Слово после воскресной вечерни в храме Успения Пресвятой Богородицы в Печатниках 7 декабря 1996г.
о поездке в Англию и Францию
IX конгресс православных Западной Европы
Дорогие братья и сестры! Мне пришлось побывать в командировке, быть три дня по приглашению митрополита Сурожского Антония в Лондоне, а потом еще и во Франции на IX конгрессе православных Западной Европы, организованном Православным братством Западной Европы. Я хотел бы поделиться с вами впечатлениями. На следующий же день после моего приезда в Англию, т. е. в первый день моего пребывания в Лондоне, меня ждал владыка Антоний. Проводя первую половину понедельника в духовной подготовке к этой встрече, я бродил по паркам Лондона, которые просто замечательны. Было тепло, солнечно, как и положено в такие дни. Знаменитого смога, который я, естествен но, ожидал увидеть, не оказалось и в помине — не иначе, как его разогнало ветром к нашему приезду. Меня, конечно, удивило, что в этих парках гуляли утки, зайцы, лисицы, павлины и разная прочая живность.
Ко второй половине дня я внутренне уже был готов к встрече, и стоило мне только пересечь порог лондонского Успенского собора, в котором служит владыка, как я был поражен: владыка Антоний буквально через секунду подходил ко мне быстрыми шагами. Я поразился этой его подвижности, какой-то удивительной легкости его существа, казалось, что все тело служит душе и духу, что для того и существует плоть, чтобы быть столь легкой, прозрачной, подвижной и несуетной. Мы очень любезно поздоровались. Владыка показывал мне собор, рассказывал о том, что они недавно в храме поставили иконостас, верхний чин которого написала одна матушка, второй чин — другая матушка, а третий, нижний, т.е. местный, — еще одна матушка. Я, конечно, сразу порадовался и сказал владыке, что и в древности иконописцами в основном были братья, и как хорошо, что вот теперь, судя по всему, этот дар перешел целиком к сестрам…
Затем владыка, ну просто как птица, как ангел, полетел в алтарь, я еле за ним успевал, — вы помните, ему ведь все-таки восемьдесят третий год. Когда мы поклонились престолу, он предложил мне сесть и, к моему удивлению, тут же начался наш разговор, ради которого я приехал в Англию. Разговор, как мне показалось, носил напряженно-наблюдательный характер знакомства, когда важным является все — каждое слово, каждое движение, каждое выражение лица, каждая интонация. Владыка весь превратился в слух и взгляд. Меня это даже несколько смутило, потому что я этого совсем не ожидал. Мы говорили о многом — о вас, о школе, о приходе, о братстве. И владыке ничего не нужно было долго объяснять многое: он, с одной стороны, много уже знал, уже имел какое-то мнение. А с другой стороны, он более интересовался богослужением: видимо, закон молитвы Церкви для него сейчас стоит в центре его жизни. Интересовался он и богослужебным языком, говорил, что, наверное, было бы нехорошо, если бы язык богослужения был таким, что он весь тянул бы на улицу, весь ассоциировался бы только с тем, что мы видим и ощущаем где-то на ходу, скоромимоходя. Я, конечно же, с ним согласился, сказал, что вот недавно у нас была профессор Ирина Арсеньевна Кириллова из Кембриджа (как вы помните), и ее поразило то, что мы целиком следуем традиционному языку, заменяя в священнических молитвах лишь непонятные славянские выражения. Ведь она прежде где-то слышала, что у нас богослужение на языке очень простом, обычном, обыденном. Владыка все это с большим вниманием выслушал, не сказав в ответ ничего.
Потом мы говорили о предполагаемых изданиях нашей Высшей Школы, в частности о тех катехизических беседах, которые мы проводим уже много лет. Я ему пояснил, почему эти тексты несколько сложны для восприятия и далеко не все в них можно понять с ходу, с наскока и, не только слушая, но даже читая их, нужно вдумываться, вникать и вникать. Я говорил владыке, что это для нас важно, ибо все должны понимать, что в нашей вере, в нашей христианской жизни не бывает закрытых тем, и вот эту открытость мы должны показать; всякий человек, какой бы он ни был, приходя на катехизацию, должен получить полное удовлетворение своих духовных запросов, но каждый должен и почувствовать, что то, что он получил, — еще не все, что очень многое остается как бы за «бортом», что к этому надо будет еще не однажды возвращаться. Владыка снова ничего не ответил, но я понял, что, как и во время беседы о богослужебном языке, он был заинтересован и, может быть, даже доволен.
Много-много лет я думал о встрече с владыкой, ведь прежде у меня никогда не было возможности вот так непосредственно с ним говорить. Я много раз видел его и слышал в России его проповеди, его беседы, но всегда был где-то в толпе, в народе, в большом собрании, и подойти к нему казалось просто невозможным. И вот вдруг такая неожиданность, — это приглашение в Англию, в Лондон, самим владыкой! И так моя мечта быстро реализовалась! Мне удалось записать несколько слов, сказанных владыкой Антонием специально для наших прихожан.
Обращение митрополита Сурожского Антония к прихожанам храма Успения Пресвятой Богородицы в Печатниках
Я с большой радостью встретил сегодня отца Георгия. Я о нем слышал многое, переписывался, но теперь я его знаю в лицо. Это настоящая встреча, и это большая радость. То, что он мне рассказал о вашем приходе, меня глубоко тронуло и очень обрадовало. Приход у вас живой, творческий, и он миссионерский, не в смысле захвата чужих душ, а в том смысле, в котором миссия нам была предложена Христом — поделиться с другим той радостью и тем чудом жизни, которые представляют собой встречу со Христом и соединение с Ним, сначала верой и молитвой, а потом и таинствами. Дай вам Бог крепнуть, углубляться, расти и светить всем вокруг вас, и верующим, и неверующим, ибо свет Христов просвещает всех.
Действительно, свет Христов просвещает всех. Эти простые и ясные слова владыки были для меня огромной радостью. То, что он увидел в нашей встрече — Встречу (а вы, — кто читал его работы, — знаете, какой смысл он вкладывает в это слово), меня очень обрадовало, и я был счастлив, что он увидел в нашем приходе миссионерский приход не в смысле захвата, как иногда можно услышать, чужих душ, а именно в смысле живого свидетельства. Я был рад его пожеланию углубляться, духовно расти. И, конечно, эти несколько слов, буквально минута, которые владыка записал для нас, — это, может быть, действительно то, ради чего стоит преодолевать тысячи километров, о чем можно мечтать годами. Вот это главное, что мне удалось сделать, увидеть в Лондоне.
Я хочу рассказать вам и о том, как устроен ныне Успенский собор, в котором служит владыка, потому что вам может быть важно знать, что несколько лет назад к собору были пристроены дополнительные помещения специально для того, чтобы после каждой литургии можно было совершать агапы, что они и делают, а также для того, чтобы можно было собирать для катехизических бесед взрослых людей, которых все больше и больше появляется в Великобритании из России, стран СНГ, Прибалтики. И я присутствовал на одной из таких встреч.
У меня были и встречи с президентом Синдесмоса проф.Димитрием Эконому (он однажды был здесь, в нашем храме), который специально приехал ради этого из Оксфорда. Я был рад слышать, что он считает наше братство и наш приход своими членами, хотя по обстоятельствам времени мы не можем осуществить это официально.
Конечно, я мог бы еще много рассказывать о людях, о Лондонской национальной галерее, столь великолепной, что уйти просто невозможно. И хотя лондонцы пугали меня бурями и вихрями, которые должны вот-вот налететь, вихри не налетели, бури не произошло, стояла по-прежнему замечательная солнечная теплая погода.
Потом я пошел на вокзал, сел в поезд и вскоре оказался под Ла-Маншем — это, конечно, удивительное впечатление, а еще через час я уже был в Париже. Всего из Лондона в Париж 3 часа езды, ровно 3 часа — минута в минуту. В Париже я посетил самую крупную во Франции катехизическую католическую школу при кафедральном соборе Нотр-Дам де Пари, который существует под патронажем кардинала Люстиже, очень интересующегося православием. Это катехизическая школа для взрослых, в ней две тысячи человек.
Буквально в тот же день вечером надлежало ехать в Вандею, в Сен-Лорен он Севр, на Конгресс православных Западной Европы, это в 300–400 км от Парижа, почти на берегу океана.
Очень интересным был этот съезд православных, который, как вы знаете, собирается раз в три года. Он напомнил мне наши Преображенские соборы. Полтора десятка круглых столов, которые проводились по самым актуальным темам, очень напоминали наши «соборные» круглые столы. Я ощущал, что можно учиться у них, потому что они продвинулись дальше нас, прожили больше, глубже, полнее то, что нам еще, может быть, предстоит прожить. Иногда мне казалось, что что-то у нас лучше, и хотелось об этом рассказать, засвидетельствовать. На съезде выступали богословы, делались доклады. Сначала выступал митрополит Серафим, представляющий Румынскую православную церковь. Его пламенное, горячее выступление не могло не привлекать к себе, и я очень надеюсь, что мы получим этот доклад в переводе с французского и сможем вскоре опубликовать в нашем журнале «Православная община».
Чрезвычайно интересным было выступление проф.Оливье Клемана, которого многие из вас должны помнить, он был у нас еще во Владимирском соборе. Это было выступление очень тонкого, умного, тактичного философа, знаменитого православного богослова, христианина, человека, сумевшего преодолеть в себе отчуждение, дробление, которое предлагает нам мир сей, дробление вокруг и даже иногда внутри церкви, в ее видимых канонических границах. Доклад был посвящен чрезвычайно важной теме — теме власти и веры. Тема власти оказалась очень интересной, и хотя слушать и читать Оливье Клемана, этого знаменитого православного философа и богослова, церковного деятеля, как всегда, было нелегко, однако стоило прилагать усилия, для того чтобы понять каждое слово. Этому помог прекрасный переводчик на русский — Леонид Корабельников, исполнительный директор парижской Ассоциации друзей Свято-Филаретовской высшей школы.
Выступали и другие люди, в том числе известный греческий богослов Христос Яннарас, книги которого вы также могли видеть у нас в храме. Он говорил о разных аспектах человеческой любви. Естественно, это интересно не только западным людям, не только молодежи, но всем.
Далее шли долгие, трудные разговоры и даже споры между архиереями (а их было там довольно много) относительно возможности преодоления юрисдикционной дробности православных церквей рассеяния, православной диаспоры, к которой относится и Франция, и другие страны Западной Европы.
В то время мне пришлось встретиться с очень многими людьми, и я был поражен, что многие из них нас с вами знают, помнят, часто были у нас, причем некоторые были как бы инкогнито, я даже и не знал о них. Иногда они кого-то сопровождали, иногда сами скромно стояли в храме, составляя свое впечатление. Я был рад, что отрицательных впечатлений не выразил никто. Меня постоянно спрашивали о вас, о нашей общей жизни, о том, как воспринимается наш опыт в Русской церкви, насколько далеко идут споры или какие-то наши трудности. Я был поражен, как легко мы находили общий язык даже с теми, кто вначале был несколько сдержан, может быть, слыша о нас вещи разные или читая их. И когда люди очень осторожно и тактично задавали свои вопросы и получали ответы, то все предосторожности и перегородки исчезали. И это была большая-большая радость, радость единения.
В субботу вечером была служба в огромном городском соборе: совершалось всенощное бдение, которое возглавлял один из православных архиепископов, с ним сослужили два священника — отец Иоанн Гейт, которого вы также, может быть, помните, ибо он тоже у нас когда-то служил, и я. Я был удивлен тому, что в воскресенье совершалась память Георгия Победоносца. И когда запели тропарь Георгию Победоносцу, был просто поражен этим совпадением. Огромный католический храм, предоставленный нам, был заполнен участниками Конгресса, их было человек 700–800, было очень много священников разных православных юрисдикций. И конечно, все эти дни запомнились мне на всю жизнь. Эти встречи, это общение были замечательны. Повторяю, так много у нас открылось общего, что можно только удивляться, буквально поражаться.
Естественно, нельзя было не сожалеть, что от нашего братства присутствовал лишь я один, но, с другой стороны, я благодарил Бога и за это, потому что и это осуществить было не так просто.
На литургии в воскресенье были уже другие служащие священники, но все хотели причащаться. Приходившие уже к 10 часам к мессе католики спрашивали: «Что здесь происходит?» Они никак не ожидали видеть то, что видели. Вообще нужно сказать, что интерес католиков к православию по-прежнему необыкновенно велик.
А еще я должен вам сказать, что православные встречались везде. Вспоминаю, как я ходил во второй день приезда по Лондонской национальной галерее, вдруг ко мне обратился англичанин, так как я, естественно, везде был в подряснике, хотя это и не принято в Западной Европе, но, оказывается, это все же неплохо. Он подошел и сказал мне (я уже, слава Богу, стал лучше понимать по-английски и даже говорить), что он — православный, что он просит благословения, что он оттуда-то и т. д. Я очень этому порадовался. И русских я все же встретил, а то начал даже как бы унывать — неужели на весь Лондон ни одного русского, кроме тех, кто посещает Успенский собор?
В замечательном храме Вестминстерского аббатства, в этой древней базилике, я почти сразу увидел перед собой две большие православные иконы Спасителя и Божией Матери. Они были как две горящие свечи у входа. Я уже знал, что их написал один из учеников отца Зинона специально по просьбе, по заказу руководства Англиканской церкви, которое обратило внимание на то, что в храме в основном надгробия, надгробия, надгробия, как на кладбище, и ни одного христианского знака. И вот оно решило выйти из положения, заказав именно эти иконы. Около этих икон и повстречались мне первые в Лондоне русские.
Было много встреч, пришлось очень много работать, писать статьи, давать интервью. Большое интервью пришлось дать на Би-Би-Си, для чего там пришлось провести много времени. Я поразился интересу к нашей жизни и тонкому пониманию ее особенностей. Правда, со мной на Би-Би-Си беседовали люди православные — о.Сергий Гаккель и Фаина Янова. Конечно, я не мог не почувствовать, что если бы вот еще лет десять, пятнадцать, двадцать назад я был бы в этих стенах, то неизвестно, куда бы я вернулся и где бы я остался. Этим ярким переживанием я, конечно, поделился с теми, кто пригласил меня. Многие передавали вам благословение, приветы, поклоны. Я с радостью передаю все это вам.
Я привез множество подарков, открыток, книжек. Но самый главный подарок — это все же встреча, это память. Сейчас я почему-то особенно вспомнил об отце Игнатии Пекштадте. Помните, он не однажды у нас служил. Он привез на Конгресс целый автобус своих прихожан. Их было там человек 30 — из небольшого прихода г.Гента. Я сейчас точно могу вам сказать, что, наверное, за все три дня он меня ни разу не пропустил мимо. И если я где-то проходил недалеко, он тут же вскакивал — было ли это за трапезой, в храме или еще где-то, — раскрывал руки для братских объятий, и каждый раз у него находилось какое-то теплое слово, какое-то искреннее пожелание и каждый раз — какой-то новый, новый подарок. Увы, я этим не отличался.
И все же я чувствовал во Франции тепло сердец, и даже тех, кто, может быть, немного осторожничал, или кто, может быть, хотел угодить сразу всем, я, естественно, тоже вспоминаю с благодарностью, потому что понимаю, в каких трудных условиях находятся христиане, особенно православные, в Западной Европе.
Дорогие братья и сестры, простите за долгий рассказ, за то, что я вас сегодня задержал, но я не мог скрывать все это от вас и сохранять только для себя.
