Официальный богословский диалог между Католической и Православной церковью
Было бы недоразумением считать, что целью богословского диалога является компромисс в области вероучительных противоречий. О компромиссах речь идет на переговорах между государствами. В дипломатии ищут компромисс, и когда его удается найти, устанавливается мир. Совсем иная задача у Комиссии по диалогу между церквами. Потому что единство Церкви не является результатом человеческой деятельности; оно может быть только между теми, кто в одинаковой степени имеет дар Духа Святого. Единство в церкви не может быть нами установлено там, где его нет от Бога; оно может быть только обнаружено нами, если Господь уже подарил все необходимые предпосылки, но если это не было до сих пор замечено (из-за балласта церковной истории).
Многие католики и православные высказывают сомнение в том, существуют ли предпосылки для единства между нашими церквами. Поэтому перед Комиссией по диалогу, в первую очередь, встает вопрос о том, является ли только лишь одна из ведущих диалог сторон оживотворенной Святым Духом Божией Церковью, а другая, напротив, лишенной этой благодати. Или различия между обеими общностями не стоят на первом плане, так как за различными формами проявления в обеих церквах действует один и тот же Дух Божий и, таким образом, было бы близорукостью и поверхностностью из-за различных форм проявления продолжать не замечать глубокое, коренящееся в Боге единство обеих Церквей.
Для того чтобы выработать ответ на этот вопрос, Комиссия по диалогу посвятила первый этап своей работы дарам благодати в церкви. На втором этапе она должна обратиться к недостаткам наших церквей, которые привели к возникновению нагромоздившихся между нами проблем, и исследовать их важность. Потому что недостаткам и вызванным ими разделяющим проблемам противостоят элементы святости и истины, которые пребывают над церковными границами. Воздать должное этим дарам, радоваться им и благодарить за них Господа — это духовная задача в этом диалоге. Исследовательской задачей в диалоге является оценка этих даров в сравнении с недостатками. Комиссия по диалогу должна серьезно отнестись к своему духовному и исследовательскому долгу. Тогда она сможет прийти к тому действительно богословскому суждению о близости или отдаленности разделенных церквей, которого от нее ждут церкви, созвавшие ее. Потому что богословие — это не только исследовательский поиск, но соединенное с хвалением и благодарностью к Богу размышление о спасении.
Как происходил диалог до сих пор
Комиссия по диалогу должна вести «богословский диалог», «диалог истины», постановка задач которого была только что описана. Ему предшествовало что-то и его должно сопровождать то, что великий патриарх Афинагор I называл «диалогом любви»: особые усилия обеих церквей, чтобы ослабить напряжение в их взаимоотношениях, чтобы могла расцвести новая взаимная расположенность. Это похоже на то, что в сегодняшней политике называется «меры взаимного доверия». Но больше того. Это настоящая экклезиологическая необходимость. Потому что Бог есть любовь, и только те, кто любит, могут познать истину.
О начале «диалога истины» и составе Комиссии, которая должна его вести, было объявлено после многочисленных предварительных работ, когда папа Иоанн Павел II во время праздника Св. Андрея в 1979г. посетил вселенского патриарха в его столице. С тех по Комиссия по диалогу провела шесть пленарных заседании:
1980г. — на острове Патмос и Родос (принимающая сторона Вселенский Патриархат);
1982г. — в Мюнхене (принимающая сторона — епископство Мюнхен-Фрайзинг);
1984г. — на о. Крит (принимающая сторона — полуавтономная Церковь Крита);
1986г. и 1987г. — в Бари (принимающая сторона — епископство Бари-Битонто);
1988г. — в Валаамском монастыре (принимающая сторона — Финская Православная Церковь);
1990г. — во Фрайзинге (принимающая сторона — епископство Мюнхен-Фрайзинг).
Эти заседания были тщательно подготовлены на многочисленных встречах различных подкомиссий. Так, в Мюнхене, в Бари и на Валааме удалось подписать совместные очень подробные богословские заявления1. Эти заявления — плод первого этапа работы в диалоге. На заседании во Фрайзинге был начат второй этап работы.
Три богословских заявления Комиссии
Прежде чем будут рассмотрены положения богословских заявлений Комиссии по диалогу, позволим себе немного критики из-за их неудобочитаемости. Признаемся — тексты читать трудно. Но как может быть иначе? Комиссия имеет задачей составить совместные тексты для различных традиций. Сделать она это может лишь тогда, когда она не станет прибегать к употребительному языку и способу аргументации ни той, ни другой стороны. Благодаря катехизационному опыту как католики, так и православные имеют свой собственный способ изложения. Если бы Комиссия использовала выражения «типично православные» или «типично католические», она бы имела проверенный слог, который был бы более понятным, правда, в любом случае только для одной стороны, но не для другой. Если же пытаться говорить «для двоих», то в катехизационном опыте отсутствуют испытанные формулировки. Чтобы в совместных заявлениях избегнуть выражений, отягощенных разногласиями прошлых веков, многое в них должно быть выражено в непривычной, и потому лишенной катехизационного опыта форме. Кроме того, так как устремления обеих сторон должны быть учтены, получается широкий спектр частных аспектов исследуемых вопросов. Текст, который излагает важную для православных и католиков тему, и который должен это сделать при условии отказа от всех конфессионально специфических выражений, вынужденно должен быть для обеих сторон тяжеловесным. Но есть надежда, что Комиссия по диалогу найдет в процессе своей работы более гибкий общий язык.
а) Мюнхенский документ
Когда Комиссия смогла подписать свой первый документ в Мюнхене в 1982г., радость была велика. Потому что со времени собора в Ферраре-Флоренции (1438–1439гг.), а значит, более чем за 500 лет впервые вновь было представлено совместное богословское заявление от имени обеих церквей. Это заявление не умалчивает о том, что между двумя церквами существуют проблемы. Но темой являются не проблемы, а общие учения о святой Евхаристии. Иной католик, знания которого о Православной церкви, или иной православный, информация которого о Католической церкви почерпнуты из отечественных апологетических справочников, удивится объему найденного консенсуса. Но так как невозможно кратко описать богатый содержанием документ, то в дальнейшем мы попытаемся представить некое подспорье для перехода Комиссии по диалогу ко второму этапу работы: следует указать на те моменты, о которых можно с надеждой сказать, что они особенно могут помочь при решении вновь возникших проблем. При этом надо, правда, сразу сделать оговорку, что выбор будет субъективным, так как указано будет на то, что автору видится особенно важным.
Другие могли бы, наверное, поставить что-то другое на первый план. Несомненно, что должно быть включено то, что особенно может помочь Комиссии в выполнении ее долга в будущем, что необходимо при переходе к новому этапу диалога. Нахождение этих составляющих в любом случае не является задачей одного отдельного члена Комиссии, это дело всей Комиссии. Но отдельные члены должны высказать свое мнение, когда будет вырабатываться общая редакция. Так что желательно подготовить доклад для оценки Комиссией достигнутого «status quaestions».
Особенно знаменательно то, что в документе центральными положениями являются следующие: Церковь всегда там, где совершается во истине Евхаристия; единство заповедано между всеми локальными осуществлениями Церкви Христовой, совершающими Евхаристию, потому что существует только одна единственная Евхаристия; это единство означает в свете тайны Тела Христова взаимную зависимость и включенность отдельных церквей в одну оживотворяемую и ведомую Главой Церковь, и в свете тайны Святой Троицы одновременно перихоресис равных по рангу церквей, которые с равной степенью полноты имеют дары Святого Духа. Я вижу в этом важную помощь для будущей работы Комиссии по диалогу в четырех отношениях:
1. В документе говорится, что богословие обеих церквей, а значит, и Православной, и Католической церкви, признает, что церковь в истинном смысле этого слова существует везде, где епископом по его благословению совершается Евхаристия. Таким образом, ошибка католической экклезиологии — изображать ее понимание единства церкви таким образом, чтобы невозможно было употреблять множественное число и говорить о церквах Божиих на земле. Это уже однозначно засвидетельствовано в догматической конституции о церкви II Ватиканского собора. Собор вновь обратил внимание на давно забытый факт. Многие католики в прошлом и, без сомнения, существуют еще сегодня такие, в экклезиологическом мышлении которых католическая церковь представляется настолько единым, почти монолитным целым вокруг папы, что они не решаются называть собственно Церковью Божией отдельную епископскую церковь или региональное объединение нескольких епископских церквей в митрополичьи церкви и патриархаты, а видят в них лишь часть, что-то вроде осколка Церкви. Экклезиологические представления этих кругов определяют картину католической экклезиологии, которую рисуют также апологетические и конфессиональные справочники других христианских церквей. Это имеет большое значение для преодоления экклезиологических расхождений в дальнейшем ходе диалога, установившего с католической стороны, необходимость совершенствования экклезиологии, говорящей о Церкви Божией только в единственном числе, а не также во множественном числе. Некоторые опасения православной стороны из-за мнимо преувеличенного, по представлению многих даже монолитного единства Католической церкви могли бы благодаря этому развеяться.
2. В свою очередь, заявление о том, что сообщество епископатов внутри одного региона должно перерасти в сообщество церквей-сестер2 лишит всякого основания некоторые опасения с католической стороны. Подобно тому, как представления некоторых католиков о единстве вызвали беспокойство и несогласие у православной стороны, также некоторые заявления православных богословов о церковной автокефалии у католиков вызывали опасения и широкое распространенное представления о том, что для православной экклезиологии не существует иных проявлений единства как института кроме автокефальных церквей. Мюнхенский документ показывает, как много поводов есть у католиков, как и у православных, для того, чтобы заново пересмотреть обоснованность их старых опасений в отношении экклезиологии церкви-сестры.
Признание того, что Церковь есть везде, где действительно совершается Евхаристия, и именно единственная Церковь, потому что есть только одна чистая Невеста Христова, — будет ориентиром во всей дальнейшей работе Комиссии по диалогу. Комиссия по диалогу должна в первую очередь иметь в виду, что церковь своим экклезиальным вероисповеданием никогда не уводит от истины. Потому что Церковь учит божественной истине непогрешимо. Непогрешимо учить — это не значит мочь высказать полноту истины, этого земной церкви не дано. В Первом послании к коринфянам св. апостола Павла говорится: «Ибо мы отчасти знаем, и отчасти пророчествуем; когда же настанет совершенное, тогда то, что отчасти, прекратится» (1Кор 13: 9–10). Более того, непогрешимо учить — это значит, что церковное учение, при всей нужде в улучшении, благодаря помощи Святого Духа, продолжает ориентироваться на истину. Мы можем крайне сдержанно противостоять особенностям жизни и учения определенной церкви, но было бы противоестественно желать проверить, не вводит ли своих членов в заблуждение сообщество, о котором мы удостоверены, что оно действительно есть Церковь Христова. Наше вероисповедание исключает это как нечто невозможное3. Возможно, что учение определенной церкви на определенную тему очень или даже сверх меры односторонне. Потому долг каждой церкви — прислушиваться к другим церквам и исправлять себя в необходимой мере. Но несомненно, что исправление должно всегда происходить с учетом всех точек зрения. Никогда не может оно быть совершено путем радикального отказа от прежнего учения одной церкви и простого принятия того, чему учит другая церковь. Потому что необходимо воздать должное свидетельству о вере каждой ведомой Святым Духом церкви и никогда, ни в едином пункте непозволительно его просто отклонить. Это должно проходить красной нитью сквозь все дискуссии о различиях в учении, если католики и православные признали друг друга как церковь. Понимание того, что существует много церквей, образующих вместе одну церковь, имеет далее следствием то, что по экклезиологической необходимости границы между церквами продолжают оставаться, даже при единстве церквей. Немыслимо, что церковные автономии при единении сольются в единый сплав, потому что это было бы нарушением основного закона представленной в Мюнхенском документе совместной экклезиологии католиков и православных. Из этого следуют выводы о методах объединения наших церквей. Наконец, следующий вывод из упомянутого понимания — предположение о взаимной принадлежности всех церквей друг другу, так что доказательства должны приводить не те, кто выступает за единство, а скорее другие, которые из-за существующих de facto проблем придерживаются мнения, что церкви отличаются друг от друга не только законным своеобразием или требующей исправления односторонностью, что между ними существует скорее даже духовное противоречие, печальным, но неизбежным следствием которого является схизма. Но тогда Комиссии по диалогу не нужно будет разрабатывать обоснование для того, чтобы положить конец схизме, чего некоторые от нее ждут, Она должна скорее поставить вопрос о том, каким образом церкви могли бы оправдать то, что они сторонятся друг друга4.
3. Важным представляется, что Мюнхенское заявление ставит рядом христологическое и тринитарное сравнение, которые Новый Завет использует в притчевых высказываниях о единстве Церкви. Оба сравнения дополняют друг друга. Одно показывает, как Церковь получает жизнь сверху, от своей Главы, и оно разъясняет, что она должна в послушании идти ко Спасителю, Который ее основал и возглавляет, и Его посланникам, идти к эсхатону, чтобы в конце все было передано Отцу. Другое сравнение разъясняет, как Святой Дух животворящий дает расцвести вечной жизни в спасенных и как дает многим, преисполненным Им, в любом месте равно имеющим Его дары и потому равным по рангу Церквам вырасти в кинонию, чтобы она отражала единство и взаимную любовь трех Божественных Лиц, у Которых нет ни субординации, ни господства одного над другим. С различной отчетливостью это сохранено в экклезиологии обеих наших церквей. То, что совместное заявление ставит оба эти сравнения рядом друг с другом5, указывает путь для дальнейшей работы Комиссии, на котором оба видения должны быть признаны и не должно делать выбора между ними.
4. Многообещающе то, что Комиссия по диалогу едина со II Ватиканским собором во мнении о том, какие критерии следует использовать при опросе о церковном достоинстве другой местной общины. II Ватиканский собор уделил в этой связи внимание Евхаристии, и в постановлении об экуменизме сказано о поместных церквах, «которые в силу апостольского преемства обладают священством», что «Церковь Божия созидается и возрастает совершением Господней Евхаристии в этих отдельных Церквах». В служении Евхаристии II Ватиканский собор признает собственно «источник жизни Церкви и залог будущей славы, в которой верующие, в единении со своим епископом, будут допущены к Богу Отцу через Сына, Воплощенное Слово, Который страдал и был прославлен, в излиянии Святого Духа, и так достигнут единства со Святой Троицей, став частью Божественного естества»6. В Мюнхенском заявлении совершение истинной Евхаристии также указывается как решающий критерий: «Поистине событие, которое произошло раз и навсегда, актуализируется и провозглашается, когда поместная церковь празднует Евхаристию. Тогда нет в местной церкви ни мужчин, ни женщин, ни рабов, ни свободных, ни эллина, ни иудея. Тогда сообщается новое единство, которое преодолевает все разделения и вновь воссоединяет общину с Телом Христовым. Это община Святого Духа, который собирает рассеявшихся детей Божиих. Единство крещения и миропомазания приносит тогда плод. И силой Тела и Крови Господа, преисполненных Святого Духа, врачуется грех, который образует препятствие для действенности полученной нами в крещении жизни для Бога во Иисусе Христе. Это относится также ко греху разделения, все без исключения формы которого противоречат воле Божией».
II Ватиканский собор и Комиссия по диалогу в одинаковой мере определенно говорят о том, что участвующие в каждой действительной Евхаристии получают исцеляющие дары Божии. Хорошо, правда, что Комиссия не подошла пока к вопросу о том, в каких поместных церквах Евхаристия может быть признана действительной. Иначе ей пришлось бы уже в первом документе приводить доказательства взаимного признания двух наших церквей или их взаимного отвержения. Такой шаг нельзя делать в самом начале богословского диалога. Но неотвратимость, с которой уже первый совместный документ подходит к этому шагу, доказывает, что Комиссия с самого начала взялась за основной вопрос.
5. Многое, выходящее за рамки четырех изложенных пунктов и обстоятельно изложенное в документе, здесь опущено, потому что — как сказано выше — должно быть выделено только то, что особым образом может помочь в разговоре о самых насущных проблемах. Но представляется уместным особо указать на высказывание о том, что евхаристическая тайна совершается «в молитве, соединяющей слова, которыми Воплощенное Слово установило это таинство, с эпиклесисом»8. Это характеризует дух, в котором начался диалог. Болезненный спор о том, совершается ли евхаристическая мистерия через установительные слова или через эпиклесис, начался тогда, когда уже долгое время существовал раскол между римлянами и греками, и когда наши рассорившиеся отцы охотно использовали любой повод, чтобы умножить разногласия. Как показывает история, неоднократно случалось, что различия, существовавшие с древнейших времен и признававшиеся долгое время наравне друг с другом, когда-нибудь возводились до разногласий. Следует подчеркнуть, что, как подсказывает этот пример, Комиссия по диалогу спокойно обходит подобные моменты.
б) Барийский документ
Как указано во введении к Барийскому заявлению, оно посвящено единству в вере как предпосылке единства в таинствах, взаимосвязи Крещения, Миропомазания и Евхаристии, как так называемых таинств-инициаций, и связи между этими таинствами и единством церкви (№ 4)*. При этом особое внимание уделено вопросу о том, каким образом вера, которая дана нам как божественный дар, все же подвержена воздействию условий исторического бытия, потому что этот дар Бог действительно вверяет нуждающимся в исцелении смертным людям, и тем самым вера одновременно и неразрывно является ответом человека, принимающего Божий дар (№ 5). Имея намерением выявить важные темы для будущего диалога, укажем на констатацию возрастания веры благодаря совместному участию в сакраментальной жизни и на рассуждения о важности и одновременно исторической обусловленности формулировок в Символе веры и в уставных молитвах Евхаристии. Потому что и то, и другое может оказать помощь в разговоре о различиях в учении.
1. Тот, кто ведет речь о вере как предпосылке единства в таинствах, должен учитывать, указывается в документе, «что вера как исходное условие, должна рассматриваться на фоне евхаристической общины, что вера умножается благодаря евхаристической общине, которая есть проявление жизни Церкви и средство для духовного роста каждого своего члена. Это следует учитывать, с тем, чтобы избежать неполноты в подходе к проблеме веры как условия единства» (№3). Таким образом, если Комиссия, продолжая работу, обнаружит темное пятно, вызывающее тревожную озабоченность оттого, что налицо недостаток святой веры, каждый раз следует проверять, какого рода это темное пятно. Следует задать вопрос, не возникло ли оно из-за отказа от общины. Темное пятно такого рода нельзя ни в коем случае считать запрещающим препятствием для сакраментального единства между нашими церквами. Оно должно быть, напротив, преодолело через духовное возрастание, которое происходит только благодаря евхаристической общине. Потому что «Церковь через таинства питает и развивает общину веры своих членов» (№6). Комиссия должна всегда помнить об этом понимании, чтобы уберечься от роковой ошибки отвержения евхаристической общины по причине обнаруженного темного пятна в тех случаях, когда именно эта община является средством исцеления.
2. Заявление недвусмысленно признает важность и неоспоримость церковных формулировок веры. Пренебрежение ими заявление рассматривает как тяжелую потерю и нарушение единства веры. Но одновременно оно подчеркивает их историческую обусловленность, потому что формулировки были созданы в определенное время. Они могли, как настоятельно подчеркивается в заявлении, в предыдущее время и могут еще сегодня сосуществовать с другими формулировками, если выполнены определенные условия. Поэтому единство в вере, выдвигаемое всегда как исходное требование для единства в таинствах, неравнозначно с требованием единства формулировок.
Кроме того, выясняется, что в определенных случаях конкретные изменения, производившиеся в одной части христианства, рассматривались другой частью как законные изменения. Особым образом знаменательно для дальнейшей работы в диалоге то, что Барийское заявление дает критерии, по которым может быть проверена законность изменений, произведенных в одной части христианства. В течение столетиями длившейся схизмы между греками и римлянами обе стороны шли каждая своим путем в отдельных вопросах развития учения. Так, Комиссия по диалогу во многих случаях должна будет проверить, могут ли различные новые формулировки церковного учения, которые были созданы в течение второго тысячелетия в Православной и Католической церкви, «рассматриваться как законное выражение веры, которое не делает невозможным единство в таинствах» (№32).
Говоря о конкретных изменениях в одной части христианства, которые могут быть признаны законными, Комиссия по диалогу отвергает с точки зрения экклезиологии как неверную ту априорную апологетику, которая признает действительность и законность изменений церковного учения только тогда, когда они одобрены Вселенскими соборами. Это открывает новые пути в диалоге и дает методическое руководство для дальнейших важных шагов. Потому что этим оговаривается, с одной стороны, что не только вся церковь, но и сообщество местных церквей (например, Патриархат) имеет право признать действительность определенного богословского учения. Однако, с другой стороны, этим признается, что несомненно допустимое учение, которое определенные церкви признали действительным, все же не является обязательным для всех до тех пор, пока церкви-сестры еще не высказались о нем. Такое учение было сформулировано в определенном духовно-историческом контексте и получило в этом контексте от определенного сообщества местных церквей печать действительности. Поэтому для верующих, принадлежащих к этой духовно-исторической традиции, это учение является, разумеется, обязательным церковным богословием. Было бы неслыханно ставить перед этими верующими унизительное требование, чтобы они позволяли подвергать это учение совершенно свободной дискуссии до тех пор, пока все церкви безоговорочно не согласятся с ним. Но было бы не менее неслыханно не учитывать духовно-историческую обусловленность того, что учение одобрено сообществом лишь определенных местных церквей, и незамедлительно делать обязательным для всей Церкви то, что было признано действительным в конкретной ситуации. Комиссия по диалогу должна обратить на это внимание, когда ей придется обсуждать определенные отдельные темы из западной традиции (как, например, вопрос о «филиокве»9 или тридентское сакраментальное богословие) или из восточной традиции (как, например, учение Паламы о различии между Божественной сущностью и Божественными энергиями)10.
3. Относительно так называемых таинств-инициаций документ рассматривает различия в пастырской практике у католиков и православных. Документ констатирует, что различия вызваны случайными историческими условиями, и разъясняет, что различное поведение священников, поддерживающих необходимые условия, может быть таким же законным, как и различные формулировки в церковном учении. Но в отличие от тех мест, где речь идет о различных формулировках учения и особенно условий их законности, необходимые условия для законности различного поведения священников не изложены. Только «напоминается о том, что в 879/880 гг. созванный обеими церквами Константинопольский собор постановил, что каждый патриарший престол должен придерживаться своих привычных традиций, Римская церковь — своих, церковь Константинопольская — своих, равно как и престолы Востока» (№53). Однако эти общие слова в конце заявления не получили четкого разъяснения, о каких именно традициях шла речь на данном соборе, как далеко или в каких рамках могут заходить различия, которые это заявление может оправдать. Ссылки на этот собор могли бы расцениваться историками Церкви как исследовательская задача.
в) Валаамский документ
1. В этом документе говорится: «Посвящение в сан епископа предоставляет ему все полномочия, которые необходимы для выполнения стоящих перед ним задач» (№29); и «Благодаря своему рукоположению каждый епископ становится преемником апостолов, какую бы церковь он ни возглавлял и каких бы привилегий эта церковь не имела среди других церквей» (№49). Таким образом, бесспорно то, что таинство посвящения в сан епископа налагает на него вместе с духовным саном ответственность и должностные обязанности и что каждому епископу через это таинство придаются одинаковые полномочия. II Ватиканский собор упразднил внутрикатолическую неопределенность между посвящением в сан римского первосвященника и епископа. Таким образом с католической стороны это положение удалось сделать с необходимой ясностью, дабы успокоить глубоко укоренившиеся опасения православных, что католическое учение рассматривает институт папства как нечто вроде сверхепископата. Было также особо подчеркнуто (№27 и 29), что требуется каноническая легитимность для того, чтобы епископ был посвящен в сан и, как посвященный, мог осуществлять свои служебные полномочия. Различия, которые католическое вероучение обычно проводит между «potestas ordinis» и «potestas regiminis», таким образом, не являются беспочвенными, и развеивается ошибочное представление о том, что из-за особого почтения к таинству посвящения в епископы любое другое основание к исполнению должностных обязанностей в церкви ставится под сомнение. Пояснение такого рода, которое устраняет основание для горячих споров последних столетий, позволяет надеяться, что некоторые главы конфессиональной полемики между нашими двумя церквами, которые были раздуты подобно спору о моменте освящения Евхаристических Даров после возникновения раскола, при честном прислушивании друг к другу закончатся примирением. Споры по большинству вопросов потому и разгорелись, что не принималось в расчет «право на жизнь» для высказываний и форм церковной жизни других конфессий, но им по недоразумению ложно приписывались мотивы, которые были им чужды.
2. Особую надежду вселяют заключительные слова, которые призывают не рассматривать тему главенства римских епископов как изолированную проблему, а, напротив, разговор об этом начинать со взгляда на необходимость единения поместных церквей (№ 55). Богословской Комиссии по диалогу не подобает обсуждать темы, которым братская церковь придает особый духовный вес и в которых она усматривает основной вопрос своей экклезиологии, в наступательной манере полемизирующих апологетов. Они, как известно, рассматривают даже важнейшие вопросы как изолированные частности, в надежде, что им удастся их таким образом вычленить и отбросить.
По теме большой важности, Богословская комиссия по диалогу сможет провести заседание достойным своего церковного призвания образом только тогда, когда держит в уме полный церковный контекст постановки вопроса. Призыв Валаамского документа к контекстуализации темы папства является одним из проблесков надежды для данного диалога.
3. Этому призыву непосредственно предшествует следующее: «На Вселенских соборах, которые в критические моменты собирались в Духе Святом, епископы в Церкви высшим авторитетом совместно принимали решения о вере и издавали каноны, утверждающие предания апостолов в исторических условиях, которые непосредственно угрожали вере, единству и делу освящения всего Божьего народа и, таким образом, ставили на карту само существование церкви и ее верность Создателю, Иисусу Христу» (№54). К этому положению Комиссия по диалогу не добавила никакого вывода. Однако и так слишком очевидно, что такие критические моменты случались часто и что ради сохранения верности Церкви своему Создателю неоднократно на протяжении истории требовалось, и сегодня вновь требуется, утверждение апостольских преданий. Не высказывая этого прямо, Комиссия обращается к современности. Если Церковь наших дней будет трудиться в достаточной мере, если она будет молиться об этом достаточно прилежно, т. е. надежда, что диалог будет полезным для того, чтобы в третьем тысячелетии в должной мере возобновилась деятельность Церкви на совместных соборах, как это было на протяжении веков, но не имело места во втором тысячелетии.
Начало второго этапа работы было нелегким
На V Пленарном заседании в 1988 г. решено было дальнейшую работу Комиссии посвятить тем сложным проблемам, из-за которых обе наши церкви с давних пор обосабливаются друг от друга. Когда в июне 1990 г. в верхнебаварской епископской резиденции во Фрайзинге проходило VI Пленарное заседание, начался новый этап, и для него нужно было сначала найти рабочие методы. Впрочем, вопрос о методах ведения диалога был с самого начала трудным; первое пленарное заседание было целиком посвящено ему, потому что в церковной истории нет модели для современного диалога. Не имея возможности опереться на опыт прошлых лет, нужно было придумать метод, учитывающий очень разные пути развития обеих сторон11. Если необходимо было целое пленарное заседание, чтобы найти такой метод для первого этапа работы, на котором речь шла о том, что объединяет обе церкви, то не следует удивляться, что тем более трудно было найти верный совместный способ действий для второго этапа, для обсуждения трудностей.
Следующее осложнение проистекает из новейших преобразований в церковной жизни восточной и южной Европы. Потому что эти преобразования заставили один из вопросов, предложенных в 1988г. в качестве первых тем для нового этапа, встать так остро, как тогда никто не мог предположить. Планировалось в качестве собственно повестки дня на первой встрече второго этапа сделать экклезиологические и канонические выводы из предыдущей работы и запросить церковь об их соборности и авторитетности. При этом в поле зрения попал бы вопрос о папе12. Параллельно должна быть проделана подготовительная работа, чтобы обсудить трудности православия, связанные для него с существованием униатских с Римом восточных церквей. Но за прошедшее время произошло освобождение больших униатских церквей, которым в течение 40 лет отказывали в свободе совести. При этом в пылу событий происходили и все еще происходят вещи, которых лучше было бы избежать. Бурные процессы так сильно потрясли отдельные православные церкви, что они даже не прислали своих представителей во Фрайзинг. Поэтому второй этап работы начался при неполном числе собравшихся православных партнеров по диалогу на тему, о которой в момент разрыва отношений никто не смог бы говорить «sine ira et studio». Понятно, что ситуация казалась более чем безвыходной. Но вновь можно было почувствовать, что Дух Божий, которым исполнены обе церкви, соединял собравшихся, потому что о диалоге много молились. В тяжелейших родах, после продления заседания на один день и потом лишь поздно ночью было подписано совместное заявление13. То, что оно существует, исполняет сердце благодарностью за совершившийся переход на второй этап работы. То, что оно очень далеко от того, чтобы в полноте учитывать законные пожелания церквей, показывает, как много работы нам еще предстоит.
Примечания
1. а) «Тайна Церкви и Евхаристии в свете тайны Святой Троицы». II Пленарное заседание в Мюнхене, 30.06–06.07.1982; французский оригинал см.: Irenikon, 55 (1982), 350–362; немецкий перевод см.: Una Sankta, 37 (1982), 334–340; русский перевод см.: Unite 1 Единство. изд. Богородице-Рождественского монастыря, 75 с.
б) «Вера, таинства и единство Церкви». IV Пленарное заседание в Бари, 9.-16.7.1987, французский оригинал см.: Irenikon, 60 (1987), 336–349; немецкий перевод см.: Una Sankta, 42 (1987), 262–270;
в) «Таинство рукоположения в таинственной структуре Церкви, в особенности значение апостольского преемства для освящения и единства народа Божия». V Пленарное заседание на Валааме, 19.-27.06.1988, французский оригинал см.: Irenikon, 61 (1988), 347–359; немецкий перевод см.: Una Sankta, 43 (1988), 343–351.
2. См.: Мюнхенский документ. Часть III, раздел 3 б.
3. Подробнее об этом см.: Э.Х. Зуттнер. Он ведет Свою Церковь по пути истины. Христианский восток, 44 (1989), 298 f.
4. См. предостережение митрополита Дамаскина Папандреу: «Церковью еще недостаточно проверено и выяснено, оправдывают ли наши различия взаимный отказ в причащении… Я думаю, в действительности надо ставить вопрос и с другой точки зрения, не только: »Можно ли нам совместно причащаться?", но и «Можно ли нам отказывать друг другу в причастии?» Потому что это возможно, только если к этому вынуждает действительно что-то существенное в вере и в церковном устройстве. Если это происходит без такого вынуждающего повода, то мы делаем себя виновными". (Православие и экумена. Сборник произведений Дамаскина Папандреу. В. Шнеемельхер (отв. ред.), Штуттгарт, 1986. С. 91).
5. Часть III, разделы 1 и 2.
6. См.: Unitatis redintegratio, № 15. Дальнейшие рассуждения об использовании этих критериев II Ватиканским собором и об открывающихся в связи с этим перспективах для экуменизма см.: Э.Х. Зуттнер. Вселенский масштаб Литургии. К. Шлеммер (отв. ред.). «Богослужение — путь к единству» («Die oekumenische Dimension der Liturgie», in: K. Schlemmer (Нg.), Gottesdienst — Weg zur Einheit (Quaestiones disputatae, 122), Freiburg, 1989, P. 127–142).
7. Часть II, раздел 1.
8. Часть I, раздел 6.
9. Попытка ответа на этот вопрос с помощью предложенных в Барийском заявлении основных направлений предпринимается в статье: «Разделяет ли »филиокве" все еще церковь?" см.: «Богословско-практические ежеквартальные труды», 137 (1989), 248–258 («Ist das Filioque noch kirchentrennend?» in: Theol.-prakt. Quartalschrift, 137 (1989), 248–258).
10. Во всех подобных случаях встает вопрос, приводили ли изменения, имеющие место в одной части христианства, к настоящим противоречиям и предвещают ли они раскол между церквами. Или же различные церкви отличаются друг от друга тем, что об одной и той же тайне веры (которая имеет трансцендентный характер и неизбежно больше любого словесного выражения) говорят с помощью не совпадающих друг с другом высказываний и при этом различные аспекты истины выдвигают на передний план. Тогда между их учениями не противоречия, а напряжения между полюсами. Рассуждения об этом и о проблеме, до какой степени в таких случаях богословие должно разъяснять очевидность совместимости церковных учений, прежде чем будет получено согласие на единение между церквами, — в главе «Единство церкви при различиях в выражении веры» (см. примечание 9).
11. О трудностях в выборе метода, обусловленных различными путями развития см.: Э. Х. Зуттнер. Церкви-партнеры в официальном православно-католическом диалоге. Их единство и их многоликость. Una Sankta, 36 (1981), 333–345, 37 (1982), 13–14.
12. По запланированным темам Пленарное заседание во Фрайзинге было серьезно подготовлено. О соборности и авторитетности в церкви был представлен основательно составленный проект (который, являясь рабочим документом Пленарного заседания, должен сохраняться в тайне и поэтому не мог быть опубликован). Тема папства также усердно обсуждалась богословами обеих церквей. То, что «рушатся старые фасады» также и в этом вопросе, показал, например, Регенсбургский экуменический симпозиум в 1989 году, когда ни от одного православного участника не поступило возражений против тезиса: «Противоречия в вопросе о папе между Католической и Православной церковью не выходят за рамки принципиального вопроса о том, может ли быть один епископ, на которого возлагается особая забота о единстве совета епископов и тем самым о единстве церквей вообще. Спор идет скорее о том, каким образом должность папы будет исполняться как служение единству» (см. готовящийся к печати сборник документов по итогам симпозиума).
13. Немецкий перевод см.: Una Sankta, 45 (1990).
Перевод с немецкого Ольги Силоновой
