Пастырь на рубеже эпох (к 150-летию со дня рождения митр.Антония (Вадковского)
В 1909 г. Сергей Николаевич Булгаков писал: Церковная интеллигенция, которая подлинное христианство соединяла бы с просвещенным и ясным пониманием культурных и исторических задач (чего так часто недостает современным церковным деятелям), если бы таковая народилась, ответила бы насущной исторической и национальной необходимости
. Ко времени выхода в свет сборника «Вехи» Петербургскую кафедру уже двенадцатый год занимал иерарх, который с почти столетнего расстояния может показаться идеальным образцом как раз той церковной интеллигенции, которую не находил среди «современных церковных деятелей» С.Н. Булгаков. Но мы не в праве обвинить философа в близорукости или же усомниться в выдающихся качествах личности владыки Антония (Вадковского), митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского. О причинах такой странной на первый взгляд «невстречи» владыки с С.Н. Булгаковым я скажу чуть позже; сейчас же обратимся к обстоятельствам жизни митрополита Антония.
Биография
Будущий митрополит родился 3 августа 1846 г. в бедной семье приходского священника Василия Иовлевича Вадковского в селе Гремячки Кирсановского уезда Тамбовской губернии. С 1858 г. о. Василий служил в селе Ширингуши, здесь прошло отрочество будущего митрополита. Маленький Александр много раз слышал от матери Ольги Никифоровны рассказы о чудотворениях на могиле о. Серафима в Саровской пустыни, находившейся тогда в составе Тамбовской епархии. Через полвека сын сельского священника один из немногих поддержал инициативу канонизации преподобного Серафима, казавшуюся тогда почти невозможной, а летом 1903 г. возглавил открытие мощей святого.
В 1866 г., после окончания духовной семинарии в Тамбове, Александр Вадковский как лучший ее выпускник был принят в Казанскую духовную академию. По воспоминаниям друзей, именно здесь он сложился целиком, в духе интеллигенции 1860–1870-х годов, здесь же обрел на всю жизнь особую любовь к славянофилам, из которых выше всех ставил А. С. Хомякова. Возвышенный идеализм шестидесятников, не замутненный левым радикализмом, но пронизанный пламенной верой, определил весь строй личности Александра Вадковского.
Владыка Антоний был по своим религиозно-философским воззрениям идеалистом в лучшем и возвышеннейшем смысле этого слова. Основные идеи гегельянства и феноменологизма как бы встретились в его душе с учением Евангелия Иоанна и Климента Александрийского о Логосе, и с народным поэтическим воззрением на вселенную как многоцветную, чудно сияющую ризу Божества».
Окончив в 1870 г. академию, Вадковский остался в ней в качестве преподавателя гомилетики и пастырского богословия. Вскоре Александр Васильевич женился. В 1871 г. он получил степень магистра богословия за диссертацию «Из истории древнеболгарской церковной проповеди. Константин, епископ Болгарский, и его Учительное Евангелие», опубликованную в Казани, 1885 г.; с 1875 г. участвовал в описании рукописей Соловецкой библиотеки, которая была передана в Казанскую духовную академию. Продолжая изучение истории церковного проповедничества, доцент А. В. Вадковский в 1874 г. возглавил солидный научный журнал «Православный собеседник».
Однако вскоре на Александра Вадковского обрушились несчастья. В 1879 г. умирает его жена Елизавета Дмитриевна, а через два года — оба ребенка, Борис и Лидия. Через много лет друг митрополита Антония вспоминал, что молодой ученый выдержал страшную катастрофу только благодаря вере… Но в своей беде Александр Васильевич сумел различить голос Божий, и он решает уже всецело посвятить себя церковному служению, приняв монашеский постриг. Надо сказать, что в начале 1880-х годов в Казанской духовной академии не было ни одного монаха ни среди преподавателей, ни среди студентов. 4 марта 1883 г. Александр Вадковский был пострижен с именем Антоний, 6 апреля посвящен в иеромонаха, 14 ноября — возведен в сан архимандрита. В том же 1883 г. Антонию (Вадковскому) присвоили звание профессора.
О. Антоний имел большое влияние на студентов, пользовался всеобщей любовью. В 1884 г. он получил назначение на должность инспектора академии. В 1885 г. о. Антония перевели в столицу, он становится инспектором Петербургской духовной академии, с которой спустя несколько лет его имя будет связано уже неразрывно. Владыка Антоний был не только блестящим педагогом, но и человеком редкой отзывчивости, благородства и такта. Интересно, что своим любимым русским святым владыка Антоний называл Тихона Задонского, он очень любил и Серафима Саровского и после его канонизации устроил для себя за городом скит с Серафимовской церковью. Зная о человеке лишь то, что он — ревностный почитатель святителя Тихона и преподобного Серафима, можно уже составить о нем некоторое представление…
С 1887 г. архимандрит Антоний — ректор Петербургской духовной академии; в том же году он посвящен в сан епископа Выборгского, викария Петербургской митрополии. В 1892 г. владыка расстается с академией, получив назначение на Финляндскую кафедру. В 1890-х годах ему присуждена степень доктора церковной истории, он избран почетным членом всех российских духовных академий, благодаря активному участию в богословском диалоге с западными христианами имя владыки Антония становится известным всему миру. В 1897 г. Финляндский архиепископ участвует в епископской хиротонии архимандрита Тихона (Белавина), впоследствии — Патриарха Московского и всея России. В 1898 г. владыка Антоний назначен петербургским митрополитом.
Позднее митрополит Евлогий (Георгиевский) говорил, что «за немногими исключениями, пышно-пустая петербургская аристократия была средоточием всевозможных политических, церковных и карьерных интриг. Некоторые представители высшего духовенства к ней тянулись. В стороне стоял Петербургский митрополит Антоний. Он целомудренно и скромно шел своим путем, не впутываясь в сеть карьерных домогательств, козней и интриг. А вся атмосфера была ими насыщена». Во всех жизненных ситуациях владыка оставался прежде всего человеком по имени Антоний, а уже потом — профессором, величественным иерархом, государственным мужем. Он ценил человеческое общение, старых друзей; умел завязывать новые знакомства, не обусловленные его церковно-политическим положением. Например, в конце жизни он крепко подружился со старушкой Марией Павловной Ярошенко, вдовой знаменитого художника-передвижника Н. А. Ярошенко. Сверстница владыки, знавшая всех выдающихся людей России 1860–1870-х годов, Мария Павловна была последним звеном, связующим митрополита Антония с его молодостью, с ушедшими людьми и минувшими временами.
В столице владыка Антоний получил возможность еще шире заниматься благотворительностью, больше проповедовать. Его подпись стоит теперь под всеми документами Синода, в частности, под известным Определением о графе Льве Толстом. Митрополит активно участвует в подготовке Собора Российской Церкви, ведет официальную церковную переписку с предстоятелями всех поместных православных церквей, произносит речи перед открытием Государственного Совета и Государственной Думы, принимает в Петербурге президента Франции. Но здоровье владыки уже надорвано. Сказались мучительное напряжение времен смуты 1905 г., обманутые надежды на созыв Собора. 24 октября 1912 г. у митрополита Антония случился инсульт, 2 ноября он умер. Тех, кто знал нравы «князей Церкви», поразили размеры состояния, оставленного митрополитом, — семь рублей. Согласно завещанию, владыку Антония похоронили в очередной братской могиле Александро-Невской Лавры под простым деревянным крестом.
Благовестие любви
Научные интересы молодого преподавателя Казанской духовной академии А. В. Вадковского были самым непосредственным образом связаны с нуждами Церкви. Изучая историю проповедничества, он имел в виду и упадок церковного учительства в современной ему России. В IX в. Свт. Константин, просветитель болгар, перевел на славянский язык Учительное Евангелие, сборник толкований на зачала Евангелия, читаемые на воскресных литургиях. Этим он стремился возродить уже угасавший в то время тип проповеди — толкование в евхаристическом собрании Священного Писания. (Для эпохи свт. Константина Болгарского были характерны витиеватые проповеди, содержащие похвалу либо Богородице, либо святому дня.) А. В. Вадковский не только предпринял фундаментальное исследование памятника, но на примере деятельности свт. Константина показал необходимость постоянного обновления церковной жизни через творческое возвращение к Преданию.
В дальнейшем проповедь была одним из главных служений владыки Антония. В Петербургской духовной академии он создал кружок студентов-проповедников, отправлявшихся «в народ». Члены кружка вели популярные богословские беседы в ночлежках и тюрьмах, в общественных залах и приходских церквах. Из этого кружка студентов-проповедников вышло немало известных впоследствии людей, в частности три архиерея — Сергий (Страгородский), Гермоген (Долганов) и Амвросий (Гудко).
Возвещение Евангелия было для митрополита Антония непосредственно связано с делами милосердия. Количество разнообразных благотворительных и просветительских организаций, в деятельности которых митрополит принимал активное участие, едва ли можно теперь точно подсчитать. Владыка Антоний открывал и новые, ранее не испытанные пути благотворительности. В бытность Петербургским митрополитом он основал специальное братство для помощи людям, страдающим болезнью Дауна, эпилепсией, психическими расстройствами. Митрополит Антоний хорошо знал народную жизнь, ему была известна горькая участь изгоев общества, подвергавшихся самому жестокому обращению. Он основал Христианский союз образованных женщин и девиц, члены которого отправлялись читать вслух Библию (вспомним уровень неграмотности в старой России) в тюрьмы, больницы, богадельни. Владыка Антоний опекал еще несколько крупных учреждений, оказывавших прямую помощь обездоленным или боровшихся с пьянством. Предметом особой заботы митрополита было Христианское содружество учащейся молодежи, объединявшее студентов высших учебных заведениях. Личным подвигом владыки были посещения петербургских тюрем, беседы с заключенными, материальная и духовная поддержка.
Вкупе с устной проповедью все эти предприятия были именно благовестием, светом во тьме. Осознание морального императива Евангелия составляет одну из самых характерных черт личности митрополита Антония. Своих учеников и друзей он вновь и вновь призывал трудиться ради Бога и людей. Приняв монашеский постриг как полное посвящение на служение воле Божией, владыка не знал того специфического пессимизма, который окрасил мироотречение иных аскетов. В частности, владыка Антоний всегда был покровителем христианского брака. В одном из его частных писем есть такие слова: «Бог создал человека для радости. Христианский взгляд на жизнь светлый, чистый, радостный. Бог благословил людей любить друг друга. Он Сам Себя назвал Любовию. Чувство женщины, влекущее ее к избраннику сердца в браке, не есть чувство для греха, а для благословенного Богом сожительства, во исполнение воли Божией о мужчине и женщине. Но все, что от Бога, в Боге и для Бога, не есть земное греховное, а есть небесное, Божие, святое».
Благая весть Христа возвещается в гуще народа. Поэтому проповеди митрополита Антония, глубокие и искусные, не походят на богословский трактат, но разворачиваются во времени как беседа с конкретными людьми. Отправной точкой проповеди имеют не «тему», а какое-то жизненное обстоятельство, то или иное событие, внутри которого владыка Антоний раскрывает правду о Боге и человеке. Мысль владыки постоянно возвращается к Христу Спасителю, Который и становится для проповедника мерилом всех обстоятельств, всех поступков. Больше всего владыке хочется говорить о любви; Иоанновы Евангелие и Послания служат для него неисчерпаемым кладезем. Здесь следует упомянуть о правиле, которое владыка исполнял в течение всей жизни: каждый вечер прочитывал одну главу Евангелия и один псалом, а утром — одну главу из Апостола. И любимым чтением было, конечно же, Евангелие от Иоанна1.
Разговор о благовестии митрополита Антония останется неполным, если не сказать о присущем ему духе жизни, как называли это позднее мемуаристы, качество, столь же трудно определимое словами, сколь и вполне понятное. Им согрето и воодушевлено все общественное служение Петербургского митрополита, оно придавало силу тем проповедям, которые, вероятно, сильно проигрывают на бумаге. Но сам дух жизни не мог бы пройти красной нитью через всю судьбу владыки, если бы Дух Божий не вдохнул его в ум и сердце владыки Антония.
Жажда единства
В понедельник страстной седмицы 1886 г. Петербургскую духовную академию по приглашению ректора архимандрита Антония (Вадковского) посетил Владимир Сергеевич Соловьев. Встреча состоялась в присутствии преподавателей и студентов, интересовавшихся экклезиологическими воззрениями философа. Среди собеседников Соловьева, кроме владыки Антония (Вадковского), были иеромонах Михаил (Грибановский), впоследствии епископ Таврический и Симферопольский, и иеромонах Антоний (Храповицкий), впоследствии митрополит Киевский. На следующий день после встречи в Академии, посылая для двух Антониев и Михаила свои книги, Соловьев писал ректору: «Вчера я чувствовал себя среди общества действительно христианского, преданного делу Божию прежде всего»1.
В 1901 г. митрополит Антоний (Вадковский) благожелательно отнесся к замыслу Религиозно-философских собраний, предложенному Д.С. Мережковским, З.Н. Гиппиус и их единомышленниками2. Председательствовать на собраниях митрополит благословил своего викария, молодого епископа Сергия (Страгородского). Собрания стали важной вехой как церковной, так и общественно-культурной жизни России.
Эти два события, разделенные пятнадцатью годами, находятся в самой непосредственной связи. В своем попечении о Церкви митрополит Антоний умел видеть далекие исторические перспективы, а значит, не мог не думать о последствиях отчуждения интеллигенции от Церкви, а Церкви — от секулярного общества. В молодости владыка был не только свидетелем, но и участником формирования первых поколений русской интеллигенции, и раскол этот должен был переживать как собственную рану. Заметим, что в случае с Соловьевым митрополит Антоний приглашал «светского» богослова в круг богословов «профессиональных», а через пятнадцать лет речь шла уже о встрече представителей двух изолированных миров…
Характерно, что владыка старался не допустить опрометчивых шагов по отношению к Л.Н. Толстому, чей уход от кафолического Православия стал грозным предвестием крушения всех связей между государственной Церковью и либерально настроенным обществом. Подписав Определение Синода о графе Льве Толстом, митрополит с большим тактом ответил на экспансивное письмо Софьи Андреевны и в дальнейшем многократно давал понять Толстому, что для него дверь в Православную Церковь еще не закрылась навсегда. Сама форма Определения — свидетельство об отпадении Толстого от Церкви — является плодом редакторской работы митрополита Антония (первоначальный вариант обер-прокурора Победоносцева представлял собой не свидетельство, а отлучение)1. Но мистическая интуиция любви, собирающей людей в единую святую Церковь, привела владыку позднее к сожалению о том, что Определение вообще было выпущено. В этой связи мемуарист говорит, что митрополиту Антонию очень хотелось отменить ежегодные анафематствования в первое воскресенье Великого Поста2.
Петербургский митрополит стремился поддерживать связи не только с разнообразными людьми; ему довелось много потрудиться для сближения Церквей Востока и Запада. В те времена Католическая церковь, запрещавшая даже совместную молитву с некатоликами, не могла быть партнером в диалоге Церквей3. Но старокатолики, отколовшиеся от Католической церкви из-за непризнания догмата о безошибочности Папы Римского, настойчиво искали соединения с Православием. В 1892 г. архиепископ Антоний встал во главе комиссии, которая должна была рассмотреть этот вопрос. Вслед за старокатоликами о соединении с Востоком всерьез заговорили англикане.
Российская Церковь, в отличие от Католической, не делала резких и безапелляционных суждений по поводу законности рукоположений в Англиканской Церкви, что позволило успешно начать переговоры. Когда англиканские епископы посещали Россию, их принимали именно как архиереев, и они преподавали благословение народу; архиепископ Йоркский Уильям Маклаган в Петербурге присутствовал при богослужении в алтаре. Архиепископ Антоний, в свою очередь, посетил Англию. В 1897 г. владыка выступал в Лондоне на епископском Соборе, тогда же он побывал в центре старокатоликов в Бонне.
Под руководством митрополита Антония было предпринято доскональное богословское исследование всех вопросов, разделявших православных с англиканами и старокатоликами. Владыка испытывал больше симпатий по отношению ко вторым, каноничность англиканской иерархии вызывала у него некоторое смущение и он соглашался лишь на условное признание ее законности1. Тем не менее владыка Антоний не спешил с выводами и настаивал на продолжении работы. На Западе труды петербургских богословов вызвали большой резонанс, имя архиепископа Антония стало известно во всем мире.
Труды сторонников церковного единства не привели ни к каким конкретным результатам. Причин тому было несколько — косность бюрократического аппарата Российской Церкви, недопонимание западными христианами позиции православной стороны, вынужденный разрыв всех связей после 1917 г. Тем не менее вклад владыки Антония в дело сближения христиан Востока и Запада не должен быть забыт. Христос не разъединяет, но соединяет, собирает рассеянных чад Божиих; митрополит Антоний понимал это значительно лучше многих своих современников.
Попечение о Церкви
В своей Петербургской епархии митрополит Антоний достиг впечатляющих успехов. Совершенно новыми стали взаимоотношения архиерея с духовенством. Протоиерей Михаил Чельцов (позднее — новомученик) писал в 1928 г. о том, как дорожил митрополит Антоний желанием приходских священников «почесть не столько за свое право, сколько за обязанность иметь свой голос и судить о делах как епархиальных, так и общецерковных, познать себя в качестве активных помощников правящему епископу… Как духовенство, так и митрополит Антоний стремились лишь к одному: укрепить истинный строй жизни, надлежащую соборность, авторитет и идейную деятельность пастырства, в том числе и даже главным образом — епископата, оживлять всю церковную работу и церковное управление»2.
Но как раз церковная работа и обнаруживает существующие недостатки общего характера. Владыка Антоний не мог не видеть, что препятствием и для благовестия, и для единства народа Божия зачастую оказывался сам статус господствующей Церкви, равно как и некоторые особенности ее внутренней жизни. О церковных реформах все чаще говорили и в среде петербургского духовенства. Одной из инициатив того времени была знаменитая записка «О необходимости перемен в русском церковном управлении», подписанная тридцатью двумя священниками и поданная владыке Антонию. Позднее сам факт появления «группы 32-х» оценивали крайне негативно и ставили в вину митрополиту Антонию, напрямую связывая дореволюционные выступления за реформы в Церкви с обновленческим расколом 1922 г. К тому же одним из лидеров раскола стал бывший викарий Петербургской митрополии епископ Антонин (Грановский)1.
Но митрополит Антоний не может нести личной ответственности за сервилизм обновленцев, их противоканонические действия и предательства. Кроме Антонина (Грановского) и Сергия (Страгородского), у владыки Антония был викарием св. Вениамин (Казанский), в 1917 г. избранный Петроградским митрополитом и ставший первой жертвой союза обновленцев с коммунистической властью. Известны многочисленные примеры того, как бурные события первой четверти ХХ в. делали непримиримыми врагами даже членов одной семьи. Почти так же можно было бы назвать и людей, которых владыка Антоний собрал некогда под своим омофором ради блага Церкви. Осудить митрополита за что-либо может лишь человек, нечуткий к трагизму жизни и не имеющий горького опыта потерь и разделений…
Вся деятельность владыки в области церковных реформ была строго продумана, лишена всякой политической конъюнктуры и поставлена на серьезное каноническое и церковно-научное основание. Особенно хорошо это видно из материалов Предсоборного присутствия, работавшего под председательством митрополита Антония в 1906 г. в связи с ожидаемым Поместным Собором2. От разговоров о Соборе к созыву Предсоборного присутствия удалось перейти благодаря записке митрополита Антония, поданной императору в 1905 г. Владыка Антоний просил разрешить совещание архиереев Русской Церкви с участием богословов, приходского духовенства, мирян, но без участия каких бы то ни было представителей государственной власти. Надо заметить, что переход от патерналистских отношений Церкви и государства к партнерским владыка Антоний связывал как с восстановлением соборного церковного управления, так и с реформой приходской жизни.
Владыка умер за пять лет до Собора 1917–1918 гг. В деле церковных реформ он зачастую был одинок, и можно только догадываться, что пережил митрополит Антоний, когда выяснилось правительству все начинания Предсоборного присутствия попросту не нужны. «Обратный ход» светских властей начался уже в 1907 г. и продолжался до самой революции…
Кратко перечислю еще несколько вопросов церковной жизни, которые были важны для митрополита Антония. Владыка был ревностным поборником свободы совести и настаивал на прекращении всех полицейских преследований старообрядцев, сектантов и православных, перешедших в другое исповедание. Постоянными выступлениями на эту тему он нажил несчетное количество врагов. Митрополит Антоний энергично противился вмешательству духовенства в политическую деятельность, в частности, он был против избрания архиереев в Государственную Думу. Владыка настаивал на исключении из законодательства формулировки «господствующая Церковь» на том основании, что господство — нехристианская идея. Он всегда был врагом обскурантизма в среде духовенства, отстаивал обязательность для каждого пастыря самого серьезного, всестороннего образования и высоко ценил образованных священников.
Попечение владыки о Церкви не ограничивалось только деятельностью, связанной с жизнью Церкви Российской. Митрополит Антоний был активным поборником православного единства, много сделавшим для оживления связей с Церквами Востока. Почитатель славянофилов, он стремился сделать все от него зависящее для блага Православия среди славянских народов1. Особенно содействовал владыка укреплению церковной жизни южных славян, усматривая опасного соперника в лице Католической церкви.
Митрополит Антоний глубоко чтил Константинопольского Патриарха Иоакима III, чьи планы созыва Вселенского Собора были ему особенно близки. Разрабатывая проекты церковных реформ в России, митрополит Антоний постоянно соотносил их с аналогичными проектами, над которыми работали тогда богословы и иерархи Константинопольского и Александрийского Патриархатов. Это касалось, в частности, проповедничества, комплекса проблем, связанных с реформой церковной школы, соединения со старокатоликами и англиканами, реформы церковного календаря. Митрополит Антоний поддерживал постоянную переписку с главами всех автокефальных Православных Церквей, старался умиротворять вспыхивавшие на Востоке церковные конфликты. Духовенство русских храмов в Иерусалиме, Константинополе и Афинах периодически представляло митрополиту подробнейшие доклады по всем современным проблемам Православия на Востоке и в Греции1. Эта его постоянная, кропотливая работа основывалась на тех же идеалах единства вселенского Православия, которые некогда вдохновляли А.С. Хомякова: «Церковь называется православною, или восточною, или греко-российскою, но все сии названия суть только названия временные. Когда распространится Церковь или войдет в нее полнота народов, тогда исчезнут все местные наименования, ибо не связывается Церковь с какою-нибудь местностью и не хранит наследства языческой гордости, но она называет себя единою, святою, соборною и апостольскою, зная, что ей принадлежит весь мир и что никакая местность не имеет особого какого-нибудь значения, но временно только может служить и служит для прославления имени Божьего, по Его неисповедимой воле».
Митрополит Антоний и св. Иоанн Кронштадтский
Известно, что отношения знаменитого харизматика и чудотворца, протоиерея Андреевского собора в Кронштадте, св. Иоанна со своим петербургским епархиальным начальством складывались неровно. В частности, деятельность святого вызывала раздражение митрополита Исидора (Никольского) (1799–1892 гг.). О митрополите Антонии биограф Кронштадтского пастыря сообщает, что тот завидовал славе о. Иоанна и даже… ненавидел его3. В качестве подтверждения указывают на некоторые попытки митрополита Антония стеснить действия поклонников св. Иоанна. Само по себе это не говорит ни о зависти, ни, тем более, о ненависти. Заметим, что митрополита Антония и св. Иоанна никогда не разделяла в жизни глухая стена. Зная митрополита Антония, который пребывал в Петербурге с 1885 г., Иоанн Кронштадтский послал поздравление его матери, когда владыку назначили на Петербургскую кафедру1. Св. Иоанна неоднократно приглашали сослужить митрополиту Антонию, в частности, при освящении церквей2. В 1902 г. владыка Антоний в сослужении Иоанна Кронштадтского освящал главный храм Иоанновского женского монастыря на Карповке, а в 1908 г., накануне погребения святого, освятил его церковь-усыпальницу, приготовленную о. Иоанном заранее3. И все же слухи о трениях между митрополитом Антонием и Иоанном Кронштадтским не беспочвенны. Попытаемся понять, что разделяло двух выдающихся представителей Православной церкви в России.
Повесть Н. С. Лескова «Полунощники» называют иногда сатирой на Иоанна Кронштадтского, отмечая при этом точность писателя в изображении быта той среды, которая долгое время окружала святого. На самом деле образ Иоанна в повести Лескова вызывает симпатию и сочувствие и ни в коей мере не является ни карикатурой, ни сатирой. Что же касается экзальтированного прижизненного почитания святого, то его формы действительно порой были уродливы. Отчасти это связано с тем, что среди тех, кто постоянно теснился вокруг св. Иоанна, появлялись люди, искавшие наживы, желавшие властвовать, распоряжаться. Постоянно ощущалось в Кронштадте и присутствие безумных сектантов «иоаннитов», с которыми сам святой вел постоянную и изнурительную борьбу. Сегодня легко отделять св. Иоанна Кронштадтского от того «кокона» больных характеров, который ужаснул в свое время не одного только Лескова. Но современники вынуждены иметь дело и с человеком, и с его окружением… Можно ли упрекать митрополита Антония за то, что он далеко не всегда и не во всем шел навстречу поклонникам св. Иоанна Кронштадтского? Скорее, стоит обратить внимание на тактичность поведения владыки.
Но есть еще одна причина, объясняющая прохладное отношение митрополита Антония ко всему тому, что происходило вокруг св. Иоанна, и эта причина кажется даже более весомой, нежели предыдущая. Владыку не могла не беспокоить политическая позиция Иоанна и его роль в деятельности «русской правой». Можно спорить о том, насколько продуманным и последовательным был либерализм митрополита Антония, но дело в конечном счете даже не в политических взглядах. Владыка обладал особенным внутренним благородством, в жизни неизменно руководствовался самым возвышенным идеализмом, и для него никогда не мог быть приемлем сам дух «черной сотни».
Митрополит Антоний отказался не только освящать знамена «Союза русского народа», но даже присутствовать на его собраниях. А. И. Дубровину, создателю и главе Союза, владыка Антоний прямо объявил, что считает его приверженцев террористами. После этого черносотенные газеты начали кампанию травли митрополита. Поток грязной клеветы и оскорблений был до такой степени неприличен, что в конце концов Дубровин был вынужден вновь посетить владыку, на этот раз — чтобы просить у него прощения.
Что же касается св. Иоанна Кронштадтского, то он согласился стать почетным членом «Союза русского народа» и в отличие от митрополита, освятил знамена погромщиков1. По-видимому, о. Иоанн считал, что в битве с демоническими «темными силами», в битве за веру и царя хороши все средства. Петербургский митрополит, неизмеримо ближе стоявший к реальным политикам, имел возможность более трезво оценивать политическую ситуацию, не мифологизируя ни врагов, ни сторонников государственного строя2. Именно поэтому обвинение владыкой «Союза русского народа» в терроризме не было пустой фразой. «Раскачать ситуацию» в предреволюционной России стремились не только ультралевые, но и ультраправые… И митрополит Антоний должен был серьезно обеспокоиться появлением в рядах праворадикальной организации всероссийски известного харизматика, способного повести за собой многие тысячи человек.
Если добавить к этому, что митрополит Антоний как правящий архиерей нес ответственность за деятельность св. Иоанна, но реально не имел возможности никак на него влиять, проблемы во взаимоотношениях его и о. Иоанна становятся ясны.
Остается только добавить, что сам владыка (так же, как и св. Иоанн) был монархистом, но в духе все того же идеализма людей 60-х годов. Инсульт, который свел митрополита в могилу, случился с ним из-за чрезвычайного утомления на молебнах 5, 17 и 21 октября, в царские дни, посвященные Дому Романовых. Митрополит Антоний, чувствовавший недомогание, мог послать служить вместо себя одного из своих викариев, но не сделал этого. Владыка привык жертвовать собой, а молитва за пошатнувшийся уже царский престол была для него неотделима от молитвы «о мире всего мира» (ср. 1 Тим 2: 1–4).
Прошлое и будущее
Так почему же С. Н. Булгаков «не заметил» митрополита Антония? Владыка Евлогий (Георгиевский) передает слова, сказанные митрополитом Антонием от лица русских архиереев обер-прокурору Синода В. К. Саблеру: «Знаете, Владимир Карлович, мы вас любим, но у нас камень за пазухой против засилья обер-прокурора»1. Скованность митрополита Антония в самом главном, в его епископском служении — трагедия этого прекрасного человека. Булгаков, мечтая о церковной интеллигенции, которая соединила бы веру и культурно-социальное творчество, имел в виду мирян, мало мальски свободных от государственного контроля. Ему, деятельному «общественнику», вчерашнему марксисту, нелепой показалась бы одна только мысль о поиске единомышленников среди высших иерархов государственной Церкви. Известно, что Булгаков был склонен искать живое слово скорее в келье старца-духоносца, нежели в консистории.
Существенным является и другое обстоятельство. Владыка твердо уходил от всякого участия в сиюминутной политике, отстаивая духовную независимость и аполитичность Церкви. Булгаков, с его напряженным исканием синтеза церковности и общественной деятельности, мог этому и не сочувствовать (впрочем, сам же Булгаков был противником создания христианской политической партии). Можно добавить, что люди типа Д. С. Мережковского должны были разочароваться, не найдя у митрополита Антония глубокой заинтересованности религиозно-философскими проблемами, будоражившими в начале века творческую элиту России2.
Вспомним также, что епископы Русской Церкви, в том числе и митрополит Антоний, не смогли дать прямой ответ на вызов истории, брошенный грозными событиями первых пяти лет ХХ в. Произносились проповеди, Синод издавал те или иные документы, но вокруг этих текстов уже была пустота. Церковные власти были неспособны говорить, как «власть имеющий», а Булгакова и многих его современников, религиозных философов, волновала именно новая роль христианства в истории, определенная Господом в притчах о закваске и свече на подсвечнике (Мф 5: 15; 13: 33; Мк 4: 21; Лк 8: 16; 11: 33; 13: 20–21).
Сосредоточивая в себе лучшие качества православных архиереев своего времени, митрополит Антоний, наряду с такими людьми, как св. патриарх Тихон, был в то же время одним из последних представителей старой русской церковности… И дело не только в том, что приближался тотальный погром, физическое истребление верующих. Одновременно приближалось и начало совершенно новой эпохи — в жизни Церкви и в истории человечества, — требующей, в частности, нового осмысления пастырского служения. Наглядный пример «невстречи» митрополита Антония с С.Н. Булгаковым (и не с ним одним) еще раз напоминает нам об этом.
И все-таки в истории жизни митрополита Антония (Вадковского), кроме очевидной драматической ноты, звучит и голос надежды. Все его служение устремлено в будущее, зиждется на беспредельной любви к Христу, дышит Преданием Церкви, и потому способно открыть новые перспективы в жизни Православия. Владыка стоит на рубеже той ушедшей эпохи, которой он, казалось бы, должен был принадлежать целиком. Но, подобно патриарху Тихону, митрополит Антоний и своими трудами, и внутренним обликом говорит нам о дне завтрашнем.
И в этом его величие. На свете много хороших людей, и митрополит Антоний был одним из них. Но еще он — добрый пастырь, смиренно берущий на себя проблемы своей Церкви, чтобы отдать нерешаемое Христу. Для нас это пример и ободрение, урок терпения и надежды.
