Спасо-Преображенская пустынь, август 1977 г.
Из воспоминаний об архимандрите Таврионе (Батозском)
Батюшка — духовный и фактический хозяин в монастыре. Над ним нет начальника, и сама игуменья живет в Риге.
Ему присуща необыкновенная доброта. Ни нищего, ни больного он не пропустит, детей без гостинца не отпустит.
Вера его — напряженная, а потому в монастыре чувствуется невидимая брань, сгущенная духовная атмосфера. Такие токи бывают, что немудрено и споткнуться; на одном полюсе — свет, а на другом — тьма, и нечисть всякая собирается.
Здесь не до комфорта. «Вы что, сюда спать приехали?». Служба начинается в шесть утра, а часы — в пять.
Батюшка — хозяин и в храме. Когда сердце просит, останавливает литургию, выходит со словом, но чаще всего говорит сразу после Евангелия. Выйдет из алтаря и начинает толкование-проповедь, тут же обличает и отчитывает. Такая непосредственность немыслима в помпезном храме, где превыше всего — чинность. Здесь же — деревенский, не столичный. Однажды батюшка трижды выходил со словом к народу. Откуда только силы у него берутся? У иных нерадивых священников и на одно слово сил нет, а тут в 80 лет три проповеди! И это еще при 150 причастниках!
Как часовщик, он заводит сердца людей, чтобы они не переставали биться в вере. За этим-то «заводом» к нему и едут со всех концов страны. Благодарные люди несут ему, что имеют. Как-то спросили батюшку в Москве: «Куда деньги деваете?». Он ответил: «Сколько получаю, столько и раздаю». Монастырь строит, нищим помогает, да кормит приезжающих: трижды в день с тремя переменами. Многим общая трапеза внове, но впрок.
Батюшку порой обзывают «еретиком». Он ведь приглашает приобщаться в монастыре ежедневно, как в первые времена христианские. Как же так? Ведь принято много поститься, каяться, а тут нарушение. Однако есть ли такое правило, что нельзя ежедневно причащаться? Нет его. Об этом и о. Иоанн Кронштадтский говорил.
И еще одно: каждая литургия — праздник, каждый день — Пасха. Батюшка так и ведет себя и в соответствии с пасхальной службой дважды переоблачается и одевается в новую ризу, берет новую митру. Иные критикуют: праздник, праздник, а где ж будни, пост и покаяние? Батюшка, однако, вполне резонно считает, что само паломничество (многие едут издалека) в наши дни уже проявление усердия, равного посту. В старину и почиталось паломничество как покаяние.
При личной встрече сказал: «Открывайте дух Евангелия, христианской веры, а не букву, и тогда будете хорошим пастырем. Читайте и чтите Слово Божье, оно нас направляет. Если долго не женились, то в наше время живите так. Сейчас женитьба еще одну скорбь прибавляет. Жену, по вере близкую, найти трудно, а неверующая жена все время в свою сторону тянуть будет. Приезжают семейные священники: нет мира в семье, силы тратятся зря, дети растут в неверии. Какое уж тут пастырство. А вот посмотрите у католиков. У них и вера, и организация Церкви сильнее, потому что неженатый клир. Священник — как воин, куда пошлют, туда и идет. А нынче семейные священники? Епископы жалуются: храмы трудно сохранить; семейных священников надо устроить, а их часто нет. Вот и пользуются власти этим, закрывают храмы».
Когда проповедь говорит, глаза прикрывает, парит как бы в мире духовном и оттуда вещает. Иногда один глаз открывает и глядит с хитрецой — доходит ли? При разговоре любит иногда пальцем пригрозить: мол, гляди в оба, дело — нешуточное. При этом со всеми «на ты» отечески обращается.
Божественная литургия очень часто сопровождается общим пением молящихся. Поют части службы, которые в больших городах исполняет хор (мелодии берутся самые доступные), а не только «Верую» и «Отче наш». При этом батюшка любит обратиться к поющим: «Вот видите, без репетиций и спевок, а как хорошо вместе поем, единым духом. Так бы во всем».
Из алтаря доносится благоухание. Господь вместе с нами, Он не оставляет нас и сейчас.
Е.Н. 1977
