Предисловие к публикации
Из многочисленных публикаций прессы 1905 года, посвященных вопросу церковной реформы (заметим, что это словосочетание произносилось в те времена с гораздо большей свободой, чем теперь), следовало, что возможность ее осуществления стояла в прямой зависимости от состава предполагавшегося собора.
Публикуемая ниже вторая записка 32-х столичных священников увидела свет спустя всего два месяца после первой (см. «Православная община», № 42, сс. 90–95). За это время в прессе появилось более 170 статей, посвященных теме собора, поэтому можно с полным основанием говорить о свершившемся в прессе «публицистическом соборе», в котором, учитывая высокий уровень свободы слова и интереса населения к вопросам жизни церкви, смогли высказаться и иерархи, и представители клира, и миряне. Нет худа без добра — нам никогда бы не узнать, на каком высоком уровне находилось профессиональное и мирянское богословие, если бы не взрыв, вызванный первым обращением 32-х священников. В отличие от этого неформального, предполагавшийся собор, как это к тому времени определилось в церковных верхах, должен был состоять только из одних епархиальных архиереев. И приводимая ниже статья излагает взгляды 32-х священников на то, каким должен быть состав собора, хотя заставило их написать ее четкое представление о том, каким он не должен быть.
Одним из сложившихся решений «публицистического собора» было признание того, что если предстоящий собор будет собором епископов, то он в лучшем случае закончится избранием патриарха. Причем и это было проблематично, поскольку даже в среде епископата было размежевание по этому вопросу.
О том, чем это грозило, писал, в частности, проф. Н. Никольский: «При новом порядке (имеется в виду порядок, установленный окрепшей благодаря введению патриаршества «партии монашествующих») можно предвидеть, что задачей богословской науки будет не разыскание истины, а служение аскетизму, что белое духовенство будет превращаться постепенно в поповство XVII века, невежественное и безгласное, и что общество еще более будет отделяться от церкви… Свобода нужна церкви — это бесспорно». Не правда ли, нарисованная проф. Никольским картина и чаянья, увы, нам слишком знакомы? И в этом нет ничего удивительного, поскольку практически все решения Собора, кроме одного, именно, введения патриаршества, на деле так и остались на успевшей уже пожелтеть бумаге.
К вопросу состава собора очень близко примыкала идея выборности и выборного начала в православии. Напомнив церкви о выборном начале, как характерной особенности не только апостольской и раннехристианской церкви, но и российской церкви, белое духовенство в лице 32-х священников утвердило альтернативу, «второй путь», по которому могла бы пойти наша церковь — путь оживления ее организма, вливания в него новых, молодых сил. Этот путь лежал через возвращение ей духа общинности.
Во втором обращении 32-х священников мы читаем, что собор, включающий и слышащий, наряду с епископами, пресвитеров и мирян, есть «неизбежная необходимость». И надо сказать, что церковь начала века признала это, и собрав собор на основе выборности, и приняв решения, большинство из которых было сформулировано 32-мя священниками. Остается только пожалеть, что произошло это слишком поздно и ушло вместе с начавшейся почти одновременно с Собором революцией.
Еще один урок дают нам 32 священника. Они предупреждают, что иерархия, не являющаяся «выразителем голоса своей паствы», может стать причиной «очень опасного» раскола. Как это узнаваемо и верно! Надо однако признать, что этот раскол в скрытой, латентной форме жил в нашей церкви скорее всего с тех времен, когда церковные соборы перестали быть церковными в самом изначальном значении этого слова, а это приводит нас к очень убедительной тавтологии — когда соборы перестали быть соборными. Этот раскол жил в нашей церкви весьма реально и переходил из одного ее органа в другой, как постоянно действующая болезнь — «паралич», по диагнозу Достоевского. Это определение, которое, наверное, сотни раз было повторено в публикациях по поводу предполагавшихся реформ церкви, выражало жизненную потенцию тогдашней, по нашим понятиям довольно благополучной, церкви.
Уроки истории, и в особенности церковной, — очень дорогостоящее богатство. Мы знаем, как опыт живой части нашей церкви, наше богословское достояние, был использован Католической церковью на Втором ватиканском соборе. Опыт жизни церкви, который суммирован в послании 32-х священников и в статье проф. В. Завитневича, публикуемой в настоящем сборнике, где он напоминает, что «основной стихией церковной жизни является свобода», и поэтому восстановление соборности невозможно без обретения и другого основания церковной жизни — личностности, без признания ее, личности, «безотносительного достоинства», — этот опыт не может быть забыт и должен послужить еще нашей современной церкви.
