Ольга Седакова: Стихи

Поэзия 10 мин.

Из цикла «Тристан и Изольда»

2. Нищие идут по дорогам

Хочу я Господа любить,как нищие его.Хочу по городам ходитьи Божьим именем просить,и все узнать, и все забыть,и как немой заговоритьо красоте Его.Ты думаешь, стоит свеча,и пост — как тихий сад?Но если сад — то в сад войдути веры, может, не найдут,и свечи счастья не спрядути жалобно висят.И потому ты дверь закройи ясный ум в земле зарой —он прорастет, когда живой,а сам лежи и жди.И кто зовет — с любым иди,любого в дом к себе введи,не разбирай и не гляди —они ужасны все,как червь на колесе.

А вдруг убьют?пускай убьют:тогда лекарство подадутв растворе голубом.А дом сожгут?пускай сожгут.Не твой же это дом.

 

Из цикла «Старые песни»Вторая тетрадь

 

4. Уверение

Хоть и все над тобой посмеются,и будешь ты лежать, как Лазарь,лежать и молчать перед небом —и тогда ты Лазарем не будешь.

Ах, хорошо сравнятьсяс черной землей садовой,с пестрой придорожной пылью,

с криком малого ребенка,которого в поле забыли…

а другого у тебя не просят.10. ДомБудем жить мы долго, так долго,как живут у воды деревья,как вода им корни умываети земля с ними к небу выходит,Елизавета к Марии.

Будем жить мы долго, долго.Выстроим два высоких дома:тот из золота, этот из мрака,и оба шумят, как море.

Будут думать, что нас уже нет…Тут-то мы им и скажем:

— По воде невидимой и быстройуплывает сердце человека.Там летает ветхое время,как голубь из Ноева века.

ДАВИД ПОЕТ САУЛУ

— Да, мой господин, и душа для души —не врач и не умная стража.(Ты слышишь, как струны мои хороши?)Не мать, не сестра, а селенье в глушии долгая зимняя пряжа.Холодное время, не видно огней,темно и утешиться нечем.Душа твоя плачет о множестве дней,о тайне своей и о шуме морей.Есть многие лучше, но пусть за моейона проведет этот вечер.

И что человек, что его берегут? —гнездо разоренья и стона.Зачем его птицы небесные вьют?Я видел, как прут заплетается в прут.И знаешь ли, царь, не лекарство, а труд —душа для души, и протянется тут,как мужи воюют, как жены прядутруно из времен Гедеона.

Какая печаль, о, какая печаль,какое обилье печали!Ты видишь мою безответную даль,где я, как убитый, лежу, и едва лькто знает меня и кому-нибудь жаль,что я променяю себя на печаль,что я умираю вначале.

И как я люблю эту гибель мою,болезнь моего песнопенья!Как пленник, захваченный в быстром бою,считает в ему неизвестном краю

знакомые звезды — так я узнаюкартину созвездия, гибель мою,чье имя — как благословенье.

Ты знаешь, мы смерти хотим, господин,мы все. И верней, чем другие,я слышу: невидим и непобедимсей внутренний ветер. Мы все отдадимза эту равнину, куда ни одинеще не дошел — и, дожив до седин,мы просим о ней, как грудные.

Ты видел, как это бывает, когдаребенок, еще бессловесный,поднимется ночью — и смотрит туда,куда не глядят, не уйдя без следа,шатаясь и плача. Какая звездаего вызывает? какая дудакаких заклинателей? —Вечное датакого пространства, что, царь мой, тогдауже ничего — ни стыда, ни суда,ни милости даже: оттуда сюдамы вынесли все, и вошли. И воданесет, и внушает, и знает, куда…Ни тайны, ни птицы небесной.

СТРАННОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ

Так мы и ехали: то ли в слезах, то ли больно от белого света.Я поглядела кругом, чтоб увидеть, как видимо это.— Так, как душа твоя ноет и зрение хочет разбить —зеркало злое, кривое, учившее вас не-любить.Так и узнала я, с кем мне положено быть.Друг мой последний и первый, невиданный, лишь напряженьемежду желаньем и ужасом, только движеньек гибели, гибнуть когда не желают, и гибнут, ища продолженьяв этом лице — терпеливо оно, как растенье.Сердце сердец, погубивших себя и влюбленных в спасенье.Мы проезжали поля, и поля отражали друг друга,листья из листьев летели, и круг выпрямлялся из круга.Или свиданье стоит, обгоняющий сад,где ты не видишь меня, но увидишь, как листья глядят,слезы горят,и само вещество поклянется,что оно зрением было и в зренье вернется.Поезд несется,и стонет душа от обличий,рвань раздвигая живую, как варварский, птичий,страстный язык, чтобы вынуть разумное слово…Ты ведь уже не свиданье, не разрывание круга цветного.Буду я ехать и думать в своей пустоте предсердечной,ехать, и ехать, и плакать о смерти моей бесконечной…

СТАТУЭТКА СЛОНА

З. Плавинской

На востоке души, где-то возле блаженных Аравий,в турмалиновых гнездах, откуда птенцов воровали,

и летающих рыб, и драконов на заячьих лапах,и больших изречений всегда наркотический запах,

мы, должно быть, бываем тем деревом прочным и чистым,темной люлькой для образов, снящихся змеям пятнистым.

— О, ты будешь слоном! — говорит ему мастер голодный…Ибо тяжесть земная выходит из клетки народной.

Золотые бока и надбровные царские шишки…Ибо тяжесть земная с дозорной спускается вышки.

Каждый образ хорош. Только слон поправляет ограды…Это тяжесть земная, вздыхая, уходит из сада…

Как же хочется быть драгоценным и тихим созданьем,чтоб его захватили, простясь со своим мирозданьем!

Каждый образ хорош, каждый облик похож на ресницы,увлажненные сном. Каждый знает, кому поклониться…

И не все ли равно — рассыпаться, как облако пыли,или резать слонов и следить, чтоб они говорили.

 

БЕЗЫМЯННЫМ ОСТАВШИЙСЯ МУЧЕНИК

— Отречься? это было бы смешно.Но здесь они — и больше никого.До наших даже слуха не дойдет,исключено.Темница так темница —до окончанья мира.Чтобы иммое терпенье сделалось уроком?что им урок — хотелось бы взглянуть!Их ангелы, похоже, не разбудят,не то что вот таких, иноязычных,малютка — смерть среди орды смертейв военной области. Никто, увы,исключено. Никто глазами сердцамой путь не повторит. Там что решат?от кораблекрушенья, эпидемий…Вот напугали, тоже мне: никто.Чего с них требовать. Они ни разуне видели, как это небо близко,но главное — как на больных детейпохоже… Верность? нужно быть злодеем,чтоб быть неверным. Уж скорей птенцая растопчу или пинком в лицостаруху мать ударю — но тебя,все руки протянувшее ко мне,больные руки! Кто такое может.Я не обижу, Господи. Никто.Поступок — это шаг по вертикали.Другого смысла и других последствийв нем нет.И разве вам они нужны?

ВАРЛААМ И ИОАСАФ

Старец из пустыни Сенаарской…Русский духовный стих

1Старец из пустыни Сенаарскойв дом приходит царский:он и врач,он и перекупщик самоцветов.Ум его устроив и разведав,его шлют недоуменный плачпревратить во вздох благоуханныйо прекрасной,о престраннойродине, сверкнувшей из прорехжизни ненадежной, бесталанной,как в лачуге подземельной смех.

Там, в его пустыне, семенамичудными полны лукошки звезд.И спокойно во весь ростСеятель идет над бороздамивдохновенных покаянных слез:только в пламя засевают пламя,и листают книгу не рукамии не жгут лампады над строками,но твою, о ночь, возлюбленную нами,выжимают световую гроздь.

Но любого озареньяи любого счастья взглядон без сожаления оставит:так садовник садит, строит, правит —но хозяин входит в сад.Скажет каждый, кто работал свету:ангельскую он прервет беседуи пойдет куда велят.

Потому что вверх, как вымпел,поднимает сердце благодать,потому что есть любовь и гибель,и они — сестра и мать.

2Мне не странно, старец мой чудесный, —говорит царевич, — хоть сейчас,врач, ты подними меня с постели тесной,друг, ты уведи от сласти неуместной.Разве же я мяч в игре бесчестной,в состязанье трусов и пролаз?

Строят струны, звезды беспокоят.Струны их и звезды ничего не стоят,все они отвернуты от нас.И я руку поднимаюи дотрагиваюсь — и при мнервется человек, как ткань дурная,как бывает в страшном сне.Но от замысла их озлобленьяне прошу я: сохрани! —бич стыда и жало умиленьямне страшнее, чем они.Мне страшнее, старец мой чудесный,нашего свиданья час,худоба твоя, твой Царь Небесный,Царь твой тихий, твой алмаз.Ветер веет, где захочет.Кто захочет, входит в дом.То, что знают все, темнее ночи.Ты один вошел с огнем. Как глаза,изъеденные дымом,так вся жизнь не видит и болит.Что же мне в огне твоем любимомстолько горя говорит?Если бы ты знал, какой рукоюнас уводит глубина! —о, какое горе, о, какоегоре, полное до дна.3И как сердце древнего рассказа,бьется в разных языках —не оставивший ни разуникого пропавшего, проказуобдувающий, как прах,из прибоя поколеньясобирающий Себе народ —Боже правды, Боже вразумленья,Бог того, кто без Тебя умрет.

ЗЕМЛЯ

Сергею Аверинцеву

Когда на востоке вот-вот загорится глубина ночная,земля начинает светиться, возвращаяизбыток даренного, нежного, уже ненужного света.То, что всему отвечает, тому нет ответа.

И кто тебе ответит в этой юдоли,простое величье души? величие поля,

которое ни перед набегом, ни перед плугомне подумает защищать себя: друг за другом

Все они, кто обирает, топчет, кто вонзаетлемех в грудь как сновиденье за сновидением исчезаютгде-нибудь вдали, в океане, где все, как птицы, схожи.И земля не глядя видит и говорит: Прости ему, Боже! —каждому вслед.

Так, я помню, свечку прилаживает к пальцамприслужница в Пещерах каждому, кто спускается к старцам,как ребенку малому, который уходит в страшное место,где слава Божья, — и горе тому, чья жизнь — не невеста,где слышно, как небо дышит и почему оно дышит.— Спаси тебя Бог, — говорит она вслед тому, кто ее не слышит……Может быть, умереть — это встать наконец на колени?И я, которая буду землей, на землю гляжу в изумленье.Чистота чище первой чистоты! из области ожесточеньяя спрашиваю о причине заступничества и прощенья,я спрашиваю: неужели ты, безумная, радатысячелетьями глотать обиды и раздавать награды?Почему они тебе милы, или чем угодили?— Потому что я есть, — она отвечает. —Потому что все мы были.

×

№41 1997 год

Скачать номер: EPUB MOBI PDF

Проповедь

Архимандрит Сергий (Савельев): Слово о страдании и сострадании 30 мин.

Свидетельства

Мой путь к Богу и в Церковь 11 мин.

Миссионерство и катехизация

Открытая встреча. Рождество 1997 г. (продолжение) 23 мин.

Богослужение и таинства

Литургическая реформа: Дебаты. В. Жардин Грисбрук. Литургическое богословие и литургическая реформа: некоторые вопросы 15 мин.

Протопресвитер Александр Шмеман: Литургическое богословие, богословие литургии и литургическая реформа 23 мин.

Церковная жизнь

О «Херсонском деле» 17 мин.

Христианское образование и воспитание

Сергей Глаголев: Задачи русской богословской школы 38 мин.

Церковь и семья

Сергей Аверинцев: Брак и семья: несвоевременный опыт христианского взгляда на вещи 41 мин.

Священник Георгий Кочетков: Беседа с молодежью о Христианском браке 45 мин.

Поэзия

Семен Зайденберг: О поэзии Ольги Седаковой 13 мин.

Ольга Седакова: Стихи 10 мин.