Переписка клириков Свято-Сретенского храма Херсонской епархии с митрополитом Киевским и всея Украины Владимиром
От редакции
Проблемы, стоящие сейчас перед православием в области богослужебного языка, полноты участия прихожан в богослужении и т. д., вообще — в открытости современным людям, ищущим (пусть непоследовательно) Бога и Церковь, очень серьезны. Уповать на то, что все они разрешатся сами собой, естественно, не приходится: известна позиция «охранителей православия», видящих ересь в любом непривычном для них слове или действии. Но опасна и «обратная» позиция, когда нужное и полезное вводится в церковную практику или без достаточной опоры на Предание, или без поддержки и корректировки других заинтересованных в том же приходов и отдельных христиан, или — с некоторым вызовом и обличением тех, кто даже «по должности» не имеет права на принятие однозначных и мгновенных решений.
Вышеприведенные материалы публикуются как пример ситуации, о которой говорил в феврале 1994 г. на конференции «Православие и обновленчество» проф. Московской духовной академии А.И. Осипов: «Если чайник запаять и потом нагревать, понятно, что будет». Многое в конфликте, описанном в этих текстах, объяснимо именно наличием такой ситуации. И все же — самим доводить ее до крайности, вставать в прямую оппозицию представителям церковной иерархии (тем более, признающим искренность священника и его желание помочь Церкви — см. письмо архиеп. Феодосия) — дело вряд ли плодотворное и перспективное.
Будем надеяться, что у обеих сторон хватит терпения, мудрости и Любви, чтобы хромлющее не совратилось, а лучше исправилось
(Евр 12: 13). В Церкви, основанной на Любви, не должно быть «победившей стороны». Победить во всех может лишь Иисус Христос — Ника — единый Победитель смерти и ада.
Письмо митрополиту Киевскому и всея Украины Владимиру
Ваше Блаженство, досточтимый Владыка Митрополит Владимир!
После долгих колебаний решил написать Вам это пространное письмо. Учитывая Вашу занятость, думаю, что читать его не к спеху, а если много срочных дел, то, может, стоит отложить прочтение и на совершенно неограниченное время. Эти строки — плод моего опыта служения приходским священником в церкви. И мне хотелось им с Вами поделиться не как с главой церкви, а как с простым человеком-христианином. Цель моего письма только одна — попытаться стать понятым. Достичь понимания не столько для себя как индивидуальности, сколько себя как представителя молодого поколения христиан.
Почему именно Вам я адресовал это письмо? Первое, — когда я беседовал с Вами — брал интервью для газеты «Христианин Таврии» (это был небольшой по времени разговор), я почувствовал нечто такое, что сложно объяснить, — некое ощущение, которое я до сих пор помню. Это «нечто» заставляло к Вам относиться с особым уважением. Во-вторых, Вы — предстоятель церкви, и от совершенства Вашей информированности будет многое зависеть в благоустройстве Тела Христова на земле.
Немного о себе. Я — священник Иоанн, настоятель храма Сретения Господня в г. Херсоне. Родился и был воспитан в семье протоиерея Петра Замараева, которого чту как отца по плоти и по духу, который полностью, без остатка, посвятил себя Богу и Церкви. После учебы в светских учебных заведениях я поступил и окончил Одесскую духовную семинарию и Ленинградскую духовную академию. Затем покойным блаженной памяти высокопреосвященнейшим митрополитом Одесским и Херсонским Сергием (Петровым) рукоположен сначала во диакона, а затем и в сан священника и назначен настоятелем в Свято-Сретенскую церковь, где и служу по сей день.
… 10 лет служения моего в этом храме проходило на фоне искреннего старания стяжать добрые отношения с представителями церковной иерархии и постоянных в этом неудач. Наверняка в чем-то и я виноват, а может быть, по неведению, и во всем виноват, но совесть меня не обличает…
Поскольку община нашего храма, когда я только приступил к служению в нем, состояла из нескольких старушек, первое, с чего я начал, — это посещение различных светских учреждений и проведение бесед о христианстве и Церкви. Тогда это уже светскими властями позволялось. Учитывая то, что я с юности посвятил себя диалогу с неверующими и к этому времени у меня был уже достаточно большой опыт, мне это было нетрудно и в удовольствие. Разумеется, после подобных мероприятий приходили в церковь единицы, а отнюдь не толпы людей, но и это для меня было важно. Да я и не ставил перед собой невыполнимой цели: после беседы все как один — в храм. Главное, всем нравилось, вроде бы все были довольны.
Довольны, да не все. Моя активность в проповеди была отмечена тогдашним секретарем митрополита протоиереем Михаилом Гаркушенко. Он вызвал меня «на ковер», отчитал меня за «самовольные» (без согласования с ним) лекции и запретил впредь без особого благословения любые выступления в общественных местах. Мне было не совсем понятно, зачем каждый раз согласовывать с ним то, что я обязан делать даже не как священник, а просто как христианин, но, как у нас говорят, «послушание выше поста и молитвы» (не знаю, правда, откуда эти слова — у святых отцов не встречал). Ладно — «простите, благословите, больше не повторится». И в дальнейшем, когда меня приглашали благовествовать в школу или библиотеку, в институт или на фабрику, я просил руководство этих заведений ходатайствовать о разрешении мне выступать непосредственно у секретаря епархии. Отец Михаил, по непонятным для меня причинам, старался благословить на лекцию какого-либо другого священника.
Я далек от мысли считать себя более достойным или умным. Конечно, каждый человек в чем-то уникален и несомненно обладает иными качествами в большей степени, чем его ближний, но, думаю, несомненно и то, что не каждый человек может на достаточно высоком уровне проводить публичные беседы.
Город Херсон, как у нас говорят, — большое село, и поэтому не совсем удачные выступления других священников стали общеизвестными. Поэтому многие руководители организаций стали обращаться с приглашениями ко мне лично. Отец секретарь — против, люди — упрашивают, я после колебаний — соглашаюсь: «ковер», оправдания, конфликт… С этого и начинается история развития дефицита любви к духовному начальству.
Особенно напряженной, помню, была ссора после моего выступления на телевидении. Дело в том, что я получил устное благословение отца секретаря на телепередачу по местному телеканалу, но выход передачи затянулся более, чем на три месяца, а к тому времени отец Михаил забыл о своем благословении и, когда увидел меня на экране своего телевизора, пришел в бешенство. Бегал по двору кафедрального собора и, встречая любого, даже не имеющего непосредственного отношения к данной ситуации человека, в исступлении выплескивал свой гнев. Несдобровать бы мне, если бы не мои перед ним «заслуги» — составлял епархиальные отчеты, писал статьи, готовил для него выступления. Долго серчал он на меня, но потом остыл. Нельзя сказать, чтобы надолго. Открыл при храме духовные школы для взрослых и детей — «почему без благословения?», выехал с общиной на природу — «почему без разрешения?» и т. д. и т. д.
После внезапной кончины приснопамятного владыки митрополита Сергия на Одесско-Херсонскую кафедру был назначен митрополит Леонтий. К этому времени я уже был готов к реализации некоторых проектов относительно евангелизации и воцерковления, поэтому 8 ноября 1990 года я направил владыке пространное прошение, выдержки из которого я хочу привести ниже.
«… Многие поселки, села и районы нашей области не имеют действующих храмов. В кратчайшие сроки открыть их повсеместно не представляется возможным. На мой взгляд, целесообразно иметь переносной престол и св. антиминс с тем, чтобы иметь возможность совершать богослужения как в подходящих помещениях, так и под открытым небом в тех районах, где люди более всего в этом нуждаются…» (При нашем храме уже тогда был большой автобус). Далее я просил владыку Леонтия благословить на этот труд меня, а в наш храм дать второго священника. Затем следовало еще несколько пунктов прошения:
«Прошу благословения Вашего Высокопреосвященства организовать при нашем храме бюро паломничества и экскурсий по храмам Херсонской области. Кадры для проведения экскурсий, для ознакомления с историей святыни нашего края имеются среди глубоковерующих и образованных прихожан нашего храма…»
«Прошу Вашего благословения организовать копировальный цех для размножения религиозной литературы. Параллельно имеет смысл держать переплетную мастерскую… Доходы от печати будут перечисляться в епархиальную казну…»
«Много людей болящих, страждущих, прикованных к одру болезни, которые лишены посещения храма и участия в богослужениях. Я консультировался с представителями местных гражданских властей и получил предварительное «добро» на установку радиостанции, транслирующей на коротких волнах богослужения и проповеди. Если Ваше Высокопреосвященство благословит, я продолжу настаивать на разрешении этого предприятия».
Вскоре, к моей великой радости, канцелярия Одесско-Херсонского управления письменно сообщила мне о резолюции митрополита: «9.11.90 г. Дорогой о. Иоанн! Божие Вам благословение и мое на благое дело. Приступайте неленостно трудиться на благо Церкви Христовой и народа Божьего. Митрополит Леонтий.» Вскоре на служение в наш храм был назначен и мой отец, протоиерей Петр.
Жизнь закипела. Мной был взят солидный денежный кредит, приобретено оборудование, заключены договора для наладки аппаратуры, приняты рабочие. Начали совершаться выездные богослужения. И все это было бы, как никогда, замечательно, если бы не человеческая зависть. Есть у нас в Херсоне два священника — настоятели храмов, болезненно относящихся к любому успеху ближнего (не хочу называть их имена). Они стали внушать архиерею мысль о том, что я — человек коммерческий, стяжательный, жадный, и вся моя деятельность сводится к стремлению обогатиться.
Мне это было очень обидно слышать, потому что материальные блага никогда не были у меня на первом месте. И по сей день у меня нет ни своего дома, ни своей квартиры, и родители мои не имеют ни метра жилплощади. Живем в церковном домике с обвалившимся потолком и надеемся отремонтировать его по завершении строительства купола и колокольни храма.
И все же ложь почему-то всегда правдоподобней. По прошествии некоторого времени, когда уже готовы были сойти с конвейера первые молитвословы, я получаю распоряжение митрополита Леонтия, теперь уже Херсонского и Таврического, от 6 апреля 1991 года: «Настоящим распоряжением отменяется, полностью аннулируется прежняя наша резолюция о благословении на организацию походной церкви и сопутствующих мероприятий». А 19 апреля 1991 года был разослан отцам-настоятелям циркуляр: «… В случае, если настоятель Свято-Сретенской церкви г. Херсона священник Иоанн Замараев лично сам или через своих людей будет предлагать какую-либо духовную литературу, то ни в коем случае нет благословения приобретать таковую». Хочу здесь сказать, что до этих санкций с моей стороны не было ни одной попытки распространять книги, минуя епархию.
С ознобом вспоминаю свои ощущения в те дни. Начатое дело, кредит, обязательства перед рабочими, наладчиками, партнерами. Но это вопросы внешние. Главное, — мне было не понять, почему люди должны испытывать дефицит в религиозной литературе, особенно редкой, не печатающейся большими тиражами? С этим я уже был не согласен по существу.
Это был переломный момент в моем чинопочитании. Именно с этого дня я решился руководствоваться не распоряжениями, а голосом совести.
Несмотря на запрет, я начал печатать литературу, распространять ее. Чуть позже я открыл в центре города маленький магазинчик «Христианская книга».
События продолжали развиваться. Митрополит Леонтий, видя мое непослушание, с целью физически ограничить возможности моей деятельности в начале страстной седмицы того же 1991 года переводит моего отца в Свято-Духовский собор. Я остаюсь один и, понятно, не в состоянии справиться с совершением богослужений в храме и на выезде, требоисполнением и управлением производством. Действительно, перевод протоиерея Петра был сокрушительным аргументом против меня, и, по всей видимости, этим все мои фантазии должны были закончиться. Я был в глубокой скорби, делился своей печалью с Богом. Как сейчас помню, был вечер среды Страстной седмицы. Я сидел дома в своем кабинете за письменным столом. Зазвонил телефон. На линии — Ставрополь. Звонит священник Михаил Пшеничный. К этому времени у него назрели не менее острые проблемы, чем у меня, хотя и в другой плоскости…
… Отца Михаила я знал по учебе в Ленинградской духовной академии. Позже мы стали родственниками: наши супруги — родные сестры. После окончания Ленинградской духовной школы отец Михаил был направлен на родину в Ставрополье, в родительский дом. Михаил — человек трудолюбивый, добросовестный, неконфликтный, покладистый, пользовался любовью и уважением паствы и начальства. И никаких недоразумений с его характером никогда и не случилось бы, если бы не следующее обстоятельство.
Его супруга — матушка Светлана — человек слабого здоровья, очень больна сердцем. Часты опасные для жизни приступы сердечной болезни. Это усугубляется еще и своеобразным горным климатом Ставрополья, который был противопоказан ей для жизни (сама она родилась и выросла в Петербурге), и доктора настаивали на необходимости переезда семейства в другую местность с более подходящим климатом. Отец Михаил стал просить митрополита Ставропольского Гедеона дать ему отпускную грамоту. Намеревались они переехать в Ленинград, так как этот город — родина матушки Светланы. Владыка отказал. Шло время. Свете было все хуже и хуже. Михаил неоднократно пытался объяснить серьезность положения, подавал владыке прошения, но митрополит отвечал полным равнодушием к здоровью Светланы. Время шло, и самочувствие матушки стало угрожать ее жизни. К описываемому времени она уже слегла в постель, и конечности ее стали остывать. Супруг метался беспомощно, не зная, что делать, и, наконец, пришла ему мысль позвонить к нам в Херсон. Как уже было сказано выше, это был вечер среды Страстной седмицы.
События развивались быстро. Я уговорил отца Михаила подать рапорт митрополиту Гедеону и, не дожидаясь ответа, выезжать с болящей к нам в Херсон. Он так и поступил. И богослужение Великой Субботы мы служили уже вместе.
В этот же день митрополит Гедеон отправляет Леонтию телеграмму, в которой пишет, что «за непослушание и глумление над Святой Церковью» он запрещает о. Михаила в служении. Поэтому, когда отец Михаил приходит к нашему митрополиту, тот его не принимает и отсылает назад в Ставрополь. Возвращаться, понятно, нельзя, и, в результате, вполне добропорядочный священник с больной супругой и двумя малыми детьми остается на улице.
Для меня и нашей церковной общины это было детонатором уже давно готового взорваться возмущения и протеста. Это, наверное, было приблизительно тем же самым, когда в XVI веке в Виттенбергский храм прибыл монах из Рима с индульгенциями. Я принимаю решение никак не реагировать на прещения священноначалия. Во мне и в тех людях, которые меня окружали, была твердая вера, что не могут быть действительными санкции архиерея, который поступает не только вопреки христианской нравственности, но и попирает все общечеловеческие нормы морали.
Отец Михаил начинает служение в нашем храме, и, таким образом, решается его семейная проблема и моя церковная. В нашем храме вновь два священника.
Далее я получаю указ о запрещении меня в священнослужении, а также следует назначение в наш храм нового настоятеля — протоиерея Михаила Гаркушенко. Началась открытая конфронтация. Наша община его не принимает. Нужно сказать, что к тому времени наш храм стало посещать много молодых, инициативных, энергичных людей. Причем, таковых было уже более 200 человек, поэтому силой захватить храм сторонникам епархиальных властей не удалось.
В ближайшее воскресенье было проведено общее собрание общины, на котором присутствовал в качестве представителя епархии тот же отец Гаркушенко, от светских властей — В.Н. Панченко, уполномоченный по делам религий. На этом собрании была выплеснута буря негодования о случившемся. И, как результат собрания, было решено внести изменения в Устав общины, а именно: постановили, что впредь все распоряжения вышестоящих церковных властей считать вступившими в силу только после принятия их всей приходской общиной на общем собрании.
Немногим позже был выработан Устав, принят общиной и утвержден исполкомом. С тех пор началась спокойная, благостная, творческая жизнь общины. Проклятия в мой адрес, в адрес моей семьи и окружения, гласно произносимые в алтаре митрополитом Леонтием, не действовали, а если и действовали, то на него самого — вскоре он умер, а с ним — и все прещения.
… Приход на Херсонскую кафедру епископа Илариона (в миру Романа Шукало) был для меня весьма обнадеживающим. Мы вместе поступали и учились в Одесской духовной семинарии и были в хороших отношениях. Но дело не в этом. Несмотря на проблемы взаимоотношения его как епископа с нашей общиной, которых тоже было достаточно, сейчас я уже могу с уверенностью сказать, что, насколько я знаю украинский епископат, Иларион — один из самых лучших владык. Его отличают здравомыслие, простота взаимоотношений, большая работоспособность. Есть, как и у всякого человека, недостатки, но говорить о них здесь вряд ли уместно. Корень проблемы в том общеправославном духе жесткой косности, который сформировался у нас уже много столетий назад. «Держать и не пущать», шаг вправо, шаг влево — провокация. «Что ты творишь! В каком храме ты это видел? Хоть в одном храме Украины это есть?.. Почему без благословения?.. Я не благословляю».
«Благословляю», «Не благословляю» — этот принцип взаимоотношения между священником и епископом вообще мне непонятен.
Епископ (греч. episkopos) — это надзиратель, блюститель, в данном случае, вероучения и нравственности. Насколько нас учили в духовных школах, епископ наделен исполнительной властью. Законодательная власть принадлежит только собору, на котором принимаются правила, каноны, регламентирующие церковную жизнь. Если правила церковные предписывают поступать так-то и так-то, как может епископ это запретить, или же, наоборот, если закон запрещает что-либо, как архиерей может благословить? Другое дело, если я нарушил закон — функция епископа как надзирателя выявить преступление и наказать виновного. Есть анекдот: у католиков — что нельзя, то нельзя; у протестантов — что можно, то можно; у неверующих — что нельзя, то можно; у православных — что можно, то нельзя. Разве не основной принцип любого права — «что не запрещено — то разрешено»?
Совсем недавно произошел с моим одноклассником по ЛДА протоиереем Александром Михайленко (служит настоятелем в г. Бориславе Херсонской области) одновременно и смешной, и плачевный случай. Решив отдохнуть и получив у владыки Илариона письменное разрешение на отпуск с правом выезда за пределы епархии, отец Александр часть отпуска посвятил паломничеству во святый град Иерусалим, желая поклониться Гробу Господню, что и осуществил. Вернувшись домой, он оказался в запрете за поездку в Иерусалим без благословения (!!!).
Буквально на днях актив нашей общины выехал на природу. Выезд состоялся в 7 часов утра в воскресенье (в храме богослужение проходило своим чередом). Заехали в лес, выбрали живописную поляну. Пение птиц, стрекотание кузнечиков. Тишина, аромат, солнышко, уют. Как мы все же истосковались по общению с природой! Здесь в наиболее подходящем месте мы поставили переносной престол с антиминсом, жертвенник, аналои с местными иконами. Совершили полным чином проскомидию, литургию. Почти все причастились Святых Христовых Таин. Затем трапеза, общение. К обеду поехали на море в Железный Порт. И там отдохнули, и к вечеру в добром здравии, с прекрасными впечатлениями возвратились в Херсон…
Что только не высказал архиепископ в мой адрес, квалифицируя совершение литургии под открытым небом не иначе, как кощунство, называя меня […] и торжественно обещая прислать указ о запрещении меня в служении!
Я не думаю, что владыка Иларион взъелся на меня, или же в словах и действиях его есть какая-то злонамеренность. Парадокс заключается в том, что будь на его месте другой епископ, скорее всего ситуация была бы аналогичной, если не более острой. По всей видимости, это недоразумение или недопонимание сути дела, неумение отличить форму от содержания…
Как я реагирую на эти и подобные вещи? Стараюсь никак не реагировать. Было искушение говорить об этом с амвона — выдержал. Зачем углублять трещину в отношениях с правящим епископом? Был в одно время соблазн использовать для критики страницы газеты «Христианин Таврии», которая содержится и редактируется общиной нашего храма, — не стал и этого делать, дабы не усиливать разделение.
Но, может быть, следовало просто не создавать предпосылки для недовольства, ничего не менять, никаких нововведений, не смущать других, быть таким послушным, как говорят, тише воды, ниже травы, пай-мальчиком: «простите, благословите» — и никаких печалей? Кстати говоря, очень многие из моих собратьев-священников старшего поколения так мне постоянно и советуют. Безусловно, последуй я подобным советам — все было бы в этом отношении в порядке: мир, тишина, никаких конфликтов, ссор, проблем.
Но без проблем не прожить. Так уж, наверное, Богу угодно. Вот в других храмах нашего города все тихо, спокойно — идиллия, никаких ссор с епископом, а людей нет. Вот и проблема. Приходят несколько старушек. А если молодой человек в храме, то или случайный захожий, или с отклонениями в психике. Разве это не проблема?
В нашем храме этот вопрос с Божией помощью решается. На сегодняшний день постоянных членов общины уже более трехсот человек. Более половины составляет молодежь. Актив общины (около пятидесяти человек) либо преподает, либо учится в духовной школе для взрослых, а также организует занятия в детской воскресной школе и в общенародной школе по изучению Библии. Актив общины также курирует детскую областную больницу. Там же находится часовня, в которой в определенные дни дежурит священник. Хотелось бы, конечно, охватить больше, успеть больше. Ведь вокруг нас всюду побелевшие нивы и множество жатвы. Но как ни странно, и то малое, что удается, совершается не благодаря епископу, а вопреки его воле, вопреки его противодействию. Здесь нужно пояснить.
Приход человека к Богу осуществляется посредством двух факторов:
1) евангелизации, т. е. проповеди, которую сейчас, как правило, произносит не проповедник, а случайный знакомый, родственник, сотрудник по работе, а иногда и сама жизнь с ее поворотами, катаклизмами, горем;
2) воцерковления — приобщения к жизни во Христе посредством Таинств Церкви, богослужения, соответствующего стиля жизни, обрядов и иных форм культуры исторического христианства.
С вопросом евангелизации все ясно — как бы она ни происходила, в конце концов, как ее следствие — человек приходит в храм. Может, конечно этот приход оказаться случайным, из любопытства, например, а потом оказаться судьбоносным. Но пришедший в первый раз в храм должен возжелать придти сюда еще и еще раз. Ему должно понравиться в храме, и он должен почувствовать пользу, удовлетворение тем, что происходит в храме. Храм, в конце концов, должен стать средоточием духовной жизни христианина. Должно произойти воцерковление. Но горе заключается в том, что этого-то как раз чаще всего и не происходит. Я уже не буду говорить о недоброжелательности завсегдатаев, которые норовят одернуть, упрекнуть пришедшего в храм за совершенно незначительные погрешности во внешнем этикете. Что видит и что слышит молодой человек, находящийся в православном молитвенном здании?
1) Невнятное чтение на совершенно непонятном языке.
2) В лучшем случае стройное пение также непонятного содержания.
3) Абсолютно непонятные священнодействия; наиболее значительные из них скрываются иконостасом.
Невнятность чтения можно исправить подбором чтецов и электронным усилением, что мы и осуществили, несмотря на «уход благодати из нашего храма», кой наблюдало старое поколение ревностных ортодоксов.
С переводом богослужебных текстов труднее. Имеющиеся переводы на русский язык непригодны — безграмотны и литературно бездарны. Переводим все заново.
В связи с этим вспоминается протоиерей Всеволод Страшевский, который, будучи в свое время секретарем митрополита по Херсонской области, стал читать Св. Евангелие в кафедральном Свято-Духовском соборе на русском языке. Это был приблизительно 1969 год. Донесли, и владыка наказал его епитимьей — на год земными поклонами в храме в каком-то большом количестве.
Весьма значительным событием в богослужебной жизни нашей общины стало открытие евхаристического канона, который впредь совершается гласно, и верующие могут сообща участвовать в молитве, которая по своей сути является литургической, т. е. общей, которую, кстати, по правилам церкви, единолично не имеет право совершать ни пресвитер, ни епископ. Это послужило возможностью для мирян более глубокого осмысления Таинства Таинств и благоговейного стремления к нему. Причащаются Св. Тела и Крови Христовых в нашем храме ежевоскресно абсолютное большинство прихожан.
Удалось преодолеть, на мой взгляд, абсурдное обыкновение совершать таинство исповеди в самый день причастия, когда перед литургией стоит толпа кающихся в надежде попасть к священнику на три минуты для диалога: «Грешна? — Да. — Каешься? — Да. — Господь и Бог наш Иисус Христос благодатию и щедротами Своего человеколюбия да простит ти чадо…» В нашем храме в любой день человек может придти на исповедь, а затем причащаться в течение месяца за любой литургией по желанию. Зато если какому-то человеку нужно уделить час или два часа для беседы, ему в этом отказано не будет.
Думаю, не стоит описывать реакцию архиерея на подобные изменения.
Вообще, наше «православное» сознание поражено многими идеями фикс. Но вот самая страшная, губительная идея, которая метастазами раковой опухоли пронизывает наш социальный организм, — это идея единообразия в диоцезе. «Везде должно все быть одинаково, а если что-либо преобразовывать, то общецерковным решением и всем вместе». Но это же практически невозможно. В таком громадном человеческом пространстве, как Церковь Православная, всегда найдутся сторонники и длинных монастырских богослужений, и сокращенных. Всегда будут сторонники древних стилей иконописи, языка. Не заржавеет и за любителями української мови i нацiональними вишиванками на священнических облачениях. Ну, и что же здесь плохого? Пусть в одном храме поют Бортнянского, в другом — Знаменный распев, в третьем — Евангелие читают на языке оригинала, в четвертом — пусть богослужение совершается на коптском или эфиопском, или еще каком-то обряде, в пятом — пусть создается новый обряд. Почему так прочно въелось в сознание заблуждение, что создать форму могли только в прошлом, наши отцы, деды, а нам это не под силу? Кстати, не во всем и совершенны эти формы. В процессе работы над переводом богослужебных текстов нам часто приходится сталкиваться, мягко сказать, с неудачными фрагментами гимнографии.
Два года назад при нашем храме был сформирован второй большой профессиональный хор. Но для того, чтобы не устанавливалась монополия на пение хористов и, одновременно, чтобы вовлечь в непосредственное участие всех молящихся в ход богослужения, мы решили часть песнопений литургии разучить со всем народом. А чтобы это общенародное пение было достаточно стройным, мы стали сопровождать его органом. Органные звуки синтезатора стали держать в тональности поющих, гармонизируя звучащую мелодию и скрывая тембровые дефекты голосов тех, кто не имеет никакого певческого опыта. Абсолютное большинство общины было радо нововведению. Несколько человек остались равнодушны к этому. Четыре человека свое недовольство выразили переходом в соседний Свято-Николаевский храм. Правда, трое из них через некоторое время возвратились. Самым недовольным оказался владыка Иларион. Чего только не было — и угрозы запрета, и публичные порицания, и попытки в личных беседах убедить меня отказаться от нововведений. Разговор снова и снова в той же плоскости: «а я тебя не благословляю!», «в каком православном храме ты видел орган?» Я пытался как-то объяснить, что в православной церкви нет никаких правил, запрещающих применение аппаратуры или музыкальных инструментов. И если есть у кого-либо желание восполнить этот канонический пробел, то следует поступать в соответствии с законом, т. е. поставить этот вопрос на рассмотрение Синода Украинской Православной Церкви, затем, если Синод сочтет нужным, этот вопрос должен прозвучать на Синоде Русской Православной Церкви, после этого он включается в повестку дня Собора, и если уже и здесь будут осуждены эти нововведения, продолжать использовать их будет нарушением канона и подлежит церковному наказанию.
Подобное недопонимание произошло и совсем недавно. Дело в том, что мы приобрели дорогостоящую звукозаписывающую цифровую лазерную аппаратуру, которая дает возможность осуществлять запись и воспроизведение хора такого уровня качества, которое вполне соответствует натуральному звучанию. Цель не ставилась заменить живое звучание хора фонограммой. Весь смысл — в независимости от всевозможных жизненных обстоятельств, коллизий, которые либо могут полностью сорвать богослужение, либо внешне ухудшить его качество. Хористы иногда болеют, иногда опаздывают на богослужение, иногда проявляют безответственность. И с тем, чтобы это не отражалось на богослужении, с нами наготове всегда аппаратура. А для того, чтобы никто не смог обвинить нас в том, что мы, дескать, заменили живое пение мертвой фонограммой, мы ее в чистом виде не используем, т. е. ставим одного или нескольких человек, которые поют параллельно с фонограммой.
Мы уже привыкли к возможностям аппаратуры и оцениваем их высоко. Но мы, в нашем храме, менее всех церквей Херсонской области нуждаемся в фонограмме — у нас два неплохих хора. А что делается в деревнях! Поют ведь так, что лучше и вовсе не петь. Кое-где так и делают — песнопения читают, хорошо, если грамотно и выразительно, но ведь, как правило, — нет. Да если и хороший чтец, каково, например, в пасхальную ночь слушать песнопения Пасхи в исполнении чтеца. Почему бы не использовать электронику в селах? «Благодать исчезнет?» Так она уже «исчезала», когда проводили электричество в храмы. Сколько возмущений было!
Возмущения, недовольство, ропот, обличение, порицание, осуждение, предубеждение, наказание, прещение, давление, угроза и сколько еще этих компонентов для шпаклевки, намертво законопатившей все щели окон и дверей нашей Великой Церкви! Воздух настолько сперт, что уже нечем дышать. Как уместно было бы распахнуть все двери и окна навстречу прохладному свежему воздуху! Но не подобраться к ним, ибо они бдительно охраняются episkopoi — стражами порядка…
Жизнь продолжается. Только начинает наш владыка Иларион успокаиваться по поводу совершения вечерних литургий по пятницам в редакции Свято-Сретенской общины для молодежи и новообращенных, как готовится к выпуску литургия в редакции для детей. И опять будет скандал. (Скорее всего.)
Я сердечно благодарен, Ваше Блаженство, дорогой владыка Владимир, за прочтение моего письма.
Искренне Ваш свящ.Иоанн Замараев
5.09.96
***
ЕГО БЛАЖЕНСТВУ, БЛАЖЕННЕЙШЕМУ МИТРОПОЛИТУ КИЕВСКОМУ И ВСЕЯ УКРАИНЫ ВЛАДИМИРУ
Копия: ИЛАРИОНУ, архиепископу Херсонскому и Таврическому
ВАШЕ БЛАЖЕНСТВО! На отношение Вашей канцелярии от 17 сентября с.г. номер 573 по поводу письма священника Иоанна Замараева честь имею ответить следующее.
Знакомясь с письмом вышеупомянутого священника, у меня сложилось мнение, что это человек честный, желающий добра Святой Церкви Христовой, человек беспокойный, ищущий, но эти поиски не всегда вмещаются в рамки Священного Писания, каноники, предания, святоотеческого учения и обычаев Православной Церкви.
[На странице 2 своего письма] он возмущается фразой: «Послушание выше поста и молитвы». Откуда это? — спрашивает он. Это взято из монастырского опыта и устава. Так учили наши древние подвижники. Но эта добродетель не только сугубо монашеская. На ней зиждутся все человеческие сообщества: без послушания нет семьи, нет школы, нет армии, нет Церкви — есть только самочиние, хаос, произвол. Послушание на небе несут Ангелы, и не только, но и даже неодушевленная природа. Что было бы с нашим миром, космосом, если бы небесные светила перестали бы слушаться, подчиняться своим законам и сошли со своих орбит? Что было бы с нами, если бы солнце перестало подчиняться силе всемирного тяготения и стало по небу ходить по своему хотению, как попало? Что было бы, если бы оно то очень приближалось, то очень удалялось от нас? Жизнь на земле погибла бы. Так что послушание — это порядок, это наша жизнь.
Учитывая все это, святые отцы в 39 правиле Канонов записали: «Пресвитеры и диаконы без воли епископа ничего да не совершают».
То же самое говорит и 57 правило Лаодикийского Собора: «Пресвитерам ничего не творити без воли епископа».
Эти правила пусть будут ответом о. Иоанну на его недоумение по поводу архиерейского «благословляю» и «не благословляю», о чем он пишет [на 8 странице].
[На странице 2] говорится о проповеди и лекциях. Это обязанность каждого священника. Апостол Павел пишет: Горе мне, если не благовествую
(1 Кор 9: 16).
Согласно словам Спасителя (Мф 28: 20) и 58 правилу Св. Апостолов, священник может учить в храме, всенародно и по домам (Деян 20: 20).
Устройство воскресных школ является прямым исполнением этих постановлений, тем более, что на это есть благословение последних Поместных Соборов РПЦ и УПЦ. Но усердствуя на этом поприще, необходимо соблюдать церковные правила относительно границ приходов. Поэтому в населенных пунктах, где имеется несколько церковных общин, для того, чтобы не нарушать 20 правила шестого Вселенского Собора, лучше всего во время проповеди вне своего прихода руководствоваться 39 правилом Святых Апостолов и 57 правилом Лаодикийского собора, то есть испрашивать благословения у местного епископа.
[На 3 и 9 странице] автор письма говорит о переносном престоле и совершении богослужений, литургии «под открытым небом».
31 правило Святых Апостолов, 5 правило Антиохийского Собора, 94 правило Карфагенского Собора, а также 6 правило Гангрского Собора воспрещают без благословения епископа, по своей воле, устроять алтари в вертоградах, то есть под открытым небом. Виновные в этом являются восхитителями епископской власти и должны понести соответствующее наказание.
В письме [на 9 странице] говорится про природу, пение птиц, тишину, кузнечиков, аромат, трапезу, купанье в море, литургию и причащение.
Священник Иоанн этим нарушил 55 правило Лаодикийского собора, гласящего: «Не подобает освященным и причетникам, слагаясь, делать пиршества». Кроме того, нарушены 77 правило шестого Вселенского Собора и 30 правило Лаодикийского Собора, запрещающие духовным лицам общее купание с мирянами.
[На 6 странице] своего письма о. Замараев пишет о своем совместном служении с запрещенным в служении священником Михаилом Пшеничным, приехавшим к нему из чужой епархии.
Из правил Святых Апостолов 12 и 33, 13 правила четвертого Вселенского Собора и 17 правила шестого Вселенского собора ясно видно, что служить вместе со священником из чужой епархии без отпускной грамоты, к тому же находящимся под запрещением, — не разрешается. Если священник Михаил Пшеничный незаконно или ошибочно архиереем был запрещен, он имел право обратиться с жалобой в более высокую инстанцию — к Патриарху.
Священник Иоанн Замараев [на страницах 11–12] поднимает вопрос о проведении таинств исповеди и причащения. Священное Писание ясно говорит, что исповедь должна предшествовать причащению: Кто будет есть хлеб сей или пить чашу Господню недостойно (без подготовки, без исповеди, без покаяния), повинен будет против Тела и Крови Господней. Да испытывает себя человек, и таким образом пусть ест от хлеба сего и пьет из чаши сей
(1 Кор 11: 27–28).
Священник Иоанн пишет: «В нашем храме в любой день человек может придти на исповедь, а затем причаститься (в письме «причащаться») в течение месяца за любой литургией по желанию».
Не только за месяц, но и за день человек может столько нагрешить, что не будет достоин Чаши Господней, не будет готов принять Святые Таинства. Поэтому практика как древней церкви, так и наших дней говорит в пользу того, чтобы исповедь, покаяние, очищение от грехов были максимально приближены к святому причастию. Попутно замечу, что в некоторых храмах исповедь практикуется вечером, во время утреннего богослужения или после него. Такой исповедываемый не успеет много нагрешить — это не месячный срок.
Если же кающийся не успеет высказаться во время исповеди, рассеять все свои сомнения, с ним нужно провести беседу до или после богослужения.
Что касается редакции, составления и перевода богослужебных текстов, о чем о. Иоанн говорит в своем письме [на страницах 11,12 и 14], то 18 правило Лаодикийского Собора и 116 правило Карфагенского Собора запрещает составление новых молитвословий взамен уже написанных святыми отцами. Если же у кого-то из прихожан о. Замараева есть дар Божий для гимнотворчества, и этот человек имеет необходимые для этого нравственные качества и догматические познания, то для него открывается широкое поприще в деле составления служб новопрославленным святым Украинской Православной Церкви. Проект такой службы должен быть представлен на утверждение Священного Синода, как того требует 116 правило Карфагенского собора.
Относительно совершения вечерних литургий. Об этом автор письма говорит [на 14 странице]. Известно, что одной из целей литургии является вкушение Тела и Крови Господа нашего Иисуса Христа во оставление грехов. Люди, пришедшие вечером в храм к литургии, уже успев вкусить тленного брашна, навряд ли будут достойны вкусить нетленной Святыни — Тела Господнего. Тем более, что 29 правило шестого Вселенского Собора, а также 50 и 38 правила Карфагенского Собора повелевают христианам приступать к причащению неядящими.
О церковном пении и чтении. В 15 правиле Лаодикийского Собора сказано: «Кроме певцов, стоящих в клире, на амвон входящих и по книге поющих, не должно быть иным некоторым пети в церкви».
Здесь, в этом правиле, говорится о пении, но не о музыке. Пение от души и ума, а орган, рояль, магнитофон или другое какое-либо звукопроизводящее музыкальное устройство этими качествами не обладают и потому не могут «приносить псалмопения Богу» с «великим вниманием и умилением», как того требует 75 правило шестого Вселенского Собора.
Почти 2000-летняя православная традиция не знает ничего подобного. Церковные хоры никогда не сопровождались органной музыкой. На Западе, правда, такое имеется, но там в храмах уже танцуют, женщин рукополагают, с собаками в храм заходят и даже в автомобилях туда заезжают.
Фраза «расконопатить все щели, растворить все окна и двери» является оскорбительной для Святой Церкви. Против ломки устоявшихся церковных обычаев выступает иерейская присяга, данная при рукоположении, 2 правило шестого Вселенского Собора, 3 правило Карфагенского Собора, 21 правило Гангрского Собора и 1 правило седьмого Вселенского Собора.
Священнику о. Иоанну следует помнить, что Церковь не должна идти на поводу у времени, не должна гоняться за изменчивой модой; следует помнить, что не все то хорошо, что ново, и не все то плохо, что старо.
Если же у того или иного священника возникнут какие-либо претензии к епископу за неправильное прещение, то он должен поступить согласно 6 правилу второго Вселенского Собора и другим каноническим правилам, регламентирующим судопроизводство в Церкви.
Из письма все же видно, что священник Иоанн Замараев горит желанием помочь Святой Церкви в столь трудное для нее время, когда все силы ада под видом забот о благе человечества, когда демоны под видом светлых ангелов штурмуют Православие и Святую Русь. Намерение о. Иоанна весьма похвальное, но методы для этой цели непригодные. Он себе позволяет самочиние. А если, отбросив канонику, все так начнут действовать? По своему разумению. Тогда в каждом приходе будет своя «церковь» и свое «православие». Церковь Христова рассыплется на мелкие осколки, на секты. Вот почему надо придерживаться апостольских правил, постановлений святых соборов и подчиняться своему священноначалию. Тут воистину «послушание выше поста и молитвы».
Да дарует же Господь всем нам дух святой ревности и единства, дух мира и смирения, дух покорности воле Божией и дух евангельского разумения.
Смиренный послушник Вашего Блаженства + Феодосий, Архиепископ Полтавский и Кременчугский
24.10.96
СПРАВКА
о недопустимости музыкальных нововведений в православное богослужение
Утверждение священника Иоанна Замараева, что «идея единообразия в диоцезе является самой страшной, губительной идеей, которая метастазами раковой опухоли пронизывает наш социальный организм» [стр. 12 его письма] противоречит апостольскому наказу держаться строго того, чему научены были (2 Тим 3: 14), а также заповеди вся по чину да бывают
(1 Кор 14: 40).
Кроме того, правило 2 Карфагенского Собора гласит, что «церковный чин, по согласию каждого и всех вкупе, должно соблюдати».
Следовательно, употребление органа и фонограммы, каким бы привлекательным организационно это ни казалось, недопустимо как нарушение чина церковного.
При этом важно подчеркнуть, что само понятие «чин церковный» — это церковно-канонический термин, подразумевающий четко очерченный строй отправления таинства, а не сумму произволений «грамотного священника».
Посему до соборного суждения о позволительности технических средств музыкального сопровождения литургии не может быть и речи, — при кажущейся убедительности аргументов о. Иоанна Замараева.
Нарушение чина церковного (даже и из благих побуждений) явилось к тому же поводом для неподчинения своему епископу. Это уже само по себе влечет за собой запрещение в служении, поскольку собственная оценка себя и своей правоты выше епископской оценки деяний того священника. До церковного (синодального) суждения о. Иоанн Замараев должен все прекратить и исполнять волю Высокопреосвященного Илариона как правящего архиерея.
Киевская духовная академия
ЖУРНАЛ № 60 ЗАСЕДАНИЯ СВЯЩЕННОГО СИНОДА УКРАИНСКОЙ ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ
от 6 декабря 1996 года
В заседании Священного Синода Украинской Православной Церкви под председательством Блаженнейшего ВЛАДИМИРА, Митрополита Киевского и всея Украины —
СЛУШАЛИ:
1. Рапорт Преосвященного Илариона, Архиепископа Донецкого и Мариупольского, временно управляющего Херсонской епархией, о ситуации, сложившейся в связи с поведением клирика Херсонской епархии свящ. Иоанна Замараева, который, игнорируя присягу священника, нарушает церковные каноны, церковный устав и православные традиции относительно богослужения и поведения священнослужителя.
2. Письмо свящ. Иоанна Замараева, клирика Херсонской епархии, в котором он пытается оправдать свои неканонические действия и нарушения церковного благочестия.
СПРАВКА:
по поручению Предстоятеля УПЦ Блаженнейшего Владимира, Митрополита Киевского и всея Украины, по этому поводу дело клирика Херсонской епархии свящ. Иоанна Замараева рассматривалось Синодальной Канонической Комиссией (председатель — Преосвященный Архиепископ Полтавский и Кременчугский Феодосий) и в Киевской Духовной Академии.
ПОСТАНОВИЛИ:
1. Итоги Синодальной Канонической Комиссии с озабоченностью принять к сведению.
2. Поручить Преосвященному Илариону, Архиепископу Донецкому и Мариупольскому, временно управляющему Херсонской епархией, на местном Епархиальном собрании довести до сведения клира и верующих Херсонской епархии, что ситуация, сложившаяся в Свято-Сретенском приходе г. Херсона вследствие антиканонических и противоуставных действий свящ. Иоанна Замараева требует строгих мер согласно церковным правилам.
МИТРОПОЛИТ КИЕВСКИЙ И ВСЕЯ УКРАИНЫ Владимир
ЧЛЕНЫ СВЯЩЕННОГО СИНОДА:
МИТРОПОЛИТ ХАРЬКОВСКИЙ И БОГОДУХОВСКОЙ Никодим
МИТРОПОЛИТ ОДЕССКИЙ И ИЗМАИЛЬСКИЙ Агафангел
АРХИЕПИСКОП ЧЕРНОВИЦКИЙ И БУКОВИНСКИЙ Онуфрий
ЕПИСКОП ХМЕЛЬНИЦКИЙ И ШЕПЕТОВСКИЙ Антоний
ЕПИСКОП ОВРУЧСКИЙ И КОРОСТЕНСКИЙ Виссарион
ЕПИСКОП ЛЬВОВСКИЙ И ДРОГОБЫЧСКИЙ Августин
АРХИЕПИСКОП СУМСКОЙ И АХТЫРСКИЙ, Ионафан
Управляющий делами УПЦ
***
Открытое письмо клириков Свято-Сретенского храма митрополиту Киевскому и всея Украины Владимиру
Ваше Блаженство, досточтимый владыка Владимир!
Перед нами два документа, присланные от Вашего имени, — ответ архиепископа Полтавского и Кременчугского Феодосия, где он произвел «канонический анализ» письма к Вам протоиерея Иоанна Замараева, и справка Киевской духовной академии «О недопустимости музыкальных нововведений в православное богослужение».
Весьма досадно за то, что Вас окружают люди низкого профессионального уровня, с которыми Вы вынуждены работать и с мнением которых обязаны считаться.
Владыка Феодосий, нужно отдать должное, много потрудился в составлении своего письма с «каноническим анализом». И при беглом чтении его доводы о якобы имеющих место канонических нарушениях в нашем храме производят определенное впечатление убедительности, что совершенно нельзя сказать о справке, составленной комиссией Киевской духовной академии, члены которой проявили полную некомпетентность в разбираемом ими вопросе.
О послушании пресвитеров и диаконов епископу
Очень серьезен вопрос о послушании в церкви. Архиепископ Феодосий считает на страницах своего «канонического анализа» послушание чуть ли не главной добродетелью христианства. И на самом деле, о послушании многие говорят, что это качество является Альфой и Омегой всего мироздания. «Что было бы с нашим миром, космосом, — восклицает владыка Феодосий, — если бы небесные светила перестали слушаться, подчиняться своим законам и сошли со своих орбит? Что было бы с нами, если бы солнце перестало подчиняться силе всемирного тяготения и стало по небу ходить по своему хотению, как попало? Что было бы, если бы оно то очень приближалось, то очень удалялось от нас? Жизнь погибла бы», — заключает владыка. Прекрасно сказано, не правда ли?
И, пожалуй, бесспорно, когда речь идет о неодушевленной природе. Но когда мы говорим о живом человеке — образе и подобии Божием, то вряд ли способность к послушанию будет приоритетным качеством. Для машины — да, для компьютера — да. Хороший автомобиль хвалят — «он весьма послушен в управлении». О хорошем компьютере говорят — «он быстро справляется с заданными ему операциями».
Было время, когда человека, как существо, охарактеризовали словосочетанием «homo sapiens» — «человек разумный». Это действительно так: человека отличает от любого животного разум. Но главное ли это в человеке? Нет ли более важного свойства, определяющего личность человеческую? Конечно же, есть, и, конечно же, это воля к свободе. Именно свобода венчает творение Божие. Разумом, пусть и в зачаточном состоянии, обладают и животные. Но ответственен за свою жизнь только человек. Человек создан Богом свободным. И если взглянуть на историю человечества, то вся она, почти без исключения, представляет собой извечные попытки одними людьми лишить Богом данной свободы других и сопротивление, борьбу последних с целью возвратить себе этот священный дар Господень.
И нельзя сказать, что общество человеческое за тысячелетия бытия ничего не достигло в этом направлении. Еще и полтора столетия не прошло с тех пор, как у нас на Руси было крепостное право, и оно воспринималось большинством в порядке вещей.
Да, сегодняшнее общество наше глубоко нездорово. Но, во всяком случае, все знают, что насилие — это зло и порабощение человека человеком — преступление, что нельзя сказать о рабовладельчестве «святой Руси».
Так вот, мы позволим себе не согласиться с архиепископом Феодосием, что послушание — это основа, на которой «зиждутся все человеческие сообщества», что якобы «без послушания нет семьи, без послушания нет школы». Очень плохо жить в семье, когда один член семьи диктует условия другим. Невыносимо жить в государстве, когда правитель держит в подчинении или послушании граждан своей страны.
На свадебном торжестве молодоженам желают многих благ, но в первую очередь — пронести через всю жизнь две вещи: любовь и согласие.
Взаимосогласие — вот принцип, на котором зиждутся здоровые семейные отношения.
Взаимосогласие — это также принцип общественных, как сейчас говорят, демократических обществ. В то время как основой тоталитарного строя, лишающего граждан свободы, дарованной человеку Богом, и поэтому преступного, является диктатура, с одной стороны, и послушание, с другой.
Это же относится и к школе. Диктат преподавателя — это устаревший, отживающий метод образования и воспитания. Лучшие школы уже давно отказались от какого бы то ни было насилия над учащимися. Задача настоящего учителя — излагать преподаваемый предмет так интересно и увлекательно, чтобы учащийся хотел слушать учителя.
Армия и монастырь. Вот действительно два рассадника психологии подчинения.
Что касается армии, это особый социум, искусственно созданный для военных действий, для убийства, — в целях защиты Отечества. Состояние войны вряд ли можно квалифицировать как естественное состояние общества, и поэтому принципы взаимоотношений, действующих в армии, вряд ли пригодны для обычной мирной жизни людей.
О монашестве также можно сказать, что монах — это солдат Церкви. И развитие монашества как раз и явилось ответом на бедствие, постигшее Церковь в IV веке, когда после гонений она вышла из подполья, когда христианство провозглашено было официальной религией Римской империи, и Церковь наводнили вчерашние язычники, заботившиеся в первую очередь о мирских интересах. Христианству грозила смертельная опасность — раствориться в язычестве. И вот тут-то и появились люди, которые ушли из мира, обособились или же основали общежития — и сохранили веру Христову, сохранили Евангелие. И в самые различные времена монашество играло в первую очередь именно эту роль. Но здесь имеются в виду экстремальные условия, пограничные ситуации. Христос ведь не проповедывал монашество, не устраивали монастырей и апостолы. Сам Господь Бог сказал: Нехорошо быть человеку одному
(Быт 2: 18). И святитель Василий Великий говорил: «Я молюсь о том, чтобы скорее настало время, когда не будет монастырей» (не помним координаты).
Мы считаем, что монастыри скорее всего нужны будут всегда, так же как и армия, но это особый путь, и неправильно было бы стиль монашеской жизни прививать в естественные условия.
Но обратимся непосредственно к канонике. Владыка Феодосий напоминает нам в своем письме 39-е апостольское правило, гласящее: «Пресвитеры и дьяконы без воли епископа ничего да не совершают» и 57-е правило Лаодикийского Собора: «Пресвитерам нечего не творити без воли епископа». Ничего не совершать, ничего не делать без воли епископа. Или, другими словами, все делать только по воле епископа.
Так уж и все? Не ходить в магазин за покупками без благословения епископа, не принимать ванну, не делать уборку в доме? Нам могут возразить: все это епископ благословляет раз и навсегда. Согласны, но у нас сейчас разговор теоретический, поэтому нами взят искусственный пример. Ну, а если бы епископ воспретил совершать вышеперечисленное, обязаны ли мы были бы исполнять это прещение?
Вопрос остается открытым: «все» — это что? Попытаемся размыслить над этим.
Человек многолик. Приведем пример:
Сидоров — сын по отношению к своему отцу,
Сидоров — муж по отношению к своей жене,
Сидоров — отец по отношению к своей дочери,
Сидоров — начальник над рабочими цеха,
Сидоров — подчиненный по отношению к директору фабрики,
Сидоров — сосед соседу по подъезду.
И вот в зависимости от того, кем он является в данную минуту — начальником или подчиненным, отцом или сыном, и будет зависеть его поведение и его воля — от того, кем он в данный момент соответственно будет восприниматься.
Episkopos — это страж закона, и когда он выступает как таковой, мы, пресвитеры, обязаны исполнять его волю, которая в данном случае тождественна закону.
Ну, а если в нем как в человеке говорит своеволие или гордыня, немощь или ошибочная самоуверенность? Хорошо, когда собратья епископы могут помочь в этом. А если они разделяют его заблуждение? Что тогда делать? Творить по воле епископа? Продолжать находиться в послушании?
Когда Церкви Христовой угрожала арианская ересь, почти все епископы с пресвитерами перешли на сторону Ария. И восстал тогда против ересиарха диакон Афанасий — будущий епископ Александрии, и обличал заблуждение, и боролся с ересью, и в конечном итоге церковь пошла за ним и отстояла веру истинную.
В нашей ситуации речь, конечно, идет не о ереси, а о законопослушности. Поэтому не лучше ли, чтобы законопослушен был в первую очередь епископ — запрещал бы то, что противозаконно, и благословлял то, что законом не запрещено, а не волеизъявлял своеволие.
А когда уже возникла коллизия, и священник вынужден выбирать между послушанием епископу или епископам, поступающим вопреки духу и букве Слова Божьего, и голосом своей совести, пусть критерием правильности поведения будут слова апостолов Петра и Иоанна, произнесенные синедриону: Судите, справедливо ли пред Богом слушать вас более, нежели Бога?
(Деян 4: 19). Именно такая коллизия и произошла в истории с о. Михаилом Пшеничным, описанной в письме протоиерея Иоанна Замараева.
О выездных богослужениях под открытым небом
Далее архиепископ Феодосий приводит четыре ссылки на канонические правила, якобы запрещающие выездные богослужения под открытым небом. Напомним о том, что мы однажды общиной выехали в уединенное место в лес, поставили переносной престол с антиминсом, иконы и прочее, совершили полный чин божественной литургии и причастились Святых Тела и Крови Христовых, после чего у нас было братское общение. Владыка Феодосий — человек, конечно, занятой, и нам думается, что он сам прочитать эти правила не успел. Мы считаем, что с ними просто нужно ознакомиться.
31-е апостольское правило: «Аще который пресвитер, презрев собственного епископа, отдельно собрания творити будет, и алтарь иный водрузит, не обличив судом епископа ни в чем противном благочестию и правде — да будет извержен яко любоначальный».
5-е правило Антиохийского Собора: «Аще который пресвитер или диакон, презрев своего епископа, отлучит сам себе от Церкви и начнет творити особые собрания, и поставит жертвенник, а призываемый епископом не покорится … да будет извержен из своего чина…»
94-е правило Карфагенского Собора: «Постановлено и сие: повсюду на полях, и в вертоградах, поставленные якобы в память мучеников алтари, при которых не оказывается положенным никакого тела или части мощей мученических, да разрушатся…»
6-е правило Гангрского Собора: «Аще кто кроме церкви особо собрания составляет и, презирая Церковь, церковная творити хощет, не имея с собою пресвитера по воле епископа — да будет под клятвою».
Несоответствие содержания этих правил ситуации, в которой они применены, очевидно, и не нуждается в комментариях. Однако для полной ясности напомним, что «водрузить иный алтарь» или «поставить жертвенник», «презрев собственного епископа, отлучив сам себе от Церкви, отдельно собрания творити», — означает не совершать богослужения во время путешествия общиной с пресвитером, относящимся к законному храму, а устройство нового алтаря или жертвенника, другими словами, основание нового храма вопреки воле епископа.
О пиршествах
Затем архиепископ приводит 55-е правило Лаодикийского Собора, гласящее: «Не подобает освященным или причетникам, слагаясь, делати пиршества».
Для правильного понимания этого правила нужно определить значение слова «пиршество, пир». Поскольку это древнее слово сохранилось без изменений и таковым вошло в русский язык, в Полном церковнославянском словаре слова «пир» нет. Открываем Словарь русского языка С.И. Ожегова и находим: «Пир — большой званый обед, а также вообще обильное угощение».
Никакие большие званые обеды, никакие обильные угощения места не имели. Была скромная трапеза и общение.
О купании духовенства с мирянами
Далее владыка обвиняет священника Иоанна в общем купании с мирянами. Имеется в виду — на море, в «Железном порту», куда он с общиной ездил отдыхать. На самом деле, он вместе с мирянами не купался (ему срочно надо было отъехать), но если бы и так, не видим никакого к этому препятствия. 30-е правило Лаодикийского Собора? Оно, на наш взгляд, тоже не нуждается и в каких комментариях. Его достаточно прочесть: «Не подобает освященному лицу, или причетнику, или монаху, мытися в бане с женами, ниже всякому христианину или мирянину, ибо сие есть первое обвинение от язычников». Почти слово в слово повторяется это правилом 77-м VI Вселенского собора.
О совершении литургии вечером
Владыка считает, что «люди, пришедшие вечером в храм к литургии и уже успевшие вкусить «тленного брашна», вряд ли будут достойны вкусить нетленной Святыни — Тела Господнего».
Напрасно архиепископ считает нас невоздержанными нарушителями евхаристического поста. Никакого повода к этому мы не давали.
Вечернее время для совершения божественной литургии более сообразуется с церковным уставом, так как в суточном богослужебном круге литургию предписано совершать либо после шестого часа (12:00), либо после вечернего богослужения, с которым соединяется литургия за день до Рождества Христова или Крещения Господня, или в период Великого поста. Конечно в большинстве случаев литургию совершать с утра удобнее по чисто практическим соображениям, и мы так же ее совершаем, хотя странно как-то слышать вечером: «Исполним утреннюю молитву нашу Господеви», а утром: «Исполним вечернюю молитву нашу Господеви», и в обед произносить: «Вечери Твоея Тайныя…»
Практика совершения литургии вечером имеет место в С.-Петербургской духовной академии. В нашем храме божественная литургия вечером совершается только один раз в неделю — в пятницу — для людей, которые по каким-либо причинам не могут быть в храме в другое время.
О связи таинства исповеди с причастием
В нашем храме люди могут исповедываться заблаговременно до причастия. Таким образом, священник может уделить каждому кающемуся неограниченное время по потребности. Владыка Феодосий сокрушается, что «не только за месяц, но и за один день человек может столько нагрешить, что не будет достоин Чаши Господней, не будет готов принять Святые Тайны». Мы можем продолжить: не только за один день, но и за один час, и даже за одну минуту. А что, если человек сразу после исповеди подходит к Чаше, что он — достоин причастия? Разве не всеобща святоотеческая истина о том, что считающий себя достойным — менее всех достоин? Да если мы даже за полминуты до причастия закончим исповедь — все равно не станем достойными Cвятыни. Поэтому мы и принимаем Тело и Кровь Христовы «во оставление грехов и в жизнь вечную» (из молитвы Иоанна Златоуста перед св. причащением). То есть Причастие — это не продолжение Исповеди, а независимое от исповеди таинство. Причастие — центральное таинство, «таинство таинств» Церкви, и оно вполне самостоятельно.
Практика присоединения исповеди к причастию, равно как и редкое причащение, — это совершенно уникальное историческое явление на Руси, а отнюдь не практика древней церкви, как пишет архиепископ. Этого обыкновения не знает христианский мир и по сей день, не знала наша страна до относительно недавнего времени. Мы думаем, что неплохо бы дать тему студентам духовной академии для исследования евхаристической жизни в синодальный период, чтобы они покопались в книгах и сами поискали подробности о том, как до октябрьского переворота 1917 года Православная церковь поддерживалась государством. О том, как правительство, из лучших побуждений, часто делало церкви «медвежьи» услуги. Как, в частности, всем православным гражданам Российской империи было вменено в обязанность исповедываться и причащаться на уровне гражданского законодательства. И как соблюдение сего было контролируемо государственным аппаратом чиновников. Как лиц, не посетивших церковь и не участвовавших в таинствах, ожидали крупные неприятности, вплоть до увольнения с работы.
Будущие священнослужители должны знать о том, почему наши прадеды вместо ежевоскресного причастия стали причащаться раз в году. Ведь проследить за всем населением огромной тогда страны делом было нелегким, поэтому эти «рейды» и проводились не каждое воскресенье, а перед Пасхой, в период Великого поста. Вследствие этого остальные неконтролируемые государством причастия в народном сознании стали восприниматься как необязательные и мало-помалу стали опускаться, что и привело к тому обыкновению, которое мы имеем до настоящего времени. По этой же причине развилась порочная практика исповедываться только непосредственно перед причастием и причащаться непосредственно только после исповеди. Чиновник-то не будет лишний раз со списками бегать и выяснять, кто, где, когда исповедовался и когда причастился. Проще поставить две галочки сразу. С другой стороны, и понятно, если человек год не участвовал ни в одном, ни в другом таинствах, его действительно без исповеди нельзя допускать к причастию. Но это не должно распространяться на тех, кто совершает все в свое время.
И как уже сказано выше, весь христианский мир и все мировое православие, в частности, кроме как на Руси, не знает обыкновения увязывания исповеди и причастия в какой-то узкий временной промежуток. Не знала этого и Русь до вышеизложенных событий. Всегда и везде эти два таинства воспринимались раздельными и самостоятельными. И даже у нас по сей день этот принцип сохранился в среде священнослужителей, когда пресвитер или диакон исповедуется несколько раз в году, а причащаться может каждый день.
О редакции и составлении Богослужебных текстов
Да, 18-е правило Лаодикийского Собора и 116-е правило Карфагенского Собора действительно запрещают составление богослужебных текстов и бесконтрольное их введение в богослужение. Необходимо отметить, что в тот исторический период, когда приняты были эти правила, богослужебное творчество перехлестывало через все края. Сочиняли кому не лень, и часто бездарные тексты без должной проверки, оценки и апробации оказывались сразу же в богослужебной структуре. С тем, чтобы установить контроль и упорядочить этот творческий процесс, и были приняты эти правила. Но были и есть другие крайности и перегибы: знаменитому песнотворцу Иоанну Дамаскину запретили составлять молитвенные гимны, и только одному Богу ведомо, сколько бы еще прекрасных стихословий вышло бы из-под его пера, если бы не воля игумена, которому казалось, что все, что надобно для спасения, уже сделано, а все, что сверх того, — от лукавого.
Как бы то ни было, процесс богослужебного творчества шел постоянно — с самого начала и по сей день. Например, венчание в самостоятельное таинство выделилось только к XI веку и стало отдаленно быть похоже на наш современный чин. Так приходской чин «песненной вечерни» сменился монашеским типом богослужения. Студийский устав, по которому жила Русь с самого времени ее Крещения, был заменен на Иерусалимский. В Новгороде еще в XVI веке не знали Иерусалимского устава, а Студийский и Иерусалимский уставы абсолютно различны.
Что говорить о простых молитвах и богослужениях, если евхаристический канон, самая священная, казалось, самая неприкосновенна часть священнодействия постоянно изменялся, развивался и дополнялся! О том, что с самого начала не было единой жесткой формы евхаристического канона, говорит один из самых великих православных литургистов архимандрит Киприан (Керн). Он пишет: «В первохристианской общине харизматический порыв придавал всему строю и быту апостольскому характер экстатичности, расплавленности и исключительной подвижности» (Профессор архимандрит Киприан. Евхаристия. YMCA-PRESS, Париж, 1947, с. 42). Поэтому «ни о каких записях анафоры в первые два века не могло идти речи» (там же, с. 64).
В последующие века, когда богослужебные формы уже стали фиксироваться, их оказалось достаточно много. Они были разнообразны и продолжали умножаться. Отделяющиеся от одних общин и созидающие новые церкви «общества верующих сохранили свои литургии и даже создали новые, надписав их для большей авторитетности именами разных апостолов или святых отцов церкви. Абиссинцы знают даже «литургию Божией Матери». Восток вообще всегда был терпимее Запада в отношении национальных черт, языка, обычаев и т. д. Восток сохранил большую разнообразность литургических типов. Несколько разных евхаристических молитв уживаются рядом друг с другом» (там же, с. 82).
Архимандрит продолжает: «От одной сионской Вечери Господней и от более или менее единообразной апостольской Вечери в течение истории образовалось огромное количество разных типов евхаристических молитв. Так, Ренодо знал, при состоянии науки в его время, 50 анафор у одних только яковитов и маронитов; у эфиопов нам известно до 15 литургий. С другой стороны, более унифицированная в целом западная месса знает варианты отдельных молитв одного и того же евхаристического типа. Литургисты знают, что римская месса в древности насчитывала свыше 240 молитв «praefatio». Мозарабская литургия тоже очень богата была вариантами. Амвросианская же литургия меняла «praefatio» почти каждый день года» (!!!) (там же, с. 29).
И заключает архимандрит Киприан: «В единой церкви не может не быть единой Евхаристии. Но с этим вовсе не стоит в противоречии тот факт, что при многочисленности поместных церквей, разнообразии входящих в них многих племен и народов, различных исторических наслоений, традиций и пр. существует огромное количество разных типов евхаристических молитв, или анафор; варианты, поместные особенности не только терпимы, но и важны как доказательство соборной природы Церкви» (там же, с. 29).
Как мы говорили выше, речь здесь идет о самом священном, самом таинственном, самом, казалось бы, неприкосновенном — евхаристическом каноне. Тем более естественно и необходимо творчество и разнообразие в подготовительных богослужениях.
О применениях за богослужением музыкальных инструментов и электроники
Лица, вошедшие в комиссию по данному вопросу, утверждают, что «употребление органа и фонограммы… недопустимо потому, что противоречит:
а) апостольскому наказу держаться строго того, чему научены были
(2 Тим 3: 14),
б) заповеди вся по чину да бывают
(1 Кор 14: 40),
в) правилу 2 Карфагенского Собора — «церковный чин, по согласию каждого и всех вкупе, должно соблюдати».
Построим силлогизм по первой ссылке — (2 Тим 3: 14):
1. Апостольский наказ гласит:
держаться строго того, чему научены были.
2. Богослужения в С.-Сретенском храме сопровождаются звуками органа.
3. В Свято-Сретенском храме нарушается апостольский наказ.
В логике эта ошибка называется «post hoc ergo propter hoc», или «смешение простого преемства с причинной связью».
В судопроизводстве, даже светском, с тем, чтобы по ошибке не обвинить невиновного, применяется только категорический силлогизм 1-й фигуры, например:
1. Воровство противозаконно и наказуемо.
2. Петров похитил у гражданки Ивановой бумажник с деньгами.
3. Петров нарушил закон и должен понести наказание.
Никакой связи между происходящим в нашем храме и отрывком из Нового Завета не наблюдается. Но, может быть, в словах Послания апостола Павла к Тимофею есть косвенные намеки на недопустимость сопровождения богослужения органом.
Обратимся к контексту: … Все, желающие жить благочестиво во Христе Иисусе, будут гонимы. Злые же люди и обманщики будут преуспевать во зле, вводя в заблуждение и заблуждаясь. А ты пребывай в том, чему научен и что тебе вверено, зная, кем ты научен. Притом же ты из детства знаешь священные писания, которые могут умудрить тебя во спасение верою во Христа Иисуса
.
По контексту ясно видно, что слова эти никакого отношения не имеют ни к музыкальным инструментам, ни даже к богослужению вообще.
Но все же, в качестве заключительного аккорда, откроем толкование Библии, изданное преемниками А.П. Лопухина, и посмотрим, как церковная традиция понимает эти слова апостола.
Читаем: «В то время, как лжеучители будут иметь успех, вводя людей в заблуждения, коим подвержены и сами, Тимофей должен стоять твердо в том учении, какое он принят от ап. Павла». То есть речь идет даже не о богослужебных традициях, а о вероучении.
Какие выводы следуют из вышесказанного?
1. Лица, вошедшие в комиссию по данному вопросу, не обладают юридическим, равно и церковно-каноническим образованием.
2. Их неверное истолкование Священного писания означает:
а) либо незнание ими Библии и ее традиционного толкования Церковью,
б) либо их недобросовестное и тенденциозное отношение к богодухновенному Писанию, когда по-сектантски вырываются фразы из священного контекста.
Из этой же справки: вся по чину да бывает
(1 Кор 14: 40). Эта цитата также взята для доказательства непозволительности применения за богослужением музыкальных инструментов и звуковоспроизводящей аппаратуры.
В данном случае мы видим грубейшую ошибку, имеющую название «quaternio terminotum» или «учетверение терминов». Нужно сказать, что почти все аргументы, и выше, и ниже рассматриваемые, страдают этими же грубейшими логическими погрешностями, что само по себе говорит об отсутствии у оппонентов опыта научной работы. Нет никакого смысла демонстрировать эти ошибки во всех высказываниях, поэтому мы ограничиваемся простым обращением к контексту Священного писания или непосредственно к правилу апостольскому, соборов или святых отцов.
Итак, братия, ревнуйте о том, чтобы пророчествовать, но не запрещайте говорить и языками; только все должно быть благопристойно и чинно
. Из контекста апостольского послания видно невооруженным глазом, что речь идет о языкоговорении за богослужением — глоссолалии, а не о музыкальных инструментах. Но вооружимся толкованием. В этом же вышеупомянутом издании толковой Библии мы читаем: «Апостол делает здесь краткую сводку раскрытых выше мыслей о сравнительном значении дара пророчества и дара языков». Полагаем, что дальнейшие рассуждения по данной цитате не имеют никакого смысла.
Далее, наконец, комиссией приводится цитата из 2-го правила Карфагенского Собора: «Церковный чин, по согласию каждого и всех вкупе, должно соблюдати», которая уже имеет отношение к богослужению.
Открываем полный православный энциклопедический словарь, изданный П.П. Сойкиным, и читаем: «Чин означает порядок, и однозначущ со словом устав. Так, например, бывают Чины: «Чин Божественной Литургии», «Чин Преждеосвященных Даров», «Чин над кутиею», «Чин великия вечерни, сие есть бдения всенощнаго» и т. д.
Итак, чин — это порядок; богослужебный чин — это порядок в богослужении, в противоположность бесчинству, беспорядку, хаосу, которые, в малой или большей степени, могли сопровождать молитвенные собрания первых христиан, совершающих молитвословия и священнодействия экспромтом, заранее не составляя никаких последований. Что нужно сделать, чтобы преодолеть беспорядок?
1. Нужно было богослужения, совершающиеся экспромтом, построить в последовательности, придать им чинность «по согласию каждого и всех вкупе», т.е. согласовать с каждым в отдельности и со всеми вместе участниками богослужения.
2. И этот «чин, по согласию каждого и всех вкупе, должно соблюдати», т.е. каждый исполнитель должен придерживаться того последования, того порядка, который согласован.
Но при чем здесь музыкальный инструмент, сопровождающий общенародное пение или молитву?
Вот и все доводы и аргументы комиссии Киевской духовной академии!
Против инструментального сопровождения богослужения выступает и владыка Феодосий в своем заключении. В качестве основания им приводится 15-е правило Лаодикийского Собора, где сказано: «Кроме певцов, состоящих в клире, на амвон входящих и по книге поющих, не должно иным некоторым пети в церкви». Не думаем, что нужно обладать особой подготовкой, высшим образованием, гениальным умом для того, чтобы увидеть, что это правило запрещает общенародное пение, а не орган.
Что же касается общенародного пения за богослужением, то оно сейчас, в большей или меньшей степени, практикуется везде. В России и на Украине, в том числе и Киево-Печерской лавре, общенародно поются «Верую…» и «Отче наш…», в Западной части Украины все богослужение поется народом.
Кто хотя бы поверхностно знаком с каноническими правилами, знает, что это далеко не единственное отжившее правило. Их огромное множество. Мы уже не говорим о правилах, позорящих нашу церковь, которые до сих пор не отменены, как например, 11-е правило VI Вселенского Собора, гласящее: «Никто из принадлежащих к священному чину или из мирян отнюдь не должен вступать в содружество с иудеями, ни в болезнях призывати их и врачества принимати от них, ни в банях купно с ними мытися. Аще кто дерзнет сие творити, то клирик да будет извержен, а мирянин да будет отлучен».
Далее владыка Феодосий по этому же поводу приводит 75-е правило VI Вселенского Собора: подобает «приносить псалмопения Богу» с «великим вниманием и умилением».
В том, что архиепископ цитирует именно это правило, проявляется некая ирония всего происходящего вокруг этой темы, так как в этом правиле говорится даже о более конкретной вещи, чем все богослужение в целом. Речь идет о псалмопении псалтири, а псалтирь — это ничто иное, как наименование древнего струнного музыкального инструмента. И псалмы, с самого начала, пелись как под звуки струнных, так и духовых, и даже ударных, инструментов. В самой Библии перед псалмами стоят предписания — какой инструмент должен сопровождать пение. Так, например,
4-й псалом должен сопровождаться струнным инструментом,
5-й пс. — духовым,
6-й пс. — восьмиструнным инструментом,
8-й пс. — Гефским орудием,
44-й пс. — музыкальным орудием Шошан,
45-й пс. — музыкальным инструментом Аламоф,
59-й пс. — орудием Шушан-Эдуф и так далее.
Рассуждения наши должны быть простыми: да, да; нет, нет; а что сверх этого, то от лукавого
(Мф 5: 37). Если Библия боговдохновенна и является Словом Самого Бога, какие могут быть возражения против того, что в ней написано? Если Сам Бог говорит через Своего пророка Давида о том, что подобает воспевать Господа со звуком трубным, на псалтири, гуслях, органе, на звучных кимвалах, с тимпаном… (Пс 150: 3–5), какие могут быть препятствия этому?
Некоторые, правда, пытаются возразить, что, дескать, это было в Ветхом Завете, а мы живем в Новом. Так и Десятисловие Моисея было в Ветхом Завете, давайте и его отменим. Сам Христос говорил: Не думайте, что Я пришел нарушить закон или пророков: не нарушить пришел Я, но исполнить
(восполнить) (Мф 5: 17).
Конечно, Новый Завет — это приход Самого Бога на землю. Ветхозаветный пасхальный агнец был заменен Нетленным Агнцем, закланным раз и навсегда за все грехи человеческие (Евр 9: 12). Поэтому отменены кровавые жертвоприношения. Обрезание и другие ветхозаветные обряды стали необязательными (Деян 15: 19–20). Разрешено вкушение запрещенных ранее видов пищи (Деян 10: 15) и пр. О всем этом говорится в Библии — Деяниях и Посланиях апостолов, т. е. в книгах боговдохновенных, но об отмене музыкальных инструментов, сопровождающих богослужение, не говорится абсолютно нигде.
Более того, нам известно из истории богослужения, что «связи между первыми христианами и синагогой и даже иерусалимским храмом прерваны были не сразу, и традиция храмовая и синагогальная первыми христианами поддерживалась», да и затем, когда произошел этот разрыв, христианское богослужение в значительной степени основывалось на ветхозаветных традициях (кроме «преломления хлеба по домам») (Профессор архимандрит Киприан. Евхаристия. YMCA-PRESS, Париж, 1947, с.42).
А учитывая, что и в храме, и в синагогах музыкальные инструменты применялись, логично будет предполагать, что, таким же образом, были музыкальные инструменты и у первых христиан, и если они и не использовались широко, то только из-за тяжелых условий, гонения на христианство в первые века.
Сохранилось ценное историческое сведение о том, что святитель «Василий Великий из Цезареи (епископ Кесарийский) повелел специально обученным певцам петь псалмы наподобие эпиникий Пиндара, а при заключительной строфе вступала вся община под сопровождение кифар» (кифара — древнегреческий струнный щипковый инструмент). (Шток. История музыки. С. 112.)
Конечно, к большому сожалению, исторические сведения относительно применения музыкальных инструментов в древней церкви скудны, но вполне достоверно, что с 660 года, по инициативе папы Римского Виталиана, в церкви, еще единой и неразделенной, вошел в богослужебный обиход орган (Музыкальная энциклопедия. М., 1981, т. 4, с.73).
И позже, через 394 года, когда произошло разделение церкви на Восточную и Западную, использование органа в Западной церкви не было фактором разногласия с Восточной церковью.
Относительно звукозаписывающей цифровой лазерной аппаратуры, которая дает возможность осуществлять запись и воспроизведение хора такого уровня качества, которое вполне соответствует натуральному звучанию. Как было сказано в письме протоиерея Иоанна, нами не ставилась цель заменить живое звучание хора фонограммой. Весь смысл в независимости от всевозможных жизненных обстоятельств, коллизий, которые либо могут полностью сорвать богослужение, либо внешне ухудшить его качество. Хористы иногда болеют, иногда опаздывают на богослужение, иногда проявляют безответственность. И с тем, чтобы это не отражалось на богослужении, с нами наготове всегда аппаратура. А для того, чтобы никто не смог обвинить нас в том, что мы, дескать, заменили живое пение мертвой фонограммой, мы ее в чистом виде не используем, т. е. ставим одного или нескольких человек, которые поют параллельно с фонограммой.
Ваше Блаженство, досточтимый владыка Владимир!
Все вышесказанное является кратким изложением наших взглядов относительно затронутых тем. Наши взгляды не совпадают с позицией архиепископа Феодосия, а также авторов академической справки, но, как говорили в древности, «Платон — мой друг, но истина дороже». Епископский сан или профессорская мантия сами по себе не гарантируют истинности высказываний их обладателями.
Если бы разногласия касались каких-либо абстрактно-теоретических тем, то следовало бы смириться и уступить позиции ради мира и единства. Но затронутые темы — жизненно важны для церкви сейчас. Редакция богослужебных текстов, применение музыкальных инструментов и электроники, адаптация богослужения для детей и молодежи — все это крайне важно для воцерковления сегодня, если мы не хотим остаться «бездетными». Мы уже потеряли много времени, каждый день мы теряем души, которые призваны привести к Богу.
Мы — чада нашей Матери Православной Церкви, если наша Мать откажется от нас, не признает или не узнает нас, это ее болезнь и наша скорбь. Не мы ее выбирали, и не нам ее оставлять. Но мы преданы Богу и слишком любим Святую Церковь, чтобы бездействовать, когда повсюду — побелевшие нивы и множество жатвы.
Протоиерей Иоанн Замараев,
Протоиерей Петр Замараев,
Иерей Игорь Шевченко,
Протодиакон Сергий Зырянов.
Регент Стефан Галуненко
1 января 1997
