, самой большой реальности мира. Только поняв разумную и нравственную первооснову жизни, можно увидеть и высокое достоинство человека, понять, что такое человек.
Вера в Творца есть интуитивное духовное зрение, — зрение того, что краткая на земле человеческая жизнь имеет цель большую и смысл высокий, более высокий, чем есть, пить и спать. Цель жизни — апофеоз добра и бессмертия, воскресения в Боге. И только того, кто верует в эту высокую реальность, можно назвать реалистом, то есть знающим действительность, реальность в высшем значении этого слова.
Цель моих бесед — делиться многими свидетельствами познания настоящей реальности жизни, опытом всечеловеческой культуры. Говоря от имени американского народа и о жизни американского народа, «Голос Америки» говорит и о религии, так как религия составляет основу человеческой жизни и жизни американской со времени ее заселения и ее государственной независимости. Жизнь американского народа, ее ученых и простых людей включает в себя духовный опыт многих народов, составивших в течение столетий эту страну. Духовные ценности разных народов входили в Америку, но самую большую ценность в нее, как и во все страны мира, внесли апостолы Евангелия и пророки Слова Божия. Пророки и апостолы стали главными учителями для Америки, себя провозгласившей «НАЦИЕЙ ПОД БОГОМ».
Это не значит, что Америка святая, если она говорит о Боге. Нет святых наций. Христос пришел в мир не к праведникам, а чтобы грешных спасти и ввести в свет.
Беседы мои достигли середины седьмой сотни. Они начались в конце 40-х годов и вскоре стали регулярно воскресными и, затрагивая много тем, передавали много свидетельств о правде Божией, говорили о самом важном и главном.
О себе я до сих пор ничего не говорил, не считал это важным. Важным для меня было и остается служить Слову Божиему и тем душам, которые хотят слышать его истину, слышать о высшем достоинстве человека. Но некоторые из вас, слушатели мои, стало мне известно, — задают себе вопрос: кто же это, архиепископ Иоанн Сан-Францисский, говорящий по-русски из Америки? Я хотел бы ответить. Несколько слов о себе я скажу сегодня и в следующий раз. Я принадлежу к Русской православной американской церкви и занимаю ту архиерейскую кафедру в Сан-Францисско, которую занимал полвека тому назад преосвященный Тихон, епископ Сан-Францисский, ставший потом Патриархом Московским и всея Руси. Происхождения я русского. Родился я 23 августа 1902 года в городе Москве, в Леонтьевском переулке и в святом Крещении был назван Дмитрием. В Москве прошло мое раннее детство, а также в Веневском уезде Тульской губернии. Отца моего звали Алексей Николаевич Шаховской. Он скончался под Москвой в 1921 году. Мать моя, Анна Леонидовна Шаховская, выехала из России в 1919 году и дожила до 91-го года, скончавшись в Калифорнии в прошлом году (1963). Между прочим, дедом ее матери был зодчий Росси, строитель петербургский.
Я учился во время первой мировой войны в Александровском лицее, в Петрограде. А из России я отплыл в странствия по миру летом 1920-го года из Крыма. Учился потом в Париже и в Бельгии, в Лувенском университете. В середине 20-х годов стал я литератором и сотрудничал в разных русских журналах и изданиях в Европе, в области чисто литературной и поэтической. В 1926 году под моей редакцией вышло в Бельгии два тома толстого журнала русской литературной культуры — сотрудниками которого были Иван Бунин, Алексей Ремизов, Марина Цветаева, Владислав Ходасевич, известный литературный критик проф. Лондонского университета Дмитрий Святополк-Мирский, вернувшися потом в Россию из эмиграции, очутившийся в концлагере и умерший там. Поэты из Гумилевского цеха поэтов — Георгий Адамович, Георгий Иванов, Ирина Одоевцева; литературоведы: Модест Гофман, проф. Мочульский и ряд других.
А после этого Господь привел меня к служению Ему. И в день своего 24-летия (23-го августа) 5 сентября в Пантелеймоновском русском монастыре на горе Афон в Греции я принял иноческий постриг. Мне было тогда и дано то имя, которое я сейчас ношу, Иоанн — в честь апостола любви Иоанна Богослова. С того дня прошло ровно 36 лет. О путях моего пастырского служения Богу и людям я скажу в следующий раз. И не могу не свидетельствовать, братья и сестры, что мне открылась реальность и спасительность Божественной жизни, сошедшей в мир во Христе, открылась Божия близость к людям. И вот, о Боге и о вечной жизни я говорю теперь с просторов Америки, с просторов ее свободного слова во все просторы мира… «Не нам, не нам, а Имени Твоему, Господи, дай славу!»
Продолжим прошлую свою беседу. Вглядываясь в то отдаленное, что было со мною в юности, я вижу лишь цепь благодеяний Божиих и вереницу моих отступлений от Божиих законов. Я не знал тогда, что религиозная духовная жизнь с ее абсолютными законами причин и следствий духовных касается так близко, так неотразимо всех людей. Я не знал также, что физическая жизнь человека и мира идет по духовным законам и направлена к духовной цели спасения человека в вечности, и что самое понятие закона — ДУХОВНО.
В юности мы мало об этом думаем. Так было и со мной. Оглядываясь на свое детство, я вижу лишь сияние детского счастья, как первая милость Божия на земле. Господь даровал мне любящих, добрых, заботливых, жертвенных родителей, одновременно дававших полную свободу моему внутреннему развитию. Первыми детскими молитвами моими на коленях в кроватке перед образом Спасителя научила меня мать. И через все испытания юности моей эта вера прошла и осталась неразрушимой. Я никогда в жизни не сомневался в бытии Господа Бога. Через всю жизнь проходит мое призывание, иногда совершенно краткое, Его Имени. Но Церковь я знал более внешне, чем внутренне, и жил в юности своей не по-христиански, не дышал Божией правдой, а миром и его интересами. Моя вера была, как это я теперь могу понять, верой в то, что Господь Бог существует в Своем духовном мире и там принимает наши к Нему молитвы; а здесь на земле идет своя земная естественная, в своих мирских отношениях жизнь и что естественно здесь жить по-мирскому, как все. Я не понимал тогда, что так называемая естественная жизнь человека во многом не естественна и даже противо-естественна и, в сущности, совсем даже и не жизнь. И то, что подлинно естественной можно назвать лишь жизнь благодатную. Я жил естественной мирской жизнью, впрочем, не без идеалов человеческих. Наибольшим из увлечений мира было увлечение литературой, поэзией, служением слову человеческому, во имя свое и во имя этого слова, а не во имя Божие. Таинственно, непостижимо выявлялась передо мной и во мне вся жизнь более глубокая и прекрасная, чем та, которую мог видеть мой взор в человеческой самой утонченной культуре. Никаких разочарований в жизни у меня не было. Господь меня привлек к Себе только одной Любовью. В свете ее побледнела и исчезла всякая иная любовь. Во внешнем мире все благоприятствовало мне и открывало свои перспективы. Но Господь стал открывать моим внутренним очам Свой небесный и земной мир, и очи мои стали открываться к видениям и постижениям духа. «Сокровенный сердца человек», о котором говорит апостол Петр, в нетленной красоте своей оказался для меня гораздо значительнее всех ценностей и всех радостей земли. Теперь я понимаю, что это было ПРИЗВАНИЕ, призыв воли моей на служение воле Божией. Я связывался любящей Рукой Небесного Отца, она освобождала меня от неистинной моей жизни. Трудно говорить о тайне этой. Ряд книг ответил в это время на мою духовную жажду. Кроме Евангелия, творения Исаака Сирина, Симеона Нового Богослова, Иоанна Лествичника, Петра Дамаскина, — эти книги ввели меня во внутренний строй Церкви. Я полюбил сущность Церкви, ее мудрость, ее единство во всех народах, культурах и веках, несмотря на многие ее формы. К Слову Божию у меня появилось в это время глубокое личное чувство: я понял, что Евангелие не есть только идеальная истина для всего мира, но и личное, всякий раз неповторимое слово, письмо Бога ко всякому человеку в мире, письмо прочитываемое человеком лишь в меру его духовного сознания.
После трех лет жизни и работы в университете старинного бельгийского города Лувена, пройдя курс исторического отделения философско-словесного факультета, я всецело занялся художественной литературой, о чем кратко сказал в прошлой беседе. В это время, ранней весной 1926 года, в Бельгии, я был призван к монашеству и 23 августа (стар. стиля) 1926 года, в день своего исполнившегося 24-летия, на рассвете, я был пострижен в одной из церковок-параклисов Пантелеймоновского монастыря на Афонской Горе. И наречено было мне имя — Иоанн. С Афона я уехал в новую жизнь в новой одежде. Далее следовало учение в Свято-Сергиевской духовной Академии в Париже и рукоположение меня митрополитом Евлогием во иеродьякона, начало предстояния Божиему Престолу. Потом я поехал в Югославию по вызову моего старца, епископа Вениамина, недавно скончавшегося в Псково-Печерском монастыре. Рукоположение в священный сан и законоучительство, преподавание на Пастырских курсах и первое 4-летнее пастырство, настоятельство в русском приходе в Белой Церкви, недалеко от Белграда. После 4-летнего служения в Югославии, был у меня недолгий пастырский труд во Франции. И в начале 1932 года, за год до нацизма, я получил назначение в Берлин. Там и протекла главная часть моего европейского пастырского служения с 1932 по 1945 год.
Мой берлинский приход св. кн. Владимира был не только местом моей приходской работы, но опять стал центром работы печатной, миссионерской и благовестнической. За эти годы пришлось издать много книг и посетить все, кроме Албании, страны Европы со словом благовествования людям русского рассеяния. Особенно утешительными и плодотворными были мои лекционные поездки в Латвию, Эстонию и Финляндию, где оставалось коренное русское население. Оттуда с пограничной вышки, около древнего Изборска, я видел русские поля. Не думалось тогда, в начале 30-х годов, что через 10 лет придется встретить тысячи русских людей в своей берлинской церкви. Но пришли и эти незабываемые годы встречи с русским народом. Мы увидели, что, несмотря на отпадение многих, Русь остается такой же, какой была тысячелетие, — крещенной, к Богу стремящейся, веру в сердце носящей… Бессильными оказались попытки воинствующего неверия ответить на духовную алчбу русского народа. Хотя я не был допускаем германскими властями в бесчисленные лагеря «рабочих с Востока», как их называли там, — а так хотелось именно туда прийти со словом поддержки и утешения, — но сами они, эти русские люди с голубым значком «OST» («восток», молодые, старые, когда только могли, иногда, перелезая через ограду лагеря, устремлялись в наши церковки, затерянные среди недружелюбного и холодного города, оглушаемые воем сирен и апокалиптическим громом разрывающихся бомб. В январе 1943 года, после обыска у меня, гестапо реквизировало мой склад Библий, Евангелия и духовных книг. Я был лишен права передвижения.
Жизнь в Берлине. Жизнь в Берлине многое открыла опыту моего пастырства и человечества. Я видел, как воздвигалась одна из больших человеческих вавилонских башен лжекультуры, как возносилась гордыня одного человека и одного народа над всем миром и человечеством, как укреплялась она попранием Божеских непреложных законов человечности и провозглашала войну против Слова Божия и как со страшной силой она, гордыня эта, низринулась в бездну. «И один сильный ангел взял камень, подобный большому жернову, и поверг в море, говоря: с таким стремлением повержен будет Вавилон, град великий» Откр 18.
Это все я видел своими глазами и вместе со многими прошел через сень смертную, через ежедневно-еженощное умирание. Видел чудесные пути спасения своего и многих людей, спасения духовного и физического, и путь преображения человеческих жизней. Видел и знаю, что правда Христова единый хозяин мира, а все остальные — лишь временные его правители.
