Мой путь к Богу и в Церковь
Свидетельство
Мой путь к Богу оказался коротким, а в Церковь — длинным. Отец мой участвовал в так называемой Финской кампании, и как только началась Великая отечественная война, 26 июня 1941 г. был отправлен на Ленинградский фронт. Все, что получила моя мама от непродолжительной совместной семейной жизни, — это двух сыновей. В день отправки отца на фронт на руках у нее остались мой полуторамесячный брат и я в возрасте четырех лет.
Не прошло и года, как письма с фронта прекратились. На запрос, посланный командиру, мы получили ответ, что отец наш тяжело ранен и отправлен в госпиталь, был указан номер госпиталя. Из госпиталя же нам сообщили, что такой не поступал. Так мы стали считаться детьми пропавшего без вести военнослужащего и получали положенное пособие.
Вот тогда-то моя верующая мама с помощью родственницы, которая стала моей крестной матерью, с большим трудом нашла странствующего бывшего священнослужителя и дома, тайно от властей, нас крестили. Так я и мой брат в раннем возрасте стали крещеными. Плохо это или хорошо? Я считаю, что хорошо. Какие бы перипетии в жизни ни происходили, в моем сознании всегда было, что я крещен, т. е. Богов. Жаль, что имени священника мы не сохранили в памяти. Но в те времена, по всей вероятности, его было и вслух-то произносить нельзя: дети бы проговорились, кто-то бы донес, а о последствиях доноса лучше и не предполагать. Но в душе сохранилась теплая благодарность. Сколько их, верных призванию, гонимых, в лишениях странствовало по Руси! Неблагодарная наша память должна восстановить их имена.
Жизнь была трудной. Матери, чтобы прокормить и одеть нас, нужно было зарабатывать на двух работах. Но как бы ни было тяжело, Божье милосердие всегда было с нами.
После окончания войны открыли церковь, и мама стала водить нас на исповедь и причастие. Но другая рука — рука власти — сводила нас в октябрятские звездочки и пионерские отряды. С песней «мы — орлята, мы — счастливые ребята нашей солнечной страны!» и подобными ей мы все дальше и дальше отходили от Создателя. Как печальны сейчас эти, на первый взгляд задорные и жизнерадостные строки: «Мы идем, как следопыты, все пути для нас открыты, все дороги нам видны»!
Мы получали светское образование. Откуда нам, неподготовленным, было знать, что в этом образовании — только часть, хотя и важная, но не главная? То, что было открыто Богом и выстрадано людьми, — десять заповедей Божьих и девять заповедей блаженства, — было отнято у нас, как будто бы этого и не было. Церкви разрушены, закрыты, приспособлены под непотребные места… В нашем городе был огромный пятиглавый Преображенский храм — теперь дом культуры. Сколько пьянок, драк, других неприглядных действий совершено в нем! Святое место сделали вертепом разбойников. А рядом стоявший Троицкий собор был просто взорван. Господи, прости нас, грешных!
Я стал учителем математики и воспитателем молодежи. С уверенностью в своей правоте продолжал ложь. Во всех учебниках провозглашалось, что естествоиспытатели своими открытиями доказывали, что Бога нет. Только на склоне лет я узнал, что большинство из них были глубоко верующими людьми. Бог открывал им тайны природы, Свою силу и давал ее нам. А нам — все мало, мало. Вот вам! Кулоновы силы электричества в 1039 раз больше гравитационных. Разве сравнить их с применением катков и наклонной плоскости для построения чуда света — пирамид Хеопса? Ядерные силы еще мощнее. А термоядерная реакция — это энергия, бушующая на Солнце — она ласково греет нас, но раскаляет планеты, которые ближе к Солнцу, чем Земля, — там жизни нет! А дальше от Солнца — Марс и другие планеты, там тоже нет жизни: холодно. Мы на Земле находимся в оазисе Создателя. Никакое чудо из чудес не сравнится с чудом жизни на Земле!
Основная «трудовая деятельность» моя закончена, я пенсионер. Что я могу сказать теперь? В основе воспитания подрастающего поколения не было краеугольного камня, вместо него — красивая ложь. Да, моральный кодекс строителя коммунизма — это красивое произведение человеческого ума, и там действительно записаны моральные нормы, выработанные человечеством, — быть честным, справедливым, хорошим товарищем, другом — что еще надо? Но там нет главного: Я Господь, Бог твой… Да не будет у тебя других богов…
Моральный кодекс красивыми, льстивыми и лицемерными словами отрывал нас от Бога, и получался карточный домик без основания, который, когда наперла на него вода, тотчас обрушился; и разрушение дома сего было великое
(Лк 6: 49). Во главу угла в нем был поставлен человек с его первым, смертным грехом — гордостью, и воспитан он был идти по побуждению сердца человеческого. Заманчиво было сказано: всестороннее развитие личности. А предупреждение Спасителя: Извнутрь, из сердца человеческого, исходят злые помыслы, прелюбодеяния, любодеяния, убийства, кражи, лихоимство, злоба, коварство, непотребство, завистливое око, богохульство, гордость, безумство
(Мк 7: 21, 22), — было скрыто от нас. Храмы разрушены, духовные книги сожжены и выброшены на свалку. Грех, который устроители жизни разными путями пытались удержать в клетке (а в лагерях и тюрьмах сидели миллионы — справедливо и несправедливо), при объявлении так называемой свободы в полных своих красках вырвался на волю. Божки и идолы, к которым присох человек, овладели им. Коррупция власти, разбои, насилие, убийства, бессмысленные войны, смута, вместо любви любодеяния — вот что мы получили в наследие за то, что жили без компаса, без руля и без ветрил. К такому выводу я пришел (а правильнее — Бог меня привел) на основе жизненного опыта — моего и моих сверстников, родителей, прародителей.
Моя трудовая и так называемая общественная деятельность по Божьему благоволению шла довольно спокойно, как говорят, «поступательно». Учитель сельской школы, секретарь колхозной комсомольской организации, счастливая женитьба, переезд в родной город: школа, председатель профсоюзной организации, вступление в партию, секретарь партийной организации, выдвижение — инструктор райкома партии по парторганизациям учебных заведений. И непрестанная учеба. Широка дорога, просторен путь. Но куда? Оглядываясь назад, я понимаю — ничего не бывает без пользы. Бог понемногу, постепенно вразумлял меня. Я стал чаще задумываться о смысле жизни. Видел многие трагедии: самоубийства детей, жизнь опустившихся людей. Справедливости ради нужно сказать, что такие случаи в тот период по крайней мере расследовались властями, изучались и принимались какие-то, пусть и незначительные, меры. Со стороны я видел притеснения верующих, но Бог уберег меня от непосредственного участия в них. Я знал, что факты крещений, отпеваний регистрировались, и с теми, кто совершал церковные обряды, в парторганизациях проводилась «работа». Для «рядовых тружеников» это оставалось без больших последствий, но если попадались «руководящие работники», для них дальнейшее продвижение могло оказаться закрытым. Нечего удивляться, что в высших эшелонах власти оказались хотя и способные, но высокомерные, надменные люди. Они первыми и попрали те нормы, которые сами же ранее провозглашали, оказались предателями.
Было гонение и на меня. В нашем доме уважали веру родителей, и не были сняты иконы. Родители регулярно посещали церковь. Дом наш был открыт для людей, и родители, и мы с открытым сердцем и душой принимали гостей. И вот один из них пожаловался в обком партии: как это в кадры взяли человека из такой семьи? К моему счастью, а лучше сказать — по Божьему благоволению, в этом его «сочинении» был явный перебор, а жалобы тогда проверялись скрупулезно. Мой тесть, например, был назван там членом церковного совета, а он в совете не состоял. По положению жалобщика, такие вещи нужно было знать точно. Кроме того, я жил в доме тестя и мог выдвинуть условие: дайте квартиру — и в моем доме не будет икон. С квартирами же всегда было туго, а моя «партийно-производственная характеристика» была положительной, и разбор жалобы оказался для меня без видимых последствий, мне даже официально не сообщили о ней. Но так устроил Бог, что жалобы проверял первый атеист области — мой преподаватель истории КПСС, научного коммунизма и философии марксизма-ленинизма, который очень хорошо знал и меня, и жалобщика. Честный и справедливый человек остается им и в среде несправедливости: он по-отцовски пожурил жалобщика, а меня, на всякий случай, предупредил. Я в то время еще не знал Евангелия, но как я благодарен Богу за то, что Он вразумил меня! Я никогда не подал вида, что знаю о жалобе, и продолжал приглашать, как и раньше, кляузника к семейному застолью, мы вместе пили вино, ели, веселились. Я не знал заповеди Спасителя о любви к ближнему и даже к врагу, но Он привел меня к ней.
Умер мой тесть, и его родственники обратились ко мне с просьбой отдать им принадлежавшую ему Библию — подарок их деда, сказав: «Она Вам не нужна, а для нас это семейная реликвия». Как это не нужна? Прежде чем отдать, я стал внимательно читать дореволюционный русский перевод. Очень долго я плохо понимал прочитанное. Первые, важнейшие и основополагающие страницы Книги Бытия, как и последующие, я воспринимал поверхностно — как былины и легенды, которые изучал еще в школе. Но я не отступал и продолжал читать. Слово Божье мне раскрылось, я стал прозревать и обнаружил, что в моих руках — кладезь мысли, истина, путь жизни. И тогда Библию я стал уже изучать. Бог не замедлил протянуть мне руку помощи, и в 1987 г., т. е. десять лет назад, моя двоюродная сестра неожиданно подарила мне Библию, и я шаг за шагом изучал ее несколько лет.
И вот началась «перестройка». В короткое время рушились прежние устои жизни людей. Для меня стали яснее причины происходящего. Закрылись партийные организации, а правильнее — они сами себя закрыли. Слепые вожди привели слепых в пропасть. Для всех открылись врата Церкви. Пришел в Церковь и я. (Боже, прости меня, по милосердию Твоему, что я, как трус, но и как ученики Твои, оказался малодушным за дверями Дома Твоего, когда Тебя гнали и попирали!)
Господь ведет тех, кто к Нему обратился, — я могу сказать это на своем примере. Слушая внимательно псалмы, молитвы, тексты Священного писания, я все глубже осознавал значение Дома Господня.
К сожалению, я поздно начал изучать то, что должен был знать с детства. Мне очень близки идеи воссоздания христианской семьи, христианской общины, как это было у первых христиан… «Как хорошо и как приятно жить братьям вместе!» Боже! Соедини нас, убежавших от Тебя и разбежавшихся друг от друга. Прости, спаси и помилуй. Благослови, Господи! Не оставь нас!
З.Ю.
Свидетельство
Насколько я знаю, все мои прародители, начиная с прапрапра-, имели крестьянские корни и были русскими православными людьми.
Мое рождение, как и рождение моих братьев, пришлось на «расстрельные» 30-е годы. Один мой дед, арестованный в 1933 году как «разлагатель колхоза», умер в тюрьме от дизентерии. Деда я никогда не видела.
Родилась я в 1939 году на Урале в г. Миассе Челябинской области. Меня не крестили, так как единственный сохранившийся храм при кладбище был закрыт. К тому же мои родители, крещеные до революции, взрослели уже при советской власти и к религии относились индифферентно. Мой отец, горнослужащий (геолог, горный мастер), работал в золотодобывающей отрасли. Моя мать, пока не родились мы, четверо детей, работала учительницей начальной школы и воспитательницей в детском саду.
В силу обстоятельств, связанных с работой отца, наша семья часто переезжала и жила в сельских местностях и на приисках на Южном Урале, где не было ни храмов, ни священников. Единственной истинно верующей христианкой в нашей семье была моя бабушка, но вера ее была скорее традиционной, чем осознанной. Бабушка была неграмотной, молилась по-своему, по-простонародному — о том, что придет в голову. Именно от нее я впервые услышала о Боге. На Рождество, Пасху, Троицу бабушка стряпала вкусные вещи. Нам, детям, это нравилось, но и только. Смысл этих праздников как-то не доходил до нашего сознания. К рассказам бабушки о рождении Христа, Его распятии и воскресении мы относились как к сказкам. Единственную в семье маленькую иконку Николая Угодника бабушка почему-то прятала и молилась на окошко.
В те времена существовало такое присловье: «Перевернуть Карлу-Марлу на пресвятую Богородицу». Это означало, что висевший днем в переднем углу портрет Карла Маркса вечером заменяли иконой Божьей Матери. В нашей семье портретов советских вождей не вешали — родители не были коммунистами, и все же они очень не одобряли, когда бабушка в их отсутствие (они были на работе) приводила в дом богомольных старушек.
На площади села до 30-х годов стоял храм, но его снесли — осталось ровное место. Однажды в село откуда-то приехал батюшка. Прибежала моя подружка (мне и ей было по семь-восемь) и позвала меня на площадь, где всех желающих батюшка собрался крестить — кропить святой водой и «мазать миром». Мне очень захотелось пойти туда, но нужен был один рубль — плата «за крещение». Рубля у меня не было, и я обратилась к моему отцу. Было воскресенье, и он был дома. «Глупости!» — сказал отец и не разрешил мне идти на площадь. Я нисколько не порицаю моего отца — таково было время.
Я расспрашивала о Боге бабушку, но в ответ слышала пугающие меня вещи о том, как наказывает Бог, и о мучениях грешников в аду. Я любила петь и танцевать, а бабушка невольно перепугала меня, рассказав о том, что слишком веселым людям в аду черти льют в глотку смолу и заставляют плясать на раскаленных гвоздях; и хоть грешников мучают черти, но в ад их посылает Бог. Или вот такой случай: в соседнем доме умерла от дифтерии трехлетняя девочка, с которой я любила играть. Старушки рассуждали, что девочку взял на небо Господь и что там она будет ангелом. Но я видела, как билась в рыданиях мать девочки, и не могла принять этой смерти «от злого боженьки».
В сельских местностях в большом ходу были различные суеверия. Дом, баня, огород, река, лес, болото были населены нечистой силой. Домовые, «суседки», лешие, русалки, черти — все это пугало мою неокрепшую детскую душу. Поэтому, когда уже учась в школе, я узнала от учительницы, что всего этого не существует и что Бога тоже нет, я успокоилась и в дальнейшем к религии относилась безразлично.
Пришло время — я стала пионеркой. Мне нравилось учиться (я была отличницей), участвовать в пионерских сборах, в школьной самодеятельности. Я верила, что моя родина — лучшая на свете, и ее ждет великое будущее, а я должна хорошо учиться, потом хорошо работать и быть достойным членом общества. Жили мы плохо, бедно. Наши родители трудились тяжело, получая при этом столь маленькую зарплату, что нашей семье, состоящей из семи человек, трудно было бы прокормиться, если бы не спасительный огород и домашний скот, забота о которых лежала целиком на бабушке, которая тянула домашнее хозяйство на своих плечах, вставая в пять часов утра, пока все еще спали. Но почему мы так жили, было понятно: недавно закончилась Великая война, а капиталисты опять грозят нам атомной бомбой. Мы должны быть готовы к защите своей Родины.
Пришло время — я стала комсомолкой. По характеру я была склонной к размышлениям и не стремилась к лидерству. Видимо, поэтому одноклассники никогда не выбирали меня комсоргом, чаще всего я была старостой класса. Ведь я была отличницей, и значит, куда-то надо было меня выбрать.
Я воспитывала себя на русской классике. Читать научилась в пять лет и всю жизнь дружила с книгой. Может быть, поэтому я стала терпимо относиться к верующим людям, считая, что вера в Бога — это личное дело каждого. Ведь многие русские писатели и ученые были глубоко верующими людьми.
В университете, где я училась, был факультатив по атеизму. Преподаватель рассказывал нам, студентам, об истории религии, о различных вероисповеданиях, о сектах. Именно рассказывал, а не клеймил и не порицал. Я впервые задумалась о личности Христа. Заодно отметила, что искусство, литература пронизаны библейскими сюжетами. Мне захотелось прочесть Библию, но ее невозможно было достать.
В те годы я вовсе не испытывала потребности верить в Бога. Я жила в гармонии сама с собой. Религию же я считала частью мировой человеческой культуры, и меня возмущало неуважительное отношение к храмам, иконам. Будучи студенткой, на педагогической практике в школе (я вела уроки химии) я отказалась вести среди школьников атеистическую пропаганду (моя наставница с педагогической кафедры рекомендовала нам, студентам, с помощью химических опытов наглядно «разоблачать поповские штучки», т. е. показывать, как плачут иконы, как на них сама собой может выступить кровь и т. п.). Помню, позднее, когда я уже работала, я однажды зашла в кинотеатр и увидела на стенде результаты атеистической пропаганды в некоей школе. Учительница с гордостью представляла работы своих учеников: перечеркнутые жирным черным крестом изображения храмов, прекрасный лик Сикстинской Мадонны с репродукции картины и какие-то богохульные стишки. Я возмутилась и написала в газету, ибо догадывалась, что учительница не сама все это придумала, а «получив установку сверху». Газета поддержала мой протест. Работы учеников немедленно сняли, а учительнице указали на недопустимость подобных методов воспитания.
Я рассказываю об этом не для того, чтобы подчеркнуть, какая я была хорошая. Моя реакция была вполне нормальной, как у всякого культурного человека. В существовании Бога я по-прежнему сомневалась. Пожалуй, я допускала, что в природе есть какие-то божественные силы. Безусловно, существуют Добро и Зло. Однако я с недоверием относилась к церкви, помня о крестовых походах, об инквизиции, о деяниях наших русских царей и князей (один Иван Грозный чего стоит!), да и просто из сказок и рассказов: «поп — толоконный лоб», анекдоты о монахах, рассказы бабушки о том, что в селе, где прошла ее молодость, батюшка был наипервейшим пьяницей. Однажды из любопытства я зашла в храм — просто хотела посмотреть на внутреннее устройство храма. Службы не было, но со всех сторон на меня зашипели старушки — не так вошла, не так встала, голова у меня не покрыта и юбка коротка (юбка была, между прочим, ниже колен).
И только живя в Москве, я почувствовала себя свободной от смущения и стала заходить в храмы послушать церковное пение. Когда умерли мои родители и другие близкие мне люди, у меня появилась потребность поставить в храме свечу и даже помолиться за души близких, но как мне, некрещеной, вести себя в храме, я не знала.
Я стала читать Библию, закон Божий, другую церковную литературу. Возникло множество вопросов, на которые самостоятельно я не могла ответить. Я вполне уверовала в земное существование Авраама, Моисея, пророков, Богородицы, Иисуса Христа, апостолов. Но мне сначала трудно было уверовать в то, что Иисус Христос не просто человек, но и Бог. Я стала размышлять: в каждом гении (в Пушкине, например) есть искра Божия, ведь иначе трудно объяснить появление на земле гения, рожденного от обыкновенных и грешных родителей. Христос — тоже гений, но в Нем уже не просто искра Божия — от Него исходит ослепительное божественное сияние, осенившее жизнь многих поколений людей на земле. Значит, Он не просто человек и гений — Он Бог.
В последнее время меня перестало удовлетворять состояние нашего общества. Появилось ощущение всеобщей гибели. Кажется, что все мы находимся в аду, только муки претерпеваем по-разному. В моей душе — хаос и дисгармония. Я думаю, как мне жить дальше. Я чувствую потребность покаяться в своих грехах, потребность очистить свою душу, помолиться за близких мне людей. Сейчас я нахожусь в пути к Богу и к Церкви, и еще не знаю, что из этого получится.
Л.К.
